Окончательный диагноз - Чингиз Абдуллаев

– Обсудите этот вопрос со своими адвокатами, – посоветовал Дронго. – Когда в последний раз вы разговаривали с отцом?

– Что? – переспросил Олег.

Он, очевидно, был еще занят мыслями о наследстве.

– Когда в последний раз вы разговаривали с отцом? – терпеливо переспросил Дронго.

– Вчера… Нет, позавчера.

Олег смутился, поправил очки. Было заметно, что он нервничает.

– Вы не могли бы вспомнить точнее? – настойчиво попросил Дронго, не сводя тяжелого взгляда с собеседника.

Олег покачал головой.

– Вчера, – тяжело вздохнул он, – вчера вечером. Только сотрудникам прокуратуры я сказал, что разговаривал позавчера. Испугался и почему-то соврал.

Дронго рассчитал правильно. Глушкову-младшему было трудно одновременно вести машину, размышлять о возможном наследстве и отвечать на вопросы, пытаясь при этом соврать.

– Почему вы их обманули? – строго спросил Дронго.

– Не хотел им ничего рассказывать, – признался Олег. – Мы вчера поспорили с отцом. Даже не поспорили… Ему не нравились мои планы. Ну, в общем, он их не одобрял. А мне нужны были деньги. И я попросил его меня поддержать. Но он отказал. Вот, собственно, и все.

– Какие планы? – спросил Дронго.

– Мы закупаем продукты, – пояснил Олег. – Вкладываем деньги и вместе с друзьями закупаем продукты в Германии и Польше. А потом ввозим их в страну.

– И почему он был против? Насколько я знаю, академик Глушков был ярым рыночником.

– Не знаю. Но ему не нравился наш бизнес. И он мне об этом часто говорил.

– В котором часу вы с ним разговаривали?

– Примерно в восемь – в половине девятого. Он сказал, что не хочет меня слушать, и положил трубку. Больше мы с ним не общались. Сейчас даже вспоминать не хочется, так обидно. Как вы думаете, а личные вещи нашей матери тоже достанутся этой женщине?

– Вас это волнует больше всего, – заметил Дронго.

– Мне обидно, что все достанется ей. Вы ведь понимаете, что она его совсем не любила. После смерти матери он чувствовал себя одиноким, и она воспользовалась обстоятельствами. Ему было чуть больше пятидесяти…

– Тогда вам нужно винить только себя, – строго сказал Дронго. – Не нужно было оставлять его одного. Ваша сестра и вы могли быть более внимательными к своему отцу.

– Вы ничего не знаете, – вздохнул Олег. – Это был очень сложный человек.

– У него были враги?

– Думаю, были. Некоторые его очень резко критиковали. И когда он первый раз был в правительстве, и потом, когда согласился на второй срок. Шутил, что стал «рецидивистом» в правительстве, согласившись на «второй срок». Но тогда он ушел из правительства довольно быстро. Как раз перед дефолтом. Он сам подал прошение об отставке. Тогда все газеты об этом писали и очень его критиковали. А через несколько месяцев выяснилось, что он был прав.

– Из-за этого его вряд ли могли убить. А не было ли это самоубийством? Как вы думаете, он мог покончить с собой?

– Нет, – ответил Олег, – ни в коем случае. Когда вчера вечером мы с ним разговаривали, я бы обязательно что-то почувствовал. Нет-нет. Это было убийство… А вы так не считаете?

– Пока не знаю, – признался Дронго. – Он был выше вас ростом?

– Да. Он был крупным мужчиной.

– В таком случае убийца очень рисковал, подойдя так близко к вашему отцу. Или, может быть, убийцей был кто-то из ваших знакомых?

– Среди наших знакомых нет таких людей, – сказал Олег, краснея и нервно поправляя очки.

– У него был пистолет?

– Вы тоже допускаете, что он мог застрелиться? – Олег нахмурился. – Все ищут пистолет, как будто оружие стреляет само по себе. Искать нужно убийцу, который выстрелил из пистолета. Но у моего отца никогда не было такого оружия. У нас есть два ружья, они находятся дома, и, насколько я знаю, он уже года три ими не пользовался. Хотя раньше часто ездил на охоту. Но пистолета у него никогда не было. Это абсолютно точно.

– У вас были сложные отношения с мачехой? Извините, что я вас спрашиваю, но мне нужно понять обстановку внутри вашей семьи.

– Непростые, – признался Олег. – Мы ее не очень принимали. И поэтому и я, и сестра редко приезжали в Жуковку. Правда, и Вероника Андреевна не очень любила здесь появляться. Ее почему-то оскорбляла обстановка государственной дачи. Она считала, что отец должен иметь собственную дачу. Но свою дачу он отдал мне, когда решил переехать в Жуковку. Еще во время своего первого назначения. А дачу за ним сохранили – он ведь был академиком. И потом, ему здесь было гораздо удобнее. По понедельникам сюда приезжала домработница, которая готовила еду и убирала дачу.

