Король абордажа - Френсис Мэсон

— Да знаю я; знаю, как там обращаются с рабами.

Морган постучал молоточком у дверей дяди гораздо позднее, чем рассчитывал. Его приветствовала старшая дочь сэра Эдварда Анна Петронилла, крупная, румяная и белокожая блондинка, как и ее мать и все фон Поллинцы, кроме Мэри Элизабет.

— Ах, кузен Гарри, почему ты так задержался? — Она улыбнулась. — Наша Лиза хнычет, словно грудной младенец.

— У меня были дела на корабле. Где я могу поздороваться с вашей мамой?

— В комнате для рукоделия, кузен Гарри.

— А с кузиной Элизабет?

— Ты найдешь ее в небольшом бельведере, который выходит на море.

Он помедлил.

— А мой дядя?

— Папа снова разговаривает с губернатором. Один Господь знает, что они замышляют. — На лице Анны Петрониллы появилось озабоченное выражение. — Всю последнюю неделю папа приходит домой только для того, чтобы поесть, поспать и переодеться. Бедная мама, она так расстроена. Она говорит, что, когда папа так себя ведет, это значит, он затевает поход.

Поход? На щеках у Моргана выступила легкая краска. Значит, планируется экспедиция, а с ним даже не посоветовались. Клянусь Богом! Значит, сэр Томас намеренно решил обойтись без него? Завтра я с этим разберусь, а пока меня ждет Мэри Элизабет.

Он нашел ее на маленькой деревянной скамейке, занятой рассматриванием каких-то ленточек. Когда она заметила его, то на лице у нее вспыхнула такая радость, что у Моргана язык прилип к гортани, а сердце яростно забилось.

— Прекрасный вечер, кузина, а при виде ваших очаровательных глаз он стал еще лучше, — приветствовал он ее, взяв за руки и слегка притянув к себе.

— Мама права. У тебя действительно настоящий валлийский дар говорить комплименты, — пошутила она, хотя была очень довольна.

— О Лиза, этот день казался мне бесконечным, пока я не взглянул на тебя. Боже, почему я не могу видеть тебя чаще. Я подозреваю, что дядя Эдвард не слишком-то высокого мнения обо мне.

Темная головка Мэри Элизабет коротко кивнула.

— Твои подозрения обоснованны, и я попытаюсь заставить его изменить свое мнение, но ты, Гарри, должен перестать огрызаться и обижать его, у тебя злой язычок. Мне кажется, что он ценит твои способности как лидера, но… но… но папа старый солдат и поэтому беспокоится о чести и доверии.

— Клянусь тебе, — тихо произнес Гарри, — что я буду сдерживать свое нетерпение. Ты… вы оба будете гордиться моими успехами.

Мэри Элизабет взглянула на него и сказала своим нежным, слегка дрожащим голоском:

— В этом, моя радость, я уверена также, как и в Божьем милосердии. Скажи мне, Гарри, что ты собираешься делать?

Впервые он с удовольствием заговорил о своих намерениях и уселся рядом с ней. Ей он рассказал о себе больше, чем кому бы то ни было. Путаясь в словах, потому что не привык откровенничать, Морган раскрыл перед ней свою душу и жалел, что нельзя в песне выразить те чувства, которые его обуревали, чувства, которые она вызывала в нем.

Под горячим темным небом впервые в жизни он заговорил старым как мир языком любви с его восхитительными откровениями, очаровательными повторами и невозможными обещаниями. Мэри Элизабет вначале задрожала, а потом ее грудь стала высоко вздыматься, а пальцы сжали его руку.

— О Гарри, Гарри! Как красиво ты говоришь. Но, я… я тоже так чувствую. Только, увы, я не умею так говорить.

Он со свистом вобрал в себя воздух и спросил, прижав ее к груди:

— Ты согласишься выйти за меня замуж?

— Да, с радостью, с радостью!

— Тогда ради чести нашего дома я клянусь добыть тебе титул! — отчаянно прошептал он. — И не только это, но прекрасные поместья, много земель и знаменитость. Когда-нибудь, дорогая, и запомни хорошенько мои слова, я буду править этим богатым и красивым островом и сделаю тебя королевой!

Она слушала, забыв обо всем на свете, и не оказала ни малейшего сопротивления, когда его руки обхватили и приподняли ее.

Так крепки были их объятия, настолько забыли они обо всем, что не заметили появления сэра Эдварда, пока не раздался его страшный рык:

— Какого черта ты делаешь с моей дочерью, проклятый, наглый щенок?

Морган отступил назад и повернулся к огромной, едва различимой в ночном сумраке фигуре. Он глубоко вздохнул, как он всегда делал, когда хотел взять себя в руки и усмирить свой вспыльчивый нрав.

— Сэр, наверное, это хорошо, что вы пришли.

— Черт побери, я с этим совершенно согласен! Что ты имеешь в виду?

— Сэр, я имею честь, — тут его голос зазвенел, словно труба, — просить руки Мэри Элизабет.

Ярость полковника Моргана произвела впечатление даже на Гарри. Его разбухшее тело задрожало словно желе.

— Скорее я соглашусь на то, чтобы моя дочь умерла, чем вышла замуж за бродягу, бездомного разбойника, головореза-пирата! Иди в дом, девчонка, иди в свою комнату и не смей выходить оттуда без моего разрешения!

Слишком хорошо вышколенная в суровой немецкой семье, Мэри Элизабет даже не попыталась сопротивляться, а, испустив слабый крик, повернулась и выбежала из комнаты.

Генри Морган насупил тяжелые брови, и плечи у него напряглись.

— Если бы вы не были пожилым человеком и отцом девушки, на которой я собираюсь жениться, то мне доставило бы огромное удовольствие вколотить эти слова и оскорбления вам обратно в глотку!

— Чепуха! — фыркнул старик, медленно надвигаясь на него. — Убирайся отсюда и не возвращайся, тявкающий щенок, потрепанный паладин!

Морган стоял, расставив ноги, и даже не пошевелился.

— Многие достойные люди не согласятся с вашей лестной оценкой моих способностей, — сказал он, — и вы это могли бы знать, если бы удосужились расставить пошире жирные уши. Вы знаете, что я командую четырьмя самыми прекрасными и быстроходными судам в конфедерации? Не самыми большими, обратите внимание, но самыми лучшими. В моем тайнике уже лежит десять тысяч золотом! А что касается моего происхождения, сэр, то оно уж никак не хуже вашего.

Сэр Эдвард остановился, пыхтя и задыхаясь.

— Ба! Ты считаешь себя знаменитым, потому что успешно совершил пару трусливых вылазок?

До этого момента Морган не чувствовал себя оскорбленным, но сейчас он воспринимал каждое слово словно удар хлыстом. Он шагнул вперед и взглянул прямо в багровое лицо разъяренного солдата.

— Вы удивляете меня, дядя, когда осмеливаетесь так лицемерно рассуждать о военных действиях, и все потому, что продали свой меч кучке паршивых немецких князьков. Послушай меня, бодливый старый козел, и слушай хорошенько. Если будет на свете Морган, о котором заговорит весь мир, то это буду я, а не ты! Мое имя останется в веках много лет спустя после того, как твое имя забудут даже твои ближайшие соседи.