Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 2 - Михал Огинский

Примерно в ту же пору в Петербург прибыл князь Казимир Любомирский – богатый помещик с Волыни, который, предвидя разрыв между Францией и Россией, а также связанные с этим благоприятные последствия для Польши, хотел воспользоваться обстоятельствами, чтобы принести пользу своим соотчинникам. Этот образованный, остроумный и энергичный молодой человек был счастлив найти во мне разделяющего его мнения соплеменника, которому он мог довериться. Я посвятил его в свои планы, подробно рассказал о первых аудиенциях с императором и зачитал подготовленную для императора записку, от которой князь пришел в восторг.

Несколько дней спустя после своего приезда князь Любомирский был представлен ко двору. Император вручил ему ключ камергера, поинтересовался настроениями жителей Волыни, был очарован взглядами князя и оказал доверие, возложив на него тайное поручение в Лондоне, куда тот намеревался отправиться в путешествие проездом через Стокгольм.

В то время как император раскусил поведение Наполеона и не скрывал своего к нему отношения в ходе наших бесед, мне казалось, что у его окружения не возникало и мысли, что эти два государя могут внезапно рассориться. Во всех петербургских салонах не скупились на похвалу французскому императору, вели разговоры о великолепии его двора, соблазнительной и привлекательной жизни в Париже, преимуществах мира, который пришел на смену многочисленным кровавым войнам, и, как многие предполагали, навсегда.

Казалось, что само отношение императора к французскому послу Коленкуру лишь подтверждало это общее настроение. Послу оказывали самые высокие почести. Единственного из всех иностранных посланников его часто приглашали на ужин к императору. Он занимал место в кругу императорской семьи во время театральных представлений в Эрмитаже, а почтительное с ним обращение императора служило примером для первых лиц империи, которые с усердием обхаживали посла.

14 мая император передал через обер-гофмаршала графа Толстого, что хотел бы ознакомиться с порученной мне работой, и велел явиться к нему для доклада на следующий день к ужину. Так 15 мая, после того как мы встали из-за стола, император пригласил меня в свой кабинет, чтобы выслушать чтение записки, содержание которой я привожу ниже.

Глава III

«Были ли у императора Наполеона намерения возродить свободную и независимую Польшу и превратить ее в заслон против России?… Всякий, кто без пристрастия и предвзятости наблюдал за характером этого правителя через его политические и военные деяния, может с легкостью ответить на этот вопрос.

Чтобы возродить государственную независимость, Наполеон должен был бы обладать либеральными взглядами и такими качествами, как воздержанность, бескорыстие и великодушие, никак не совместимыми с жадностью завоевателя, потребностью ослабить, разделить и уничтожить государства Европы, пренебрежением к благополучию и внутреннему спокойствию народов.

Для создания постоянного заслона против России нужно было бы, чтобы его беспокойный характер, равно как живое воображение, постоянно рисующее картины новых завоеваний, в конце концов успокоились, и тот, кто не привык ограничивать свои амбиции, прекратил захватнические войны.

Можно ли было предположить, что этот баловень судьбы, считавший себя посланцем Бога, призванным решать мировые проблемы, этот предприимчивый деятель, который разрушил столько монархий и подорвал основы все еще существующих, кто возвышал отдельных людей лишь для того, чтобы укрепить собственное величие, кто не оставил ничего нетронутым и менял свои решения и планы с такой же легкостью, как и создавал их, кто никогда не занимался благополучием людей, разве что тех, кто мог предложить свою поддержку в осуществлении его замыслов, можно ли было предположить – снова спрашивал я себя, что этот невообразимый человек, равнодушный к бедствиям потрясенной им Европы, вдруг сможет проникнуться сочувствием к печальному положению поляков и пожелает возродить их отечество путем создания свободного и независимого государства.

