Тайна, не скрытая никем (сборник) - Элис Манро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сам виноват – надо было смотреть, что делаешь.
Прогуливаясь в тот день за городом, он встретил еще одного человека, тоже пропустившего похороны. Женщину. Она не попыталась завязать разговор со стариком и вообще, кажется, намерена была так же яростно охранять свое одиночество, как он – свое, вспарывая воздух усердными широкими шагами.
Фабрика пианино, которая начала свое существование с производства фисгармоний, вытянулась на западном краю города, словно средневековая крепостная стена. Два длинных здания напоминали внешнюю и внутреннюю оборонительные линии, а соединял их крытый мостик (в котором располагались конторы). В жилую часть городка, где стояли дома рабочих, вдавался участок с сушильными печами, лесопилкой, складом пиломатериалов и сараями. По свистку фабрики жили многие горожане: вставали по шестичасовому, потом свисток свистел еще раз в семь часов, знаменуя начало работы, в двенадцать – перерыв на обед, в час – возобновление работы и в полшестого – сигнал рабочим положить инструменты и идти домой.
Под часами в рамке за стеклом висели правила. Первые два гласили:
За минуту опоздания вычитается 15-минутная оплата.
Будь пунктуален.
Безопасность не гарантирована.
Бди за себя и за товарища.
На фабрике и раньше бывали несчастные случаи. Одного человека убило, когда на него обрушился груз пиломатериалов. То было еще до Артура. Один раз – во время войны – рабочий потерял руку или часть руки. В тот день, когда это случилось, Артур был в отъезде, в Торонто. Поэтому он ни разу не видел несчастных случаев – по крайней мере, серьезных. Но у него в подсознании всегда сидело, что рано или поздно что-то случится.
Вероятно, теперь, после смерти жены, он уже не был уверен в том, что никакая беда его не коснется. Жена умерла в 1919 году, во время последней вспышки испанки, когда все уже перестали бояться. Даже сама жена уже не боялась. То было почти пять лет назад, но Артуру до сих пор казалось, что с ее смертью кончился беззаботный период его жизни. Впрочем, другим людям Артур всегда казался очень ответственным и серьезным человеком – никто не заметил в нем особой перемены.
Когда ему снился этот несчастный случай, во сне расползалась тишина. Все отключалось. Каждый станок на заводе перестал издавать привычные звуки, и все людские голоса затихли, и когда Артур выглянул из окна конторы, он понял, что рок наконец обрушился. Артур не смог бы сказать, какая именно деталь дала ему понять это. Само пустое пространство, пыль во дворе фабрики сказали: «Вот оно».
Книги валялись в машине на полу еще с неделю. Беа, дочь Артура, спросила:
– Что эти книжки тут делают?
И тогда он вспомнил.
Беа прочитала вслух имена авторов и названия. Г. Б. Смит, «Сэр Джон Франклин и романтика поисков Северо-восточного прохода». Честертон, «Что стряслось с миром?». Арчибальд Хендри, «Взятие Квебека». Лорд Бертран Рассел, «Практика и теория большевизма».
Беа прочитала «больше́визм», и отец ее поправил. Она спросила, что это такое, и он сказал:
– Это что-то такое, что делают люди в России. Я сам не очень хорошо понимаю. Но судя по тому, что я слышал, это вопиющее безобразие.
Беа в это время было тринадцать лет. Она слыхала о русском балете, а также о пляшущих дервишах. Еще года два после этого она была уверена, что большевизм – это некий дьявольский и, возможно, непристойный танец. По крайней мере, так она рассказывала, когда была уже взрослая.
Она не упоминала, что книги были связаны с человеком, погибшим от несчастного случая. Тогда рассказ был бы менее смешным. А может, она и вправду про это забыла.
Библиотекарь была взволнована. В книгах все еще лежали карточки, а это значило, что выдачу не зарегистрировали. Их просто кто-то снял с полок и унес.
– Эта книга, лорда Рассела, уже очень давно отсутствует.
Артур не привык к подобным выговорам, но сказал мягко:
– Я их возвращаю за другого человека. Они были у того парня, который погиб. От несчастного случая, на фабрике.
Библиотекарь держала открытой книгу про Франклина. Она смотрела на картинку: лодка, вмерзшая в лед.
– Я это делаю по просьбе его жены, – добавил Артур.
Библиотекарь брала каждую книгу по очереди и вытрясала, словно ожидая найти что-то. Она проводила пальцем между страниц. Нижняя часть лица у нее некрасиво двигалась, будто она жевала собственные щеки изнутри.
– Наверно, он просто взял книги домой, как ему заблагорассудилось, – сказал Артур.
