Фантастические тетради - Ирина Ванка

— Хорошо, — с облегчением вздохнул Матлин, — это можно понять. С его нынешним темпераментом без женщины долго не протянешь. Завтра же я займусь его моральным обликом. Завтра я ему устрою «фазу». Завтра все станет ясно.

Но ни завтра, ни послезавтра, ни через два дня ничего ясно не стало. Лоин Гренс, запершись в своих покоях, не принимал ни посетителей, ни сообщений. Терпение Матлина лопнуло, когда вдоволь нагулявшийся Али категорически заявил: либо стартуем завтра, либо придется здесь проторчать еще с полгода, либо катитесь вы все к черту… Через пару минут они втроем стояли в фойе у фонтана. Их неосторожное появление вызвало шок у хромого полотера и он, бросив свой полотерный агрегат, быстро поковылял прочь.

Матлин поднялся в коридор и осторожно постучал в почтовый ящик Гренса. Ответа не последовало.

— Андрюха, открой!

За дверью по-прежнему было тихо.

— Долго ты намерен соблюдать этикет? — вмешался Али. — Эта дверь вскрывается проще сигаретной пачки.

Но Матлин выставил его в фойе, велел не путаться под ногами и опять принялся барабанить в дверь. Во всем гостиничном коридоре было подозрительно тихо. Никто из соседей даже не попытался поинтересоваться шумными визитерами. Хотя по всем правилам их давно бы полагалось выдворить прочь.

— Андрей! Открой попрощаться! У меня нет времени ждать.

После этой фразы внутри комнаты что-то зашевелилось, и осторожные шаги направились к дверям.

— Что значит попрощаться, Феликс? Ты меня покидаешь? Так скоро?

— Сколько мне еще стоять за дверью? Имей совесть!

В проеме двери показалась физиономия Гренса с опухшими от бессонницы глазами.

— Лучше сразу отруби мне голову. Я никуда тебя не отпущу!

— Не смеши, — Матлин с силой толкнул дверь, и она распахнулась вместе с Гренсом, прилипшим к ней с другой стороны. Вид у него был впечатляющий: растрепанные волосы, мятая пижама; постель выглядела так, будто на ней неделю занимались любовью, ни разу не поправив простынь, а вокруг живописным хороводом располагались объедки, немытая посуда вперемешку с книгами и черновиками.

Гренс зажег свечу и обошел вокруг Матлина, разглядывая его снизу доверху.

— Ух, ты! Вот это шмотка! Вот это да… Это и есть навигаторский прикид, о котором ты говорил?

— Обычная полетная защита.

Дрожащая рука Гренса потянулась к поясной панели, спрятанной под черной плазматической оболочкой, но Матлин увернулся.

— Никогда не трогай руками существо в такой форме, особенно за манжеты. Никогда, понял!

— Обалдеть! — удивился Гренс. — От кого же эта защита? Уж, не от меня ли?

— Я так и не понял, ты собираешься возвращаться домой?

— Феликс, ты мне должен пообещать одну вещь… Ты не мог бы мне оставить на память свой костюмчик?

— Это индивидуальная штука, она включается в нервную систему и, без меня, работать не будет.

— Может быть, можно сделать и для меня такую защиту?

— На что тебе? — Матлин начал выходить из себя. — Под диваном прятаться достаточно пижамы!

— Ты должен пообещать мне, что напишешь мемуары обо всем, что с тобой произошло, и пришлешь их мне так скоро, как только сможешь. Начни сегодня же. Костюмчик можешь не описывать, я его сфотографирую.

— Не старайся. На снимке ничего не останется.

— Ты не понял, Феликс, я никуда не еду…

Феликс это понял уже давно, но до сих пор не придумал ничего умнее, чем просто промолчать, — спорить с Гренсом было бесполезно. Гренс всегда был прав. Даже в тех редких случаях, когда ошибался — исключения лишь подтверждали правило. А правило таково: рыба ищет, где глубже; человек — где лучше, а Гренс ищет себе проблемы.

— Сядь, выслушай и не перебивай, — он собрался было толкнуть Матлина в кресло, но вовремя отдернул руку, — я никуда не еду. Это бессмысленно, во-первых; во-вторых, меня никто не отпустит; в-третьих, это невозможно.

— Что ты мелешь! Может, думаешь, что я тебе визу оформлять буду? Через две минуты мы на корабле, через два часа — за пограничной сферой.

— Нет! Нет! Нет! Дело совсем не в этом. Я вернусь. Это раньше я думал, что на Земле мне делать нечего, теперь я отлично понимаю, что это глупость. Я обязательно вернусь, только не сейчас. Осталось два года работы, и я свободен…

— Я не смогу за тобой вернуться через два года. Или теперь или никогда!

— Нет, Феликс! Ты не бросишь меня. Я же тебя знаю. Пообещай, что вернешься через два года, иначе… Иначе я не знаю, зачем мне жить!

— Спроси у Биорга.

Они выдержали сердитую паузу, даже разошлись по разным углам гостиной. Но когда вновь встретились у оставленной на столе свечи, ярость Гренса уже переросла в очередную депрессию, граничащую с состоянием истерики.

— Ты знаешь, что меня в тебе всегда поражало, Феликс? Твоя пуленепробиваемая душа. Похоже, ты напялил на нее особую защиту. Или она у тебя от рождения? Ведь ты ничего обо мне не знаешь и самое противное, что не хочешь знать. Ты не хочешь понять: то, ради чего я здесь остаюсь, для нас с тобой стоит миллион поездок туда и обратно, если не больше…

— Это связано с твоей работой, чертов архивариус?

— Ты не представляешь, что это за работа. Потому что дальше лучей на манжете твои мозги не работают.

— И что это за работа?

— Двадцать миллионов лет назад. Здесь, — Гренс указал пальцем вверх, — на этой самой планете; на этом самом месте и даже там, где ты сейчас стоишь, существовала цивилизации, которая до точнейших деталей повторяет историю цивилизации Земли.

— Ну и…

— Сейчас я занимаюсь этапом позднего средневековья: до сих пор совпадает все… Промежутки между войнами, формы государства, политика, даже личностные прототипы — разница лишь в названиях. Будто у них и у нас заложена одна и та же историческая программа. Даже методы инквизиции — один к одному, не говоря уже о религиозных канонах… Нынешняя цивилизация возникла гораздо позже и развивалась иначе. От тех, первых, остался только биотип.

— И после этого ты хочешь сказать, что ничего не слышал о бонтуанцах?

— Погоди. Я действительно не знаю ни бонтуанцев, ни посредников. Может, здесь это называется иначе, надо смотреть по существу. Пока речь не об этом. Цивилизация, которой занимаюсь я, была уничтожена в один день… под корень, под ноль, до единого существа и долгое время о ней не было известно ничего, пока не стали находить архивы, сохранившиеся в подземных тайниках. Только через два года, возможно, я смогу понять, что произошло. А сейчас каждый день здесь для меня дополнительный год существования там… Я не знаю, когда это случилось с ними, и не тороплюсь. Те, кто имел дело с архивом до меня, предполагают самоубийство цивилизации, но они не могут объяснить многих нюансов — это можем только мы, только благодаря тому, что мы похожи. Ты представляешь себе, что это значит? Через два года я буду знать все, и мы не должны терять связи, — очень маловероятно, что они вернут меня на Землю. Мне не на кого рассчитывать, кроме тебя.