Наполеон не поддался на проявленный по отношению к нему общий восторг среди жителей герцогства Варшавского. Он знал, что, за исключением военных и должностных лиц, его здесь не любят, в особенности, составлявшие основную массу населения и терпевшие всяческие притеснения мелкие землевладельцы и крестьяне. Он также знал, что дворяне на его стороне лишь потому, что надеются на возрождение своей страны, и, если не питать их надеждами, он потеряет у них любовь и доверие. Также, надо полагать, зная эту истину, Наполеон постоянно обнадеживал поляков, что восстановит Польшу и тешит их этой мыслью вплоть до сегодняшнего дня, тщательно оберегая их от любых других влияний на этот счет.

Во все времена французское правительство всячески стремилось влиять на дела Польши и иметь здесь своих сторонников. Не уходя вглубь истории, достаточно вспомнить роль, которую оно сыграло в выборах Станислава Лещинского, в официальной поддержке и финансировании барских конфедератов, в тайных интригах против России. Последняя держава имела явное преимущество в политических делах Европы, поэтому в интересах Франции было организовать здесь смуту и направить усилия России на устранение беспорядков внутри Польши. Было бы неправильно, однако, полагать, что революционное правительство Франции подтолкнуло Костюшко и его сторонников к восстанию 1794 года. И хотя польские патриоты отстаивали правдивость такого суждения, чтобы увеличить число своих сторонников и внушить им больше доверия и уверенности в успехе, однако на основании всего того, что мне было известно в то время, а затем стало известно в Константинополе и Париже, я могу поручиться, что иностранное влияние не имело никакого отношения к восстанию 1794 года, вызванному лишь патриотическим подъемом и отчаянием масс. Я не говорю здесь о влиянии французских якобинцев на польских, потому что это не имеет ничего общего с восстанием, единственной целью которого было избавление от иностранного засилья и обеспечение независимости Польши, но я хотел бы лишь засвидетельствовать то, что мне было точно известно: французское правительство не могло и не хотело помогать и поддерживать действия Костюшко.

Однако с тех пор многое изменилось. После окончания восстания польских эмигрантов как братьев и друзей приютили как в самой Франции, так и в странах-союзниках. Все посланники Франции, где бы они ни находились, открыто покровительствовали им, позволяли носить национальную кокарду и относились к полякам как к своим гражданам. Товарищество польских патриотов, обосновавшееся в Венеции и поддерживавшее переписку поначалу с Комитетом общественного спасения, а затем с Директорией, было официально аккредитовано при Директории. Это по распоряжению французского правительства в Константинополь был направлен польский агент, и французский посол получил приказ согласовывать с ним все действия относительно Польши. Это с его участием в Италии были сформированы польские легионы, а когда на политической сцене появился Бонапарт, стоял даже вопрос о восстановлении законодательного сейма Польши в Милане.

Бонапарт не любил поляков, потому что уже в ту пору не выносил тех, в ком жил национальный характер и патриотический дух, но вместе с тем, он отдавал должное мужеству поляков. Он покровительствовал польским легионам и формировал новые из поляков, взятых в плен в сражениях с австрийцами. Во Франции только и говорили, что о восстановлении Польши, и поляки были вне себя от радости… Этого было достаточно, чтобы Бонапарт дал им почувствовать, что они не должны надеяться на большее, чем то, что он пожелает дать им.

Одним своим роковым решением он отправил часть легионов на остров Санто-Доминго, другим – остальных в Италию, чтобы сформировать почетный караул короля Этрурии. Именно тогда более трехсот польских офицеров подали в отставку. Ничто не могло остановить их: ни угрозы, ни преследования, ни награды. Они заявили, что служили ради надежды вернуться на родину, но будучи обманутыми в своих ожиданиях, сознают, что ничто более не может удерживать их на французской службе.

Такое выступление удивило Бонапарта, однако свое решение он не отменил… Не потребовалось много времени, чтобы он понял, что исполнение всех его планов без поляков невозможно: без них он не мог бы напасть ни на Aвстрию, ни на Пруссию, ни на Россию. И тогда он снова стал питать их надеждами, используя для этого эмиссаров. Он распорядился отделить всех польских военнопленных, оказавшихся в его руках по воле военного времени, чтобы доукомплектовать итальянские и сформировать рейнские легионы. Он проводил тайную работу в разделенных тремя державами провинциях Польши, а его непрерывные победы увеличивали с каждым днем число новообращенных сторонников.