– Точно по понедельникам? – встрепенулся Дронго.

– Насколько я знаю, нет. Они договаривались, когда ей нужно было приехать. Меня уже спрашивали об этом сотрудники прокуратуры. Вчера ее здесь не было. Обычно она приезжала на машине моего отца. На его служебной машине. Утром приезжала и оставалась на весь день. Готовила еду, мыла, убирала, чистила, а вечером возвращалась в город. По другим дням она работала у нас дома. Вернее, в доме моего отца.

– У него большая квартира в городе?

– Да, конечно. Мы жили на Кутузовском. Пять комнат, общая площадь больше ста восьмидесяти метров. Мы выросли в этом доме. Он ведь стал академиком в сорок три года, а квартиру мы получили, когда он был членом-корреспондентом. Тогда сам Келдыш за него хлопотал, поэтому нам и дали такую роскошную квартиру. Кажется, мы переехали туда лет двадцать назад.

– Они жили там вдвоем?

– С Вероникой Андреевной, – подтвердил Олег, – но она не сразу к нему переехала. Вернее, не так. Он не сразу ее к себе пустил. Несколько лет они встречались в других местах, приезжали сюда. Тогда она ничего не имела против его дачи в Жуковке, – ядовито заметил Глушков-младший. – Это сейчас ей захотелось чего-нибудь другого. А тогда она лишь мечтала увидеть нашу квартиру.

– У нее есть свои дети?

– Есть, конечно. Дочь от второго брака. Ей сейчас двадцать два года, она живет в Америке. По-моему, в Детройте. Успела выйти замуж и уехать в Америку. В общем, такая же деловая, как и ее мамаша. Извините, я иногда бываю слишком категоричен, но вы понимаете, в каком я состоянии.

Дронго промолчал. Он не стал соглашаться с Глушковым-младшим. Но и не стал возражать. Машина въехала в город.

– Куда вас отвезти? – спросил Олег.

Дронго назвал адрес. Олег кивнул и увеличил скорость.

– Наверное, жена уже волнуется, – невесело заметил он.

– У вас нет с собой мобильного телефона? – повернулся к нему Дронго.

– Батарейки сели, не успел зарядить, – пояснил Олег, – поэтому жена позвонила на городской. Обычно она звонит на мобильник, чтобы не разговаривать с Вероникой Андреевной. У них взаимная антипатия.

– Вчера вечером вы позвонили отцу или он вам?

– Неужели это так важно? Кажется, я звонил. Или он? Я точно не помню…

– И все-таки, кто именно позвонил?

– Я позвонил, – признался Олег.

– Вы видели его коллекцию монет?

– Конечно, видел. О его коллекции был даже специальный репортаж по телевидению. Говорили, что некоторые монеты уникальны и не имеют аналогов в мире. Он собирал эту коллекцию всю жизнь.

– Значит, о его коллекции знало много людей.

– Все знали. Он и не скрывал, очень гордился, часто показывал гостям, друзьям.

– Он был членом какого-нибудь клуба нумизматов?

– По-моему, да. Иногда он встречался с коллекционерами. Кстати, один из них жил рядом с нами. Наш сосед Романовский Всеволод Витальевич. Он такой же страстный коллекционер.

– Романовский? – переспросил немного растерянно Дронго. – Заместитель министра иностранных дел?

– Да, – кивнул Олег. – Он часто навещал отца, и они вместе обсуждали новые приобретения.

– Рядом с дачей вашего отца есть еще три дачи, – задумчиво произнес Дронго. – Вы знаете соседей, которые там жили?

– Там живут только очень известные люди, – удивился Олег. – Один из них вице-президент Академии наук. Сам Абрам Моисеевич Перельман. Мы знаем друг друга много лет. Его младшая дочь училась вместе с Аллой в одном классе. Ему лет семьдесят или около того. А руководителя таможенной службы часто показывают по телевизору. Лопатин Михаил Николаевич. Он теперь прямо-таки телезвезда. Ни одна презентация не обходится без него. Вы, наверное, его видели.

– Может быть, – кивнул Дронго. – У Романовского большая семья?

– Нет. Старший сын – дипломат, работает в Австрии. Второй сын, кажется, живет в Ленинграде. Сам Всеволод Витальевич живет на даче со своей супругой. Они часто встречались с отцом. Но сейчас его жена болеет, и он остается один.

– Перельман?

– Да. У него трое детей: двое сыновей и дочь. Старший сын – известный физик, доктор наук, профессор. Второй – музыкант, преподает в консерватории. Тоже профессор. А дочь – филолог, кажется, специалист по германской литературе. Мать у них украинка. Отец всегда ставил нам в пример семью Абрама Моисеевича. Они живут большой дружной семьей. У каждого из сыновей по двое детей. И еще мальчик у Алины. Она – поздний ребенок, родилась, когда старшим было пятнадцать и тринадцать лет.