Гори, гори ясно - Карина Вран

— Так иди к ней один, недоверчивый.

Проехали. Когда и куда мы идем? С Пятачком...

— Ты мне скажи, когда. Адрес...

Звонок телефона выдернул меня из сна на диктовке местоположения зеркал и их владелицы. Ничего, не последний раз сплю. Успеет еще этот шутник передать сообщение целиком. Вообще, зря я повторно задрых после разговора с Крыловом о находке в парке.

Потом, все потом.

Подскочил, заграбастал трубку.

— Слушаю?

Ма... Наконец-то!

Следующие несколько минут я слушал восторженный щебет о прекрасных виноградниках в Шампани. О том, какие виды открываются с возвышенностей на бескрайние зеленые холмы, отданные под посадки. О рассветах, туманах и нежных закатах над всем этим великолепием. О россыпях домиков с красно-коричневыми крышами, о ветряных мельницах... И, конечно же, о винах.

— Ма, не спейся там, пожалуйста, — не особенно удачно пошутил я.

— Сын! — притворно возмутилась родительница.

— Кстати, о французском, — решил, что мать высказалась о прелестях забугорья, и можно менять тему. — Что значит: «Je savais que tu n'allais pas renoncer»?

В трубке послышался кашель.

— Твое произношение ужасно, сын, — попеняла родительница. — Это означает: «Я знал, что ты не отступишься». Впрочем, твоего знания языка должно было хватить для самостоятельного перевода. Или же ты мог взять французско-русский словарь. Откуда интерес? Чья это фраза?

— О, это самое интересное, — добавил крупицу интриги в голос.

И пересказал, где и в каком виде нашел послание со словесами заморскими.

— М-м... — похоже, мама всерьез озадачилась. — Клод? Да, возможно. Подобное в его духе. Я не писала ему, ведь он был в паломничестве... Тибет, какие-то исследования. Милый, не забивай себе голову, записка наверняка предназначалась отцу.

— Что за Клод? — отказался «не забивать голову». — И почему он пишет отцу спустя год с лишним со дня его...

— Клод — это давний знакомый па, — повелась родительница, не могла она не перебить меня после слов про уход отца. — Весьма своеобразный... сударь. Я плохо его знаю, признаться. Кажется, его род как-то связан с Алессандро Калиостро, у того еще было немало имен... Предок предка Клода якобы был потомком графа. Незаконным, не от брака с Лоренцей, впрочем, это не точно... Они, граф с супругой, бывали в Петербурге, жили в Елагином дворце.

Занятно: про мистика и алхимика слышал и я, далекий (ранее) от всего необъяснимого и потустороннего. Мать так сформулировала, будто знала Калиостро лично, чего, разумеется, быть не могло. Жил он давно, в Петербург его занесло, если не путаю, в восемнадцатом веке.

— Клод — русский француз, так он себя называет, — продолжила мать. — Учился в Сорбонне, на факультете медицины. Бросил, подался в разъезды по миру и народные методы лечения. Когда-то они с Димой вместе путешествовали. Давно, еще до нашей свадьбы. Позднее Клод заглядывал к нам. Он бывал в России наездами. В последний его приезд они с Димой крепко бранились: Клод звал твоего отца в огромной важности поездку, па же не был готов оставить должность и семью.

«Должность и семью», — я молча кивнул. Порядок верный. Отец был невероятно ответственен и трудолюбив. Нас он любил, но работа всегда съедала бо́льшую часть его времени.

— Вот и всё, собственно, — непринужденно закруглила рассказ мать. — Клод убыл в Тибет, связи с ним не было. Не могу знать наверняка, но, думаю, Дима писал ему. На Парижский адрес, полагаю. Скорее всего, Клод получил письмо или письма, и ответил — в своем духе. Поэтому, повторюсь, не забивай голову. Лучше займись языком, это полезно для саморазвития.

— Ма, а для чего ты вывезла документы и книги из кабинета отца? — спросил, пока она в настроении говорить. — И куда?

— Для сохранности, — без промедления откликнулась родительница. — Разумеется, туда, где бумаги будут храниться в целости. «Рукописи не горят», верно. Но кто убережет бумаги, если в наше с тобой отсутствие квартиру зальют?

Хм... Ладно, допустим.

— Скажи, пожалуйста, у тебя остался список контактов па по переписке? По которому ты делала рассылку, когда...

Это всякий раз срабатывает. Главное, не переборщить.

— Прости, милый. Не помню, куда я его убрала. Может быть, выбросила.

— Зачем? — изумился.

— А зачем было бы его держать в доме? — изумилась в ответ мать. — За ненадобностью, сын. Ты задаешь сегодня странные вопросы. Ты здоров? Хорошо себя чувствуешь? Спишь и питаешься нормально?

— Да, ма, нормально, — отмахнулся. — А ты не думала завершить свой вояж? Вернуться... Чтобы знать, как твой сын. Не раз в месяц по телефону.

«Или ты уже вернулась, ма?»

— Скажешь тоже! — выдохнула она. — Мой сын взрослый, самостоятельный. Не нуждается в том, чтобы его контролировали. Ведь так? О, кажется, связь начинает барахлить. Здесь были грозы и...

...И конец беседы, гудки в трубке. Я размахнулся, швырнул старый дисковый аппарат в стенку. Шнур выдернулся, пластик разбился, открывая металлическое нутро с проводочками. Трубка уцелела, зацепилась витым шнуром за подлокотник дивана.

К черту. Ждать повторного сеанса связи с Францией до сентября не стоит. Вот и оттащу старый хлам на помойку, за ненадобностью, как только что сказала мать.

Что мне дал этот разговор, кроме размытых сведений о некоем Клоде? Да ничего, собственно.

Слов было сказано немало. Ответов дано — ноль. Даже вопросы далеко не все успел задать...

Хорошо же. Самостоятельный, сам и разберусь. Хуже то, что вместо загадок «шахматистов», сути работы отца и прочих важных вещей меня сильнее всего заботит сейчас одно: кого я тогда видел в джипе на Невском? Была ли это мать или просто похожая на нее женщина?

И не спросишь... Я вздохнул, собрал наиболее крупные куски мусора, еще недавно исправно работавшие средством связи. Пошел на кухню, сдаваться Кошару. Он не любит, когда мусорят, и мчит убирать.

Шерстистый встретил под дверью. Явно ждал, прислушивался.

— Сломался, — буркнул я про останки аппарата в руках. — Новый куплю, современный и с кнопочками.

[1] А.С. Пушкин. «Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди».

[2] Отчаянные времена требуют отчаянных решений.

[3] Марк Аврелий. «Наедине с собой».

Часть 5

После умывания, перекуса и всякого такого, что нормальные люди делают по утрам, а я — в шестнадцать часов, ближе к вечеру — занялся обзвоном. Не по городскому аппарату, мир его останкам, а по мобильнику.

Первым делом договорился о встрече с Федей Ивановной. Ее пожеланиями не стоит пренебрегать, опять же, будем считать это проявлением уважения к возрасту.

Вторым звонком я растревожил спящую Лену Курьянову. Или это был не сон, а какой-то