Дело «на три копейки» - Александр Черенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слушаю тебя, Семёныч!
Голос на том конце провода мгновенно исполнился оптимизма и даже радости. Так всегда бывает, когда «чует кошка, чьё мясо съела», пусть даже ситуация и отличалась от классической.
– Володя, те две убиенные на вашей «подшефной» территории… ну, с вырезанным «хозяйством» – твоё «достояние»?
– Моё…
Энтузиазм в голосе Юна исчез так же быстро, как и появился. Чувствовалось, что «достояние» уже изрядно «достало» «удостоенного».
– Не поделишься?
– Хочешь объединить в одном производстве?! – повторно ожил Юн.
– Нет, – рассмеялся Старков, – всего лишь прошу тебя «исповедаться».
– А-а-а…
И кировский «старшой» опять «умер». На разговор «наступила» короткая пауза, за которой наследовал протяжный горестный вздох.
– Ну, что тебе сказать, Лёша… «Висяк» и «глухарь» – самые подходящие слова для определения текущего состояния на текущий же момент.
– Неужели – ничего? – тоже «обрадовался» Старков.
Предваряя ответ, Юн дополнительно «обнадёжил» контрагента вторичным горестным вздохом. Этот момент «тризны» по себе и по делу завершился звуком, даже по телефону идентифицируемым как громкая совместная работа носа и носового платка.
– Ну, как тебе сказать…
– Говори, как есть!
– Ничего, кроме трупов, Семёныч. Мы даже не нашли вырезанное… э…э…э… «хозяйство».
– А что вырезали?
– Как сказано в заключении судмедэкспертизы, удалены большие и малые половые губы. Хирургическим путём.
– Хирургическим?
Лицо Старкова немедленно обзавелось «потусторонним» выражением. Он даже на несколько секунд отнял трубку от уха.
– Это интересно.
– Ничего интересного, Семёныч!
Даже по телефону было «видно», как визави на том конце провода «раздражённо махнул рукой».
– Мы сначала тоже ухватились за эту «мульку». Ну, думаем – след, какой-никакой: маньяк имеет отношение к медицине.
– Ну, и?
– Ну и ни хрена!
Злость Юна на безнадёгу уже «выходила из берегов».
– В городе – четыре клинических больницы, восемь поликлиник, чёртова уйма травмпунктов – и везде работают хирурги! И везде – не в количестве одной штуки! А ещё – медицинский институт с хирургическим факультетом, институт пластической хирургии, четыре морга с патологоанатомами, судебно-медицинский морг, бюро судмедэкспертиз…
– Ты и бюро включил?!
Старков не столько удивился, сколько насторожился: что-то чего-то в этом «чём-то» было.
– «На радостях», – усмехнулся в трубку Юн. – А потом «один знакомый дяденька» сказал мне, что список-то – неполный. Оказалось, что сюда надо включить ещё и работников мясокомбината, работающих на разделке туш, и мясников из магазинов, и их коллег из «Рыбохолодильника», и уголовный элемент, отметившийся и не отметившийся «художествами» по этой линии, и мастеров художественных промыслов: резчиков по кости, по дереву – даже по металлу! И всё это – не только по городу, но и по области!
Трубка устало вздохнула.
– Хорошо ещё, что сразу отвергли версию гастролёра, а то сколько бы ещё «счастья привалило»… Но и так, Семёныч – больше тысячи рыл! Больше тысячи – и ни на кого ровным счётом ничего! А ведь «насобачиться» так резать письки может и любой обыватель – было бы желание… в том числе, и половое.
Старков хмыкнул в трубку: хорошо закруглился визави. Но этим «радости жизни» и заканчивались.
– Но макулатуру-то собираете?
– А как же, Семёныч! – тут же ожила трубка. – Как говорится, «план по валу – вал по плану»! Работаем на объём, не щадя ни чернил, ни бумаги! Уже на третий том замахнулись! Начальство очень довольно всем… кроме результата.
Старков коротко хохотнул: даже унывая, Юн не унывал, а если и унывал, то как-то жизнерадостно, «неунывающим макаром».
– Ладно, Володя, считай, что я тебя исповедал… На дорожку – парочка махоньких вопросов: что-нибудь при осмотре нашли?
– Ничего. Ни единой бумажки, ни единой какашки. Я уже скромно молчу о следах. Никто ничего не видел, ничего не слышал. Так что с твоим… теперь уже твоим делом – полная нестыковка. Это у тебя – чёртова уйма разношерстных вещдоков, а у нас – «хрен ночевал – рано вышел». Да и работа с трупом не стыкуется: палка в дырке, передислокация из района в район…
Трубка на мгновение «задумалась».
