Война на истощение - Владимир Дудченко

Посетителей в зале было не очень много. Мужчин — подавляющее большинство, женщин — по пальцам пересчитать, все — европейки с кавалерами явно неарабской наружности. Ярким пятном выделялась группа арабов в белоснежных одеяниях с куфиями на головах — гостей из Саудовской Аравии или Кувейта, расслаблявшихся после «сухого закона».

Постепенно зал наполнялся. Развязно хохоча, ворвалась компания представителей «золотой молодежи» — отпрысков богатых египтян, степенно входили пожилые, представительные мужчины в темных костюмах и малиновых турецких фесках; между столиками сновали разносчики соленого арахиса и сладостей; появилась парочка размалеванных донельзя девиц, похоже, проституток; музыканты на невысокой сцене настраивали свои инструменты.

Внезапно около столика переводчиков, как будто из-под земли, возник средних лет египтянин, невысокого роста, с фотоаппаратом со вспышкой в руках. Со словами «мумкин я сада?» —[122] он навел на русскую компанию объектив.

— Ля! — едва ли не в один голос отказались парни и отвернули свои физиономии. Фотограф, удивленный и недовольный такой странной реакцией, молча направился к соседнему столу.

— Представляете, мужики, — глотнув из высокого стакана джин, нарушил минутное молчание Витя Сажин. — Наши рожи появились бы в какой-то каирской газете? Или оказались бы в ЦРУ? Неизвестно, что хуже…

— Не комплексуй, Сажа, он фотографирует всех желающих за деньги, — сказал Лякин и кивнул головой в сторону соседей, которые рассчитывались с фотографом.

Заказали еще по порции джина. Наконец громко заиграла музыка и после длинного проигрыша на сцену вышла певица. В зале засвистели и захлопали в ладоши, подбадривая ее, личность для большинства посетителей, видимо, известную. Присмотрелись: платье до пят, все в блестках, масса якобы золотых украшений, неумеренная косметика. Похоже, певице далеко за тридцать.

Песня длинная, но даже им, профессиональным военным переводчикам, были понятны лишь отдельные слова. Однако местная публика певицу хорошо понимала, демонстрировала бурный восторг, а самые ретивые ее почитатели выскакивали на сцену — кто-то запихивал деньги в ложбинку между пышных грудей египетской примадонны, саудовец, путаясь в своем белом одеянии, поплевав, прилепил банкноту ей на лоб, другой надел на руки певицы часы…

— Тааля! — подозвал Полещук официанта, попробовав напиток, который показался ему изрядно разбавленным. — Что же ты иностранцев обманываешь? Йахри бейтак!.[123]

Коллеги, скорее всего, не почувствовали слишком разбавленный коктейль, но мгновенно поддержали Полещука, продемонстрировав неплохое знание египетского диалекта. Обескураженный официант, совсем не ожидавший от иностранцев беглого владения разговорным языком, попытался оправдываться. Однако это, под потоком свободно изрекаемых местных ругательств, было бесполезно. Он махнул рукой и, что-то возмущенно бормоча, убежал. Терять сытную работу в ночном клубе ему явно не хотелось. Через пять минут официант появился с бутылкой «Бифитера», плеснул по чуть-чуть в каждый стакан и инцидент был исчерпан. Довольные своей маленькой победой, переводчики вновь уставились на сцену.

Там после исполнения нескольких арабских песен, время от времени прерываемых аплодисментами и одобрительным свистом публики, разворачивалось самое крутое действо в арабской части программы — традиционный в Египте танец живота.

Под дробь барабанов танцовщица сбросила с себя накидку и осталась в золотистом, сверкающем в свете прожекторов поясе. Ее шея, уши, руки были увешаны золотыми и серебряными украшениями, смуглый живот двигался в ритме все убыстрявшейся музыки, звенели маленькие колокольчики на поясе… Мелкими шажками танцовщица спустилась в зал и продолжила свой танец между столиками. К ее ногам полетели банкноты, которые женщина подхватывала с пола привычным, отработанным жестом.

Полещук, когда женщина оказалась рядом, посмотрел на коллег. Они, истосковавшиеся по обнаженному женскому телу, буквально съедали танцовщицу глазами. Для него же издалека приятное зрелище вблизи сразу потеряло свое эротическое очарование: влажный живот и прочие женские «прелести» примадонны дохнули таким запахом пота, смешанным с пряно-сладким ароматом арабских духов, что стало противно. Впрочем, кому что нравится. Покрутившись у их столика и не дождавшись никакого подарка, танцовщица возмущенно сверкнула глазами-маслинами и, извиваясь потным телом, потекла дальше.

