Тамада - Хабу Хаджикурманович Кациев

— Обычно после стрижки старики прихватывают с собой охапку-другую шерсти. Так вот, если сегодня они не возьмут ни охапки? — Она посмотрела на Керима — тот неотрывно глядел себе под ноги. — Что ты на это скажешь, логпеж?

Керим тянул с ответом.

— Я надеюсь, вы, чабаны, дадите колхозу шерсть и от собственных овец — или взаймы, или продадите, — прибавила Жамилят.

Старший чабан тяжело вздохнул:

— Трудная задачка свалилась на мою голову.

— Я понимаю, нелегко будет уломать стариков. Но надо, Керим.

Керим снова вздохнул.

— Что ж, соглашение остается в силе. — Но по его лицу было ясно, что он в полной растерянности.

— Керим, колхоз в долгу не останется, за шерсть или заплатим, или вернем на следующий год.

— Хорошо, — согласно кивнул Керим.

Вскоре движок умолк. Стрижка закончилась.

Чабаны готовились к своему празднику, к курманлыку.

Жамилят и Керим подошли к старикам. Старший чабан тут же отвел в сторону двух седобородых стригалей. Старики яростно зашептались, а потом перешли на крик, отчаянно размахивая руками.

Остальные окружили Жамилят. Посыпались вопросы о том, о сем, и, как бы между прочим, один, помоложе, спросил, не перепадет ли в этом году стригалям, да и всем колхозникам, «чего-нибудь лизнуть».

Люди приумолкли. Вопрос задал один, а ответа ждали все. А раз ждут все — надо отвечать. И Жамилят сказала, что уже подготовлены ведомости на выдачу кукурузы, картофеля, сена на трудодень.

Ее слова вызвали радостное оживление.

Кто-то из окружающих ее крикнул в сторону коша:

— Э-эй, скоро вы там?

Это касалось двух парней — они готовили стол возле коша. На свежее сено поставили большие деревянные подносы с дымящимся мясом. Аскер принес из машины пять бутылок водки, достал из багажника арбузы и яблоки.

— Вижу, пир будет на славу! — Жамилят улыбнулась.

Старики начали приземляться кружком.

Самый младший из стригалей, держа в одной руке деревянную чангу с водой, в другой — полотенце, обходил каждого, давая помыть руки.

— Проходи, пожалуйста, Жамилят, к столу и отведай чабанской пищи, — пригласил Керим. Но, увидав, что она села где-то сбочку, заволновался: — Не обижай нас, пересядь к голове стола и будь тамадой. — Он кивнул на бревно с маленькой подушечкой рядом с собой: — Вот здесь место тамады.

Жамилят от неожиданности густо покраснела и замахала руками. Но отовсюду послышались голоса:

— В голове стола!

— Тамада!

— Не обессудьте меня, прошу вас, вы пригласили, и я приехала. Я — гостья, вы — хозяева. Но кто когда-нибудь видел или слышал, чтобы гость был тамадой, чтобы младший сидел во главе стола? Говорят, гость должен быть смирнее овцы.

Она было села на прежнее место, но хозяева настояли на своем, усадили во главе стола.

— Руководи, Жамилят! Ты — тамада. Говори тост!

Жамилят встала. Пятью пальