Последняя черта (СИ) - Савченко Лена

Лёха откровенно растерялся, не понимая реакции. В его голове всё просто: опасность — нужно звонить либо в полицию, либо сразу отцу. Он так говорил.

— Да какое, нахер, нападение?! Вообще дурной?! Ты хоть знаешь, кто это был? Это по мою душу приходили, так что не парься…

— Знаешь что? — посерьёзнел Лёха, забирая у друга телефон и убирая его в карман. — Выкладывай. Вообще всё выкладывай. И почему побитый ходишь, и почему прогуливаешь иногда.

Егор сам не понял, почему рассказал. Может, сильно его поразило, как мальчишка отправил в отключку здорового бойца маленькой железной балкой, может, ещё что-то. Рассказывал настороженно и не всё, изучая реакцию. Сначала, что вляпался в криминальную историю случайно, потом признался, что всегда в ней и жил, а затем и вовсе, в открытую — оружие помогаю продавать друзьям, хоть вяжи! Про мать не сказал только.

— Вот оно как, — выслушав, хмыкнул Лёха. — И чего ты боялся? Мне-то какая разница? Не убейся только, да и всё. Если я сын прокуроров, — зазвучала даже обида, — это ещё не значит, что я стукач. Понял? Друг я тебе или кто?

— Друг, — подтвердил Егор и пошёл за другом дальше, по пути завязывая новый разговор о подробностях.

А потом стало совсем просто. Лёха слушал истории Егора, пока никого не было рядом, выпросил у отца возможность ходить пешком, делая часть домашки между уроками, и теперь у друзей было на двадцать минут больше. Они пёрлись вместе до угла, на котором расходились, пожав друг другу руки. Лёху потом ждали тренировочный зал, выкрики наставника и восторг, никак не проходящий.

Он находил искусство меча незаслуженно забытым. Во-первых — опасно для врага, во-вторых — если полуторник лёгкий, им можно выделываться и крутить, красуясь. Но это пока наставник не видит — иначе выдаст люлей.

Несостыковки с родителями начались примерно тогда же. Отец прознал о дружбе с Егором, был жуткий скандал, по итогу которого Лёхе категорически запретили это продолжать.

— Его семья на учёте стоит! — кричала мать. — Мать сидела, отца убили на разборках! Они преступники, и он тоже будет! Лёша, зачем тебе это?

Лёха сидел пристыженный, опустив голову, и считал про себя до сотни. Какая разница, какая у него семья? Какая разница, что он помогает матери — всё-таки позже признался — с продажей оружия? Егор сам по себе хороший парень, верный друг и однозначно никогда не бросит в беде. Для Лёхи это был как дважды два — точно такая же истина, непоколебимая и настойчивая. Его друг не предаст, не подставит, даже если подставлять было не в чем, и самое плохое, что с Лёхой случалось после той драки, — совершенно вылетевшая из головы домашка по алгебре. Он жил размеренно, слушался родителей в меру — как и любой пацан его возраста, слушал криминальные истории и поражался, как Егор всё это вывозит на хрупких плечах.

А он просто привык. Всегда дома была накурено, периодически раскиданы бутылки. Мать не старалась даже поддерживать порядок, ненавидела Егора первые три года жизни, открыто признавалась, что порывалась убить, но потом что-то ёкнуло. Своего отца он не знал — убили до рождения. Прекрасно, зато знал другое — его не планировали, не хотели, но он всё равно появился на чёртов свет, чем пошатнул положение матери в преступных кругах.

— Егор, блять! — крикнула она из коридора. — Где тебя черти носят?!

— Да иду я, — ворчливо откликнулся мальчик, с сожалением закрывая вкладку с астрономией, и потащился к женщине. Привычно поднял ящик, толкнул ногой уже открытую дверь квартиры и осторожно спустился вниз. У самого подъезда стояла дорогая машина, а рядом курил сурового вида черноглазый мужчина. Вроде неприметный, но взгляд всё равно цеплялся, настораживался. Заметив мальчишку, мужчина затянулся в последний раз, выкинул сигарету в сторону и открыл багажник.

— Здесь всё?

— Ага, — пробурчала мать, останавливаясь рядом в ожидании. Мужчина полез в карман и протянул ей туго свёрнутую пачку налички. — Когда следующий?

— Нескоро, — лаконично отозвался он, захлопнув багажник. — Месяца два меня в городе не будет, уезжаю. Крупняк попался.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Осторожнее. — Женщина запахнулась в кофту. — Если тебя вальнут — к кому я буду обращаться?

Он рассмеялся.

— К сыну моему?

— Ты щенка выдрессируй сначала. Он поди ещё крови не знает, — фыркнула мать, подтолкнув Егора обратно к дому. — Шуруй, выперся в одной футболке, заболеешь ещё... Бывай, Песков. Звони, если что. 

Пескова Егор видел редко, но тот всегда закупался на ура. После такого через пару дней всегда были деньги на проезд и еду для школы. На самом деле, они были почти постоянно, но мать не давала даже лишней копейки, потому что для государства нужно оставаться чистыми, и закидывать внушительные суммы на карту через обменников на чёрных рынках было идеей плохой. У матери были документы о работе в каком-то всеми забытом предприятий, якобы поломойкой, она даже иногда появлялась там поставить пару подписей, а на деле большую часть времени проводила дома, с друзьями, ещё где-то…

Подзатыльники — это забота. Егор всегда мог различить в карих глазах эту странного вида заботу, которой женщина его окружала. Заставляла таскать тяжести, выгоняла на мороз, а потом поила тёплым чаем. Тренировала и готовила к жизни, как умела.

Лёха поднимал тренировочный меч, а Егор — ящики с оружием. Лёха старался спорить с отцом, отстаивая право на дружбу, а Егор надеялся, что мать не узнает никогда, с кем он спутался. Сам не жалел, другу верил, но знал — не поймёт. Слишком много крови менты ей попортили, чтобы женщина даже попыталась подумать в хорошем ключе, что о них самих, что об их детях.

Потому они прятались ото всех, созванивались тайком. Вечером Егор отправлялся слоняться по району, а Лёха просто запирался в комнате. Она жаловались друг другу на свои, такие разные, проблемы, о которых нельзя было сказать в школе. А сын прокурора к тому моменту постепенно начинал осознавать, что отец его — не самый хороший человек, который в мире существует. И что государство, чей флаг висел в гостиной, тоже не такое уж и хорошее. Зародилась неприязнь ко всему — своей жизни, квартире, школе…

— Слушай, ты вечером занят? — Егор позвонил через полчаса после того, как мальчики разошлись. Им тогда было по четырнадцать. Вытянулись в росте, сломался голос, а кровь кипела так, что любой вулкан позавидует. Внезапно Лёха перестал быть извечно спокойным, приобрёл импульсивность, а Егор начал чаще влипать.

— Репетитор, но после пяти вечера — как ветер, — вздохнул он. — Что-то случилось?

—Ага… — Друг явно мялся. — Мне помощь твоя нужна. Нужно заказ оттараканить, один соваться не рискну. Если что — мать на шашлык пустит. А вышибалы все повымирали, никого не могу вызвонить.

— Скинь адрес, я что-нибудь придумаю.

Лёха дёрнул галстук. Будто стало тяжелее дышать, что ли. Беспокойство сковало, но быстро оказалось вытеснено драйвом. Он нервно усмехнулся и, кусая губы, направился дальше по привычному маршруту. Возможность приблизиться к чему-то подобному пугала и будоражила одновременно. Лёха жил с такими историями бок о бок уже около четырёх лет, а тут ему предложили стать её частью.

Он отсидел честное занятие, постоянно поглядывая на часы. Отцу сказал, что после пойдёт на тренировку — подумаешь, поставили внезапно, вся домашка сделана, убедился, что ни его, ни матери нет дома, и забежал за оружием.

Настоящий меч, по размерам схожий с гладиусом, на самом деле, особо острым не был. Пусть у Лёхи было разрешение на убийство, полученное как раз на четырнадцатилетие, по праву сына полицейского служащего, но пользоваться оружием по прямому назначению ему однозначно не хотелось. Три покушения, которые случились, прошли безуспешно, а в последний раз спас бронежилет, который отец заставлял носить из-за этого постоянно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Броник… — осенило его, и пацан прихватил ещё и для Егора. Не помешает.

Ехать пришлось на окраину, где он выглядел как белая ворона. Прилизанный, в дорогом пальто и с рюкзаком в руках. Немного расстёгнутом — чтобы быстро выхватить откреплённый меч из чехла. Лёха бы и полуторник взял, но его только на бедро, а это как-то странно будет выглядеть.