…Концовку вечера Полещук запомнил плохо. Заказали еще «Бифитера», потом пива… Какие-то люди пытались их разводить на деньги идиотской бумажной лотереей, он рвался в отель аэропорта, а его останавливали, потом пропал его «Ронсон», и едва не завязалась драка с египтянами, которых они заподозрили в воровстве дорогой зажигалки… Тащили Агарышева и его к стоянке такси… Кто-то падал… Появились полицейские… Серега Лякин, оказавшийся почему-то трезвее других, о чем-то с ними говорил, совал под нос удостоверение… Потом каким-то непонятным образом всем удалось убежать… В Насер-сити приехали под утро. Пьяные в лоскуты. Погуляли…

В таком пьяном угаре, подумал Полещук утром, можно действительно оказаться где угодно: и в Афинах у «черных полковников», и в Лэнгли под Вашингтоном, в штаб-квартире ЦРУ… Упаси Господь! Лучше застрелиться! И он, мгновенно вскочив с кровати, достал портфель — «Браунинг», замотанный в майку, был на месте. Полещук посмотрел на дверь, прислушался, потом развернул майку и обнажил пистолет. Подержал его тяжесть в руке, извлек обойму — пересчитал патроны и, вздохнув с облегчением, аккуратно обернул оружие грязной майкой и запихал на дно портфеля. Какое счастье, что этой штуки не было со мной вчера, подумал он, варианты, по-пьяни, непредсказуемы! Скорее, наоборот — легко предсказуемы: точно бы открыл пальбу, в воздух, конечно, но один хрен повязали бы обязательно! Всех!

…Ни в четверг, ни в пятницу Тэта в Каир не прилетела. Ранним утром в субботу, наскоро позавтракав бутылкой молока с печеньем, Полещук вместе с капитаном Агеевым выехали по дороге на Исмаилию, направляясь в Фаид. Полещук был мрачен.

Глава седьмая

Пехотный батальон египтян пересек вчера вечером Суэцкий канал и совершил рейд в глубь оккупированного Израилем Синайского полуострова.

Как сообщил представитель военного командования ОАР, батальон атаковал укрепленные позиции и посты противника на участке фронта между Эль-Баляхом и Исмаилией. В ходе боя израильские войска понесли тяжелые потери в живой силе и технике. Сбит один самолет, а другой поврежден при попытке израильтян оказать поддержку своим войскам с воздуха. Уничтожено несколько израильских танков и бронетранспортеров. Во время операции артиллерия ОАР оказала огневую поддержку египетским войскам и воспрепятствовала подходу подкреплений противника.

Успешно выполнив поставленную задачу, батальон сегодня на рассвете вернулся на свою базу.

Подполковник Сафват мучился тяжелыми раздумьями. Он уже дважды встречался с русским разведчиком Иваном Петровым, которому передал информацию, выуженную у генерала Хамди. Но ожидаемого результата не было: ни ответа на письмо Ольге, написанное по-русски корявыми буквами, ни даже намека на предполагаемого шпиона в недрах ГШ (в том, что этот хайван крутится в генштабе, у Сафвата не было ни малейшего сомнения!), а достаточно откровенный разговор с земляком еще раз убедил его в этом; куда-то пропал Искяндер, с которым ему не терпелось встретиться… Рота радаров в Фаиде, думал Сафват, это — непрерывные налеты авиации, хоть бы жив остался… Жаль парня, наверное, не отпускают в Каир!

Вообще-то странно, продолжал размышлять Сафват, каким образом русские могут вычислить агента, не имея доступа в генштаб? Да, я еще раз расспросил Мустафу Хамди о том самом совещании, на котором обсуждался вопрос о месте и времени форсирования канала моим батальоном. Посторонних, кроме двух сержантов, приносивших чай, там не было. Он, правда, упомянул родственника президента — Мирвана Хасана, заходившего в кабинет на несколько минут. Ну и что? Разве способен этот высокий красавчик, недавний инженер-химик, быть шпионом? Ведь он же стал членом семьи самого Насера! Но как-то неохотно говорил об этом Мирване генерал, вспоминал Сафват, и глаза в сторону отводил… Неужели, подозревает его? Нет, скорее всего, не хочет связываться с советником президента, или — какую там должность он занимает по повелению верховного: советник, помощник, доверенное лицо для особых поручений?… Ладно, Бог с ним, с этим Мирваном, пусть русские думают, решил Сафват, подробную информацию я им дал… А этот Иван Петров интересная личность, эрудирован, прекрасно говорит на арабском… Надо бы напомнить ему насчет письма Ольге. Он достал из кармана фотографию и в который раз стал ее рассматривать. Оля почти не изменилась, только в глазах грусть; Михаил, Миша — моя кровь, замечательный мальчик… А насчет письма, рановато, пожалуй, напоминать: мало еще времени прошло.