– Что-что? – откликнулась библиотекарь через минуту. – Что вы сказали? Извините.
Все дело в несчастном случае, подумал Артур. В мысли о том, что человек, погибший так трагически, брал эти книги последним. Переворачивал эти страницы. Мог оставить в книгах частицу своей жизни – клочок бумаги или ершик для чистки трубок вместо закладки. Даже крошки табаку. Вот она и расстроилась.
– Не важно, – сказал он. – Я зашел их вернуть.
Он отвернулся от конторки библиотекаря, но не ушел сразу. Он не был в библиотеке уже много лет. Вот между двумя фасадными окнами висит портрет его отца. И всегда будет висеть.
«А. В. Дауд,основатель органной фабрики Даудов и покровитель этой Библиотеки.
Он верил в Прогресс, Культуру и Образование. Истинный друг города Карстэрс и Рабочего Человека».
Конторка библиотекаря загораживала арочный проем, соединяющий переднюю комнату с задними. Книги стояли рядами на стеллажах в задних комнатах. В проходах висели лампы под зелеными абажурами, а с них свисали длинные шнуры. Артур вспомнил, как много лет назад на заседании муниципального совета обсуждали необходимость покупки шестидесятиваттных лампочек вместо сорокаваттных. Вопрос подняла тогда именно эта библиотекарь, и он был решен положительно.
В передней комнате лежали на деревянных подставках журналы и газеты и стояли тяжелые круглые столы, чтобы люди могли посидеть и почитать. За стеклом выстроились в ряд толстые книги в темных переплетах. Вероятно, словари, атласы, энциклопедии. Два красивых высоких окна выходили на главную улицу города. Из проема меж ними смотрел отец Артура. В комнате висели и другие картины, но слишком высоко; краски потускнели, а на картинах было много народу, поэтому нельзя было разобрать, что на них нарисовано. (Потом, когда Артур проведет в библиотеке много часов и обсудит эти картины с библиотекарем, он узнает, что на одной изображена битва при Флоддене и король Шотландский, несущийся в атаку вниз по склону в облаке дыма; на другой – похороны «Орленка»; на третьей – ссора Оберона и Титании из «Сна в летнюю ночь».)
Артур присел за один из столов – так, чтобы смотреть в окно. Он взял со стола старый «Нэшнл джиографик». К библиотекарю он сел спиной. Он подумал, что этого требует чувство такта – ведь она, кажется, переживает. Вошли какие-то люди, и Артур услышал, как библиотекарь с ними разговаривает. Теперь ее голос звучал более или менее нормально. Артур все думал, что сейчас уйдет, но не уходил.
Ему нравилось высокое голое окно, полное светом весеннего вечера, достоинство и порядок этих комнат. Мысль о том, что сюда приходят взрослые люди, что они читают книги, приятно интриговала. Неделю за неделей, книгу за книгой, и так всю жизнь. Он сам время от времени что-то читал, когда ему рекомендовали, и обычно ему это нравилось, а потом он читал журналы, чтобы быть в курсе всего, и не вспоминал про чтение книг, пока ему не рекомендовали что-нибудь еще, практически случайно.
По временам, ненадолго, в помещении оставались только он сам и библиотекарь.
Во время одного из этих перерывов она подошла и встала недалеко от него, возвращая на место какие-то газеты. Закончив, она обратилась к Артуру – в голосе прорывалась настойчивость, но библиотекарь владела собой.
– Рассказ о несчастном случае, который напечатали в газете… я полагаю, он был довольно точным?
Артур сказал, что, вероятно, даже слишком точным.
– Как это? Почему вы так говорите?
Он объяснил, что люди бесконечно жадны до кровавых подробностей. Неужели газета должна идти у них на поводу?
– О, я думаю, это естественно, – сказала библиотекарь. – Естественно для людей – хотеть знать самое худшее. Люди хотят представить себе все в деталях. Я сама такая. Я очень мало что знаю о промышленных станках. Мне трудно представить, что произошло. Хотя я и прочитала описание в газете. Станок повел себя каким-то неожиданным образом?
– Нет. Нельзя сказать, что станок схватил его и затянул в себя, как хищный зверь. Он сам сделал неправильное движение. Во всяком случае, беспечное. И подписал себе приговор.
Она ничего не сказала, но и не ушла.
– В этом деле нужна постоянная бдительность, – продолжал Артур. – Нельзя расслабляться ни на секунду. Машина – слуга. Она прекрасный слуга, но никуда не годный хозяин.
Он тут же задался вопросом: сам ли он это придумал или прочитал где-нибудь.
