Похищение столицы - Иван Дроздов

Трофимыч, пожимая руку олигарха, едва уловил его фамилию: Царский. Грузинская интонация послышалась в голосе, но на грузина он не похож; и не русский, не еврей — худенькое продолговатое лицо, острый хрящеватый нос, сваленный немного набок, горячечно блестевшие коричневые глаза выдавали какую–то национальную смесь и внутреннее напряжение, угнетавшее его организм. Было похоже, что он давно и серьезно чем–то болен или таял от непрерывно терзавшего его страха или сомнений. Словом, цветущим его не назовешь, преуспевающим тоже, но тогда что же такое олигарх и зачем человеку большие деньги?

Все эти вопросы невольно теснились в голове у Трофимыча, но, конечно, он их не задавал и не торопился начинать разговор, надеясь, что это сделают за него возбужденные неожиданной встречей дамы. Так оно и случилось. Регина игриво обратилась к олигарху:

— Вы ездите на такой машине, вас охраняют, а я вас среди наших богатеев не видала.

— А вы видели всех богатеев? — спросил он, взмахнув в ее сторону, как веером, носом.

— Ну, не всех, а многих — да, видела; особенно, вот мой муж, известный поэт Халиф. Вы, надеюсь, читали его книги?

— Книги? Халифа?.. О, да, конечно! У меня в спальне, на тумбочке, лежат любимые поэты — Пушкин, Байрон… и — Халиф. Да, да — Халиф тоже.

В ответах Царика слышалась большая доза иронии, и Трофимыч оценил остроумие олигарха, но и Регина неспроста совала ему под нос «известного» поэта.

— Ну, вот, — вскочила, наконец, на свой конек Регина, — стихами мужа наслаждаетесь, а того не знаете, что великий русский поэт не имеет гонораров.

Олигарх тотчас ответил:

— Гонорар? Ну, это не проблема. Пусть подойдет на Таганскую семнадцать и скажет, что я просил помочь любимому поэту.

— О, это здорово! Вот так и надо решать деловые вопросы. Ни волокиты, ни бумажек. Подойди к окошечку и получишь гонорар. Аркадий, я тебя поздравляю. А вам, — повернулась к олигарху, — сердечное спасибо. Так, может, вы и книжечку мою поможете напечатать? Детям полезная, во многих странах известная… Уж если творить добро, так широко, по–русски…

— Да, да, по–русски, очень важно все делать по–русски.

Букву «р» он не выговаривал. Несколько смутившись тем, что у него получалось «по–гусски», олигарх продолжал:

— Я слышал о вашей книжечке. Подойдите по тому же адресу, отыщите там Костю Абрамсона, — скажите, что я просил. Он все сделает.

Трофимыч, положив себе картошку, ниже склонил над тарелкой голову, заметно покраснел. Прежде Регина была другой; как всякая русская женщина, она была скромной, сдержанной, обладала чувством деликатности и такта. Сейчас же… Впрочем, были для нее и извиняющие обстоятельства: она знала, с кем имеет дело, и копила обиду на соплеменников мужа. Они же ему братья по крови; так почему же бросили, обделили? Обобрали всех до нитки и полагают, что так и должно быть. Две тысячи тонн русского золота вывезли за границу и положили на свои счета. Да и валюту всю качнули… Пятьсот миллиардов долларов! Так пусть же выместит свою обиду. Молодец, Регина!..

И олигарх, и министр, и все остальные с охотой поглощали картошку с капустой и моченые яблоки, — видно, для важных персон это была пища редкая, экзотическая. Трофимыч заметил, что Царик не спускал глаз с Татьяны. Она же не проявляла ни к кому интереса; изредка перекидывалась словом с Артуром, наклонялась к Петру Трофимовичу, которого, как всем было видно, обожала. Ей недавно исполнилось восемнадцать лет, и она вполне оформилась внешне, была хороша собой и как бы позволяла всем любоваться своей редкой породистой статью. Крепкий бюст, длинная белая шея… На свежем, почти детском лице точно живой огонь алел румянец, кокетливо играли ямочки в углах губ; темно–синие яркие глаза затягивали точно в омут. На ухо Трофимычу она уже проговорила в адрес олигарха несколько малопочтительных замечаний, — вроде того: интересно бы знать, как это можно заработать сразу миллиард?.. Трофимыч посмотрел на нее укоризненно; тут матушка ее позволяет дерзости, а еще и она! Но Татьяна не заметила его молчаливой критики, вдруг разразилась страстным и длинным монологом:

— Послушайте, Царик! Можно спросить: когда у вас там, в среде богатых и сверхбогатых, появятся покровители искусств… Ну, вроде тех, которые были на Руси: мамонтовы, третьяковы, саввы морозовы?.. Хотелось бы знать. Вот вы сейчас находитесь в доме писателя, а знаете ли, что Петра Трофимовича уже пять лет не печатают?

— Таня! — строго осадил ее Трофимыч. — Это ни на что не похоже. Я бы попросил…

— А вы не просите! У меня душа за вас изболелась. Когда же найдется богатей и одарит вас?.. Вот к нам случайно пожаловал такой. Что же ему стоит…

Царик поднял руку:

— Милая девушка! Мне нравится ваша горячность. Вы меня не знаете, я, может, и не так богат, как вы думаете, но все равно… Ваш святой порыв не может оставить меня равнодушным. Я готов помочь Петру Трофимовичу.

Хотя Царик и говорил с чуть заметным грузинским акцентом и не выговаривал букву «р», но речь его была вполне грамотной и даже не лишена какого–то аристократизма.

— Позвольте! — строго остановил его Трофимыч. — Мне, право, неудобно, что в моем доме, за столом, да еще в присутствии иностранного гостя, зашел такой разговор. Таня не знает, но я участник войны, получаю хорошую пенсию — меня даже демократы не посмели оставить в нищете, как они обошлись с половиной нашего народа. Что же касается до олигархов и всех прочих субъектов, которые вдруг стали богатыми, — Бог им судья. Мы русские…

— Я тоже русская! — снова закипела девушка. — И от имени своего поколения…

— Таня! — прикрикнула на нее Регина. — Это, наконец, похоже на истерику!

— Но позвольте! — вступился за Таню Артур. — Почему бы нам, молодым, и не поговорить о проблемах старшего поколения? Тем более, что не часто нам приходится быть за столом и обедать вместе с министром и олигархом. Наконец, как я понимаю, Царик тоже молодой и мы с ним вправе говорить на равных. Пусть он выслушает наши претензии.

— Да, вы правы, — согласился Царик. — Раз уж мы очутились вместе, давайте обсудим наши проблемы. Может быть, за столом и неудобно обсуждать все частности, а вот пообедаем, и вы, Таня, представите свои предложения. Условились?..

На этом деловой разговор завершился. Остальную часть обеда все молчали, не зная, как перейти на другую тему и наладить легкую непринужденную беседу. Царик закончил трапезу первым и обратился к Тане:

— Пойдемте в сад и там обговорим подробности нашего дела.

В счастливом расположении духа, всем улыбаясь и раскланиваясь, олигарх покидал гостеприимный дом. С ним в Москву ехала Татьяна. До калитки их провожали Аркадий и Регина. Министр был предупредительно вежлив с олигархом, то и дело наклонялся к нему, согласно кивал красной, как солнце, кудрявой головой. Суданец заискивал перед Царским, и это каждому бросалось в глаза. Артур подошел к калитке, когда уже олигарх с Таней и Юзеф сели в свои машины и готовы были тронуться. Но трогаться они не торопились. По улице задвигались автомобили, люди, — шло какое–то построение, будто готовились к параду. Две машины оторвались от леса, выстраивались в хвост автомобилю олигарха, а две передние встали во главе, оттирая машину с суданским министром. Всем руководил огромный верзила в пятнистой униформе, в кепке с кокардой, какую носят генералы в Чечне, с пистолетом на ремне и автоматом через плечо. Из–за домов и заборов выбегали парни в такой же форме, но только фуражки на них были попроще. Верзила размахивал руками, указывая всем машины, а скоро и сам скрылся в головном «Мерседесе», — колонна тронулась. Артур, наблюдавший всю эту суету, был поражен обилием людей, оружия, техники, и всей торжественностью церемониала. Когда, казалось, уже все было готово к отъезду, из–за крайних домов поселка выскочили еще две машины и на большой скорости пронеслись мимо олигарха и заняли место в начале колонны. Тут вся кавалькада тронулась, мимо Артура проплыл большой, сверкающий лаком и никелем автомобиль с черными непроницаемыми стеклами; Артур знал, что в заднем салоне, в углах, сидят Царик и Татьяна. То, что Татьяна так легко согласилась ехать с олигархом в Москву, вначале его поразило, но потом, видя, как она поспешно собиралась, как радостно бежала к машине, подумал: «Она договорилась о работе для своего отца, о деньгах для матери и для Трофимыча… Что же тут особенного?.. Она рада, она устраивает судьбу своих близких…» У него была мысль напроситься и самому поехать на машине, ну, хотя бы с министром, но он не посмел, а, вернее, не захотел путаться у них под ногами, унижаться. Артур от природы был гордым и никому не хотел показывать свою нужду, зависимость. Он шел на станцию и не думал о том, что денег у него на билет нет, что придется ехать зайцем, как не однажды уже случалось. Он эти минуты безбилетных поездок не любил больше всего на свете; обыкновенно ехал и дрожал, смотрел на двери — не появится ли контролер?.. А если и появится, то хоть бы не женщина, а того пуще, молодая. Он тогда краснел, потел, готов был провалиться сквозь землю.