Воспитанница любви - Ольга Тартынская

Однако события принимали опасный оборот. Вот уже губернатор подзывает к себе Стельковского и, брызгая слюной, выговаривает ему, указывая на Веру. Поручик тоже начинает краснеть, затем решительно направляется к своей даме.

– Мы немедленно едем отсюда! – сквозь зубы выговорил молодой офицер, подавая девушке вазочку с мороженым.

– Что случилось? Кто этот господин, что возле губернатора? – невинно спросила Вера.

Она хладнокровно взялась за ложку и стала поедать мороженое.

– Какой-то столичный чиновник, – нетерпеливо ответил Стельковский. – Однако он уверяет, что знаком с вами, сударыня. Губернатор взбешен оттого, что я привез вас сюда, – он передразнил, – «в благородное общество»!

– А если мы не уйдем? – поинтересовалась Вера, готовая обороняться и даже бросить вызов. – Нас отправят на съезжую?

Красивое лицо офицера исказилось гримасой.

– Хотел бы я посмотреть, как они это сделают! Мы можем остаться, только вряд ли это будет приятно. Пошла писать губерния! Глядите, как все перешептываются и на нас косятся.

Действительно, зал уже охватила лихорадка алчного любопытства, слух перелетал с легкостью бабочки от одних уст к другим. На Веру вдругорядь уставились лорнеты, в ее адрес появились наглые усмешки и весьма нескромные взоры мужчин. Это становилось нестерпимо, атмосфера накалилась и готова была разразиться бурей.

– Не будем дразнить гусей. – Стельковский предложил Вере руку.

Поставив пустую вазочку на мраморный столик, девушка поднялась со стула и с достоинством оперлась на руку кавалера. Уходя, она бросила на Алексеева взгляд, полный презрения и брезгливости. Алексеев насмешливо поклонился.

– Напрасно мы бежали! – возмущалась всю дорогу до дома оскорбленная девушка. – Что уж, неужели актриса такое низкое существо, что ей нельзя появляться в обществе? Ведь в Петербурге, мне сказывали, принимают актрис.

– Разве только в качестве угощения, – усмехнулся Стельковский. – Нет, ангел мой, в здешнем обществе это не пройдет. Обезьяны! Они не могут простить вам превосходства!

Произнеся «ангел мой», поручик живо напомнил Вере Андрея. Это напоминание больно укололо в сердце.

– Зачем вы привели меня туда, – вдруг обиделась Вера, – коли знали, что это не принято?

Стельковский успокаивающе пожал девушке руку:

– Я выдал вас за кузину, и если бы не этот гадкий господин, которого принесла нелегкая, то нас никто бы не побеспокоил.

Вера не отнимала руки и чувствовала тепло и трепет, исходящие от молодого офицера. Он закипал, все крепче сжимая ей пальцы. Однако в момент, когда дыхания их сблизились и поцелуй был неизбежен, Стельковский испуганно отпрянул. Вера ничего не понимала. Она невольно припомнила с раздражением, как Натали хохотала над робостью поручика и за спиной называла его евнухом. Но усомниться в чувствах Стельковского было невозможно: томный взгляд и страстная дрожь выдавали его крайнее возбуждение. Казалось, он нарочно изо всех сил сдерживает порыв чувств. Вера не понимала ничего и оскорбленно молчала, подальше отсев от своего спутника.

Они прощались молча у двери Вериного чердачка. Девушка сухо кивнула, Стельковский почтительно приложился к ручке. Войдя к себе, Вера швырнула шляпку и мантильку куда придется, и как была, в бальном наряде, лишь слегка ослабив шнуровку, свалилась на постель. Как грустно было ей и одиноко. Если бы рядом сейчас оказался Андрей, нежный, страстный…

Ведь он любил, любил Веру, отчего же забыл? Девушка упрекала далекого возлюбленного в том, в чем он и не был виноват. И теперь этот Стельковский. Отчего он так робок, так напуган? К лицу ли это гусарскому офицеру? А как могло бы быть хорошо!

Однако в комнате было холодно и неуютно, и так хотелось согреться на чьей-то жаркой груди… В полугрезе Вера шарила по холодной подушке в поисках живого тепла, но напрасно. Она плакала во сне, металась, пока не обнаружила рядом то самое живое, которое так страстно искала. Чьи-то нежные руки нежно касались ее горячего тела, бережно расшнуровывали корсет и снимали шуршащий газ, освобождали ее грудь из тесного плена и легонько, будто случайно, ласкали ее. Вера трепетала от прикосновений и во сне что-то шептала полураскрытыми пересохшими губами, тянулась к заботливым рукам и жаждала поцелуя, как питья. Наконец тело ее было свободно, а эти спасительные руки накрывали ее одеялом и гладили по волосам. Кто-то склонился к ее лицу так близко, что губ Веры коснулось чье-то горячее дыхание. Безумная девушка потянулась к этим губам и утонула в долгом, пламенном поцелуе.

– Ты с ума сошла, Вера. Я лишь укрыть тебя хотел, – услышала она наконец виноватый голос Сашки. – Ты что, пьяна?

Дрожа крупной дрожью, он лихорадочно сдирал с себя одежду. В темноте белели его плечи, лицо же трудно было разглядеть. Вера вовсе проснулась и с ужасом осознала, что делает, но, все еще находясь под воздействием сна, справиться с соблазном никак не могла. Она тянула к себе юношу, и тот не сопротивлялся… Однако откуда взялся этот голос? «Ты развратная, распутная, тебе самое место в актрисах. Ты такая же, как Натали. А она совратила Сашку и пробудила в нем чудовище!» Это звучало в затуманенной голове Веры. Усилием воли девушка заставила себя вырваться из пылких объятий Сашки и, не слушая его стонов, найти в темноте сорочку и облачиться в нее. Вера зажгла свечу и пристально посмотрела в томные глаза юноши.

– Обещай мне, – с некоторой театральностью произнесла Вера, – что убьешь меня немедленно, если вдруг между нами это случится!

– Ты сумасшедшая! – повторил Сашка, не торопясь прикрывать обнаженное тело. – Я не собирался делать что-то дурное. Ты сама…

Вера покраснела и зажмурилась от стыда. Он прав, возразить нечего. Девушка рассердилась.

– И довольно щеголять в костюме Адама, оденься! – велела она.

Вера умирала от стыда, но не смогла не смотреть, как одевается Саша. Он был дивно хорош и не по возрасту развит. Девушка не знала, как ей выйти из создавшегося положения, чтобы не уронить себя при этом.

– Я хочу есть, – робко попросил Сашка, искоса поглядывая на Веру.

– Я покормлю тебя сейчас! – обрадовалась она.

Набросив пеньюар, Вера принялась хлопотать, и нестерпимое чувство стыда понемногу оставило ее. Все было как всегда: голодный братец пришел домой, сестрица заботится о нем. Теперь он лег спать на своем диванчике в гостиной, и они более не вспомнят о нынешнем эпизоде. Вера погасила свечу и направилась к себе, но Сашин громкий шепот остановил ее.

– Скажи мне, Вера, я тебе противен? Ты меня нисколько, нисколько не любишь?

Девушка вздрогнула, немедленно прогнала обжигающие воспоминания и сердито ответила: