Ужас на поле для гольфа. Приключения Жюля де Грандена (сборник) - Сибери Куинн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом, когда я купил эти туфли и рубашку у слуги мадам Комсток, я заметил как краску, так и царапины на лакированной коже. Позже я сравнивал краску на туфлях и на стене дома. Они одинаковые. Потом я заметил, что рубашка окрашена кровью и вся разорвана, словно человек, который ее носил, внезапно расширился, и одежда лопнула на нем. Я нахожу шерсть в пятнах крови на рубашке. Итак, теперь, понимаете?
– Пусть меня повесят, если понимаю, – заверил я.
Он снова наклонился вперед, говоря с большой степенью искренности:
– Слуга Комстоков поведал мне больше, когда я расспрашивал его. Например, он сказал, что вчера вечером молодой Мэнли нервничал, – что вы назвали бы болезнью. Он жаловался на боль в голове, боль в спине, он чувствовал, как он сказал, слабость. Да. Он рано лег спать, и его невеста отправилась в загородный клуб без него. Старая мадам тоже рано легла спать. Ха, но позже ночью – почти в полночь – молодой человек отправился на прогулку, потому что, как сказал он, не мог уснуть. Это то, что он сказал слуге этим утром, но… – он сделал паузу, и продолжал, тщательно отделяя слова, – слуга всю ночь маялся зубной болью, и слышал, как молодой человек пришел через некоторое время после полуночи. Но не слышал, как тот уходил! А он, конечно, заметил бы, если б тот вышел через дверь. А теперь подумайте вот о чем: полицейский на мотоцикле сказал мне, что заметил, как молодой Мэнли вышел из дома этого мсье Калмара, шатаясь, словно пьяный. Он задался вопросом, как полицейский: неужели мсье Калмар так много воображает из себя, что продает нелицензионный напиток после закрытия салонов? Ну как, cher collègue? Что скажете?
– Черт возьми! – взорвался я. – Вы собрали самую глупую историю глупостей, которую я когда-либо слышал, де Гранден. Один из нас сумасшедший, – и я не думаю, что это я!
– Никто из нас не сумасшедший, mon vieux, – серьезно отвечал он. – Но люди сошли бы с ума, зная, что знаю я, и даже более – подозревая, что я начинаю подозревать. Вы будете так любезны, прокатите меня мимо дома мсье Калмара?
Через несколько минут мы увидели одинокое жилище, занятое эксцентричным стариком, чья резиденция была тайной уже двенадцать месяцев.
– Он работает допоздна, – прокомментировал де Гранден, когда мы проезжали мимо. – Смотрите, свет горит в лаборатории.
Действительно, из окна в задней части дома луч яркого света разрезал вечерний сумрак, и, когда мы остановили машину и всмотрелись, увидели согнутую фигуру Калмара, в лабораторном фартуке, ходящую туда-сюда перед окном. Маленький француз долго смотрел на фигуру в белом, как будто запечатлевая его образ в памяти, а затем коснулся меня локтем.
– Вернемся, – мягко распорядился он. – А по дороге я расскажу вам историю.
– До войны, которая разрушила мир, из Вены в Париж приехал доктор Бенекендорф. Как человек он был невыносим, но как savant не имел равных. Своими глазами я видел, что он творил, – и это во времена, менее терпимые к науке, привело бы его на кол как волшебника. Но наука – это инструмент Бога, друг мой. Это не значит, что человек должен играть роль Бога. Этот человек зашел слишком далеко. Мы должны были сдержать его.
– Да? – ответил я, не особенно заинтересовавшись его повествованием. – И что же он сделал?
– Ха, чего только он не сделал, pardieu! Дети бедняков пропадали без вести по ночам. Их не было нигде. Поиск жандармов сузился до лаборатории этого Бенекендорфа. И там они обнаружили не бедных пропавших младенцев, а полузабитых существ-обезьян, не совсем людей и не совсем обезьян. Все они были ужасны, с лицами, напоминающими человеческие, но заросшими шерстью. К счастью, все эти бедняги были мертвы. Бенекендорф был сумасшедшим, как июньский жук на дворе, – но ах, друг мой, какой интеллект, какой прекрасный мозг пострадал! Мы скрыли это для безопасности общественности, а для безопасности человечества мы сожгли его тетради и уничтожили сыворотки, которые он вводил в человеческих младенцев, чтобы превратить их в псевдообезьян.
– Невозможно! – усмехнулся я.
– Невероятно, – согласился он. – Но, к несчастью, не для него. Его тайна ушла вместе с ним в сумасшествие. Но и превратностей войны он избежал.
– Боже мой, – воскликнул я. – Вы имеете в виду, что этот создатель чудовищ свободен?
Он пожал плечами с галльским фатализмом.
– Может быть. Все следы его исчезли, но есть сообщения, что его позже видели в Бельгийском Конго.
– Но…
– Нет, мой друг, если будете так добры. Ничего не получилось. Мы зашли в impasse[7], но теперь мы можем найти наш путь к нему. Прошу об одной услуге, если вы будете достаточно любезны, чтобы предоставить ее: когда вы поедете к молодому Мэнли, позвольте мне сопровождать вас. У меня будет несколько минут поговорить с мадам Комсток.
Корнелия Комсток была дамой внушительного телосложения и еще более внушительных манер. Она пугала членов клуба, общественных репортеров, даже адвокатов своей «деятельностью», но для де Грандена она была просто женщиной, которая могла дать ему информацию. Сразу натянув свой лук, как никто, кроме французов не может, он начал:
– Мадам, вы когда-нибудь знали некоего доктора Бенекендорфа?
Миссис Комсток посмотрела на него так, что смертоносный взгляд василиска показался бы томным.
– Любезнейший… – начала она, будто он был заломившим втридорога цену таксистом, но француз встретил ее холодный взгляд столь же холодным.
– Вы будете весьма любезны, если ответите мне, – сказал он ей. – В первую очередь я представляю Республику Францию, но также я представляю человечество. Еще раз, пожалуйста: вы когда-нибудь знали доктора Бенекендорфа?
Ее холодные глаза опустились под его невозмутимым взглядом, и ее тонкие губы слегка дернулись.
– Да, – ответила она скорее не голосом, а шепотом.
– Ах, так. Мы добиваемся прогресса. Когда вы узнали его – при каких обстоятельствах? Поверьте, вы можете говорить доверительно со мной и доктором Троубриджем, но, пожалуйста, говорите откровенно. Это очень важно.
– Я знала Отто Бенекендорфа много лет назад. Он только что приехал в эту страну из Европы и преподавал биологию в университете, рядом с которым я жила. Мы… мы были обручены.
– И ваше обручение, по какой причине оно расстроилось, скажите, пожалуйста?
Я едва мог узнать Корнелию Комсток в женщине, которая смотрела на Жюля де Грандена изумленными испуганными глазами. Она дрожала, как от холода, и ее руки нервно перебирали шнур черепахового пенсне. Потом она ответила:
– Он… он был невозможен, сэр. У нас были вивисекторы, даже в те дни, – но этот человек, оказалось, мучил бедных, беззащитных зверей ради любви к науке. Я вернула ему кольцо, когда он похвастался одним из своих экспериментов. Он с удовольствием вспоминал о страданиях бедных животных, прежде чем они умирали.
– Eh bien, мадам, – де Гранден бросил на меня быстрый взгляд, – вы были помолвлены, потом разорвали помолвку. Предполагаю, вы расстались дружески?
Корнелия Комсток выглядела так, словно была на грани обморока, когда прошептала:
– Нет, сэр. Нет! Он оставил меня с ужасными угрозами. Я помню те самые его слова, как я могу их забыть? Он сказал: «Я ухожу, но я возвращусь. Ничто, кроме смерти, не может обмануть меня, и когда я вернусь, я принесу вам и всем вашим ужас, которого никто не знал со времен Адама».
– Parbleu, – маленький француз почти пританцовывал от волнения. – У нас почти есть ключ к тайне, друг мой Троубридж! – И обратился к миссис Комсток: – Еще один маленький, такой маленький вопрос, пожалуйста, мадам: ваша дочь обручена с мсье Мэнли. Скажите, когда и где она познакомилась с этим молодым человеком?
– Я представила их, – миссис Комсток возвращалась к своему прежнему состоянию. – Мистер Мэнли пришел к моему мужу с рекомендательным письмом от старого его однокурсника по университету, из Кейптауна.
– Кейптаун, вы сказали, мадам? Кейптаун в Южной Африке? Nom d’un petit bonhomme! Когда это было, будьте любезны?
– Около года назад. Почему…
– А мсье Мэнли, как долго он живет у вас? – Его вопрос наполовину прервал ее обиженный протест.
– Мистер Мэнли останавливается у нас, – холодно ответила Комсток. – Он должен жениться на моей дочери в следующем месяце. И, действительно, сэр, я не вижу, какой интерес может быть в моих личных делах для Республики Франции, которую вы представляете, и для человечества, о котором вы также заявляете. Если…
– Кейптаунский друг, – лихорадочно прервал ее маленький француз. – Как его имя и чем он занимается?
– Действительно, я должна отказать…
– Скажите мне! – Он протянул вперед свои тонкие руки, словно призывая ее к ответу. – Это то, что я должен знать. Nom d’un fusil! Скажите мне сейчас!
– Мы не знаем его улицы и номера дома, – миссис Комсток казалась совершенно запутанной. – Но его зовут Александр Финдли, и он агент по продаже алмазов.