– Мне кажется, Семёныч, что это – разные дела, и делали их разные люди… в смысле: нелюди. Никакой связи. Ну, кроме того, что и наши трупы и твой найдены в депрессивных районах, на значительном удалении от жилья.
– На маньяка не грешишь, Вова? – дополнительно «обрадовал» коллегу Старков.
– Типун тебе на язык, Лёша! – тут же «перекрестилась» трубка. – Только этого удовольствия нам и не хватало… Да и в убийствах – никакой хронологии, никакой «луны»… На всякий случай – для макулатуры – мы, конечно, сделали запросы и по месту, и в республику, и в Москву.
– Уже получили отписки? – «восторгнулся» собеседником Старков.
– А то!
Некоторое время оба молчали. Наконец, Старков первым – и не слишком оптимистично – вздохнул в трубку.
– Ладно, Володя, спасибо за информацию.
– Да, какая, там, информация! – опять «махнул рукой» Юн.
– К размышлению, – на удивление серьёзно парировал Старков. – Я пока ещё «не въехал», но чувствую, что мы топчемся… хм… на правильном пути.
«Оттуда» коротко хохотнули.
– В точку, Семёныч: топчемся на правильном пути!
– Тогда пожелаем друг другу побыстрее дотоптаться до точки… но не «до ручки». Будь здоров, Владимир Петрович.
Старков положил трубку. В этот момент лицо его не носило на себе ничего «шерлокхолмсовского»: наличие дедуктивных способностей парировалось отсутствием «точки приложения». Не было её, этой «точки». Но курево было – и Старков запалил «беломорину» из почти добитой за ночь пачки. Погрузившись в облако дыма, он, в отличие от героя Конан Дойла, теперь уже окончательно не рассчитывал на то, что «вверенное» ему дело окажется «делом на одну трубку». Поэтому оставалось не морочить себе голову и так не спешащими в неё досужими мыслями, а просто наслаждаться привычным с армии «смертельным ядом» от ленинградской табачной фабрики имени Урицкого…
Глава пятая
Убийство отнесли к Октябрьскому району, но отнести туда же место обнаружения вещественных доказательств и место жительства действующих и потенциальных фигурантов «доброжелатеям» из Кировского района не представлялось возможным. Именно поэтому Старков немедленно запросил кировских сыскарей по поводу их «улова» и «прочих земляных работ, исполненных носом и рогом».
Ребятки честно – и даже с превеликим удовольствием: сбывали с рук! – передали Старкову всё своё небогатое «богатство». Состав «наследства» не поражал ни ценностью, ни количеством: узнав о том, что дело передано соседям, «кировчане» весело «проводили его в последний путь». Никто – даже проформы ради – уже не «взрыхлял почву» ни «носом», ни, тем более, «рогом». И за это их тоже никто – даже «октябрята» РОВД – не пытался «заманить в колхоз» безнадёжным обращением к совести, «корпоративному братству» и прочей «пролетарской солидарности». У кировских соседей и без этого дела было, за что «получать по полной программе» от вышестоящего начальства, и совсем даже не пряники.
Но до благословенной сдачи полномочий кое-что соседи, всё же, успели «открыть миру». Так, кировские «опера» «в темпе вальса» обежали всю округу, подключили население – и выяснили, что расчёска в форме голой девицы была неоднократно замечена наполовину торчащей – выпендрёжа ради – из кармана пиджака десятиклассника местной школы по фамилии Петухов.
Оказалось, что и кроссовки с редким «рисунком протектора» и фабричным клеймом «Made in…», поучаствовавшие в сборе вещественных доказательств на месте происшествия, тоже были не чужими этому персонажу. Более того: на протяжении уже нескольких месяцев они составляли с его ногами единое целое. Опять же – для произведения неизгладимо-благоприятного впечатления на контингент, особенно, женского пола. Ничем иным, судя по приложенной к материалу «кировчан» фотографии, этот «малщик» привлечь внимание девиц не мог. Ну, разве, что немереным количеством прыщей на лице, длинным носом, огромными оттопыренными ушами и кривыми зубами – но лишь девиц с извращённым вкусом.
Кое-что соседи «натрудили» и по линии окружения мальца. Выяснилось, что мальца «окружал» дважды судимый папаша – субъект весьма экзальтированный по причине отягчённого сроками прошлого и склонности к злоупотреблению алкоголем в настоящем.
По обнаруженной в руке убитой пуговице соседи обещали прислать информацию «с минуты на минуту»: в течении трёх-четырёх суток. Этим жиденький «урожай» «кировчан» исчерпывался: пожинать было больше нечего, да они не собирались: «поля уже переданы соседнему колхозу в порядке размежевания».