Слишком живые звёзды 2 - Даниил Юлианов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Среди трупов, среди смерти…
– Именно. – Женя прошёл к палатке, вытащил из кармана джинсов маленький голубенький блокнотик и положил его на траву, после чего скрылся в жёлтом треугольнике.
Через полминуты он вылез наружу, держа в одной руке чёрную колонку, а в другой – подключенный к ней плеер. И с улыбкой на лице. Не язвительной, не ехидной, а настоящей… Такая улыбка появляется только у тех, кто действительно рад видеть пришедшего гостя. На эту улыбку хотелось ответить тем же, но Катя придержала уголки своих губ, не позволив им подняться. Она проследила за тем, как Женя подошёл к скрытому во тьме дереву и поставил у его изножья плеер с колонкой. Нажал на кнопку, и в воздухе начала расплываться лёгкая вибрация, проникающая под самую кожу.
Женя приблизился к Кате, положил руки ей на талию и притянул к себе – ненавязчиво, с большой аккуратностью. Когда тишину разбавил женский голос, Катя обхватила его шею руками, и вместе они поплыли в танце, названия которому ещё не придумали.
Пока из динамиков лилась песня «Tomorrow We Fight» исполнителей Tomme Profitt и Svrcina, два силуэта танцевали под ясной луной, очерчивающей их фигуры. За ними наблюдали звёзды, за ними наблюдали деревья, за ними наблюдал весь мир. Алая звезда не спускала взгляд с танцующей пары, и каждый из них чувствовал этот взгляд, но тем не менее они отбросили его в сторону и погрузились в глаза друг друга. Мелодия протекала между ними, женский голос заставлял их сближаться, пока бёдра каждого качались из стороны в сторону.
Луна скользила по мышцам Жени и отражалась от его зрачков. Зрачков влюблённого. Он опустил ладони чуть ниже, провёл ими по талии и почувствовал округлости крутых бёдер, обтянутых джинсами. Спина Кати полностью выпрямилась, гонимая сотнями мурашек. Дыхание стало не просто горячим – обжигающим. И когда заиграл припев, а шёпот листьев перекрыли слова «Завтра мы будем сражаться», Женя с Катей стали ещё ближе и продолжили танцевать.
Рэндж тихонько сидел в сторонке и наблюдал за танцем двух людей под красной звездой.
Музыка дребезжала в груди, разливалась по венам и светилась в глазах серым и золотисто-карим сияниями. Катя позволила рукам сползти вниз, пройтись по плечам и остановиться на голой груди, медленно поднимающейся и опускающейся.
– Красивая песня. – Она прошептала ему это на ухо, одновременно и проклиная, и восхваляя гуляющее в голове вино.
– Очень красивая. И самое главное – про нас.
Он приблизился к ней ещё на пару сантиметров.
– Сегодня поспи, но завтра мы будем сражаться.
Катя хотела что-то ответить, но губы её онемели, так что она просто продолжила танцевать, напрочь забыв обо всём мире. Их бёдра двигались в такт друг другу, пока на соседних улицах лежали десятки, сотни трупов. Катя и Женя танцевали, пока вокруг царствовала смерть. Это был их танец. Танец, олицетворяющий жизнь.
– Надежда – это огонь, согревающий нас.
Его голос пробудил в ней то, что давно уже потухло. Глубоко внутри Катя почувствовала мелкую дрожь, которая только-только начинала разрастаться в нечто большее. Онемевшими губами он повторила слова, сказанные Женей:
– Надежда – это огонь, согревающий нас.
– Нас… – Он приблизился вплотную, и именно в этот момент каждый из них поверил в волшебство. Оно витало в воздухе, ощущалось на языке и проходило под кожей приятной волной. Это была магия. Самая настоящая магия, повисшая между двумя танцующими силуэтами.
Когда в песне наступило затишье, а всё на свете заполнило еле слышное женское напевание, Женя почуял, что кто-то нежно подталкивает его вперёд, к серым глазам. Наплевать стало на звёзды, убийства, пустые глазницы и апокалипсис. Его тянуло ко льду. К серому льду, что таял с каждой секундой.
Их губы сомкнулись, когда мир сотрясли барабаны и женский хор. Несколько секунд они не отсоединялись, но потом всё же отпустили друг друга. Но очень и очень медленно, будто не хотели этого делать. Карие глаза отразились от серых и утонули в них, после чего губы Жени вновь прильнули к губам Кати. И она не сопротивлялась. Она прижала его к себе, обвив спину руками и чувствуя, как подкашиваются ноги.
Поцелуй не был страстным. Скорее робким, застенчивым, но всё равно безумно приятным. Две пары ног направились к палатке, остановились прямо напротив, и в этот момент, когда грудь пылала огнём, Женя взял низ Катиной майки и медленно потянул его вверх, ощущая на своей коже чужой жар.
Катя тут же схватила его за руки и с силой сжала их. Отцепила от себя, но с ещё большим трудом отцепилась от губ, уже успевших стать мокрыми. Всё, абсолютно всё внутри горело, но ей удалось внедрить в свой голос достаточно холода, чтобы заставить Женю отпрянуть.
– Это неправильно. Нам нужно протрезветь. Особенно тебе. Мы пьяны, так что не надо. Это неправильно, мы должны прекратить.
Она смотрела на Женю, не понимая, что вообще происходит. Сознание было на поводке, но вот руки…руки вновь потянулись к голому торсу, противореча словам. Катя успела отдёрнуть их до того момента, как ладони бы коснулись нижнего пресса. Она сделала шаг назад и вновь заговорила, но на этот раз голос слегка дрогнул, проломив лёд.
– Мы пьяны и можем наделать много глупостей. Иди лучше поспи. Завтра у нас будет ясная голова.
Женя тяжело дышал, не сводя с неё глаз. Даже в лунном свете было видно, что щёки его залились краской. Губы плотно сжались, скулы прорезались сквозь кожу. Казалось, он сейчас кинется на Катю и изобьёт её до полусмерти – об этом ясно говорила поза разозлённого бойца, готового выйти на ринг. Но Женя лишь отвернулся, забрал плеер с колонкой и, выключив музыку, молча пошёл в сторону палатки. Когда он скрылся в ней, Рэндж вскочил и направился туда же, ни разу не оглянувшись назад.
Катя осталась одна, наедине со своим пылающим телом, остудить которое не мог даже ветер. Её саму стала переполнять злость. Она бурлящей магмой поднималась к рёбрам и обжигала их, сводя сознание с ума. Сознание, решившее прекратить поцелуй. Руки пылали, грудь пылала, всё тело было готово открыть себя! Но нет. Мозг дал команду, и тело благополучно её выполнило, хоть всё внутри и кипело от злости.
Катя некоторое время бродила по парку, глядя лишь себе под ноги, не желая возвращаться в палатку, где был Женя. Наверняка он не спит, и что тогда она скажет ему? Спокойной ночи? После того, что было? Или просто повернётся к нему боком и молча попытается уснуть, зная, что завтра им всё равно придётся говорить? Конечно, она могла бы сейчас уйти, ведь никто её не держит, но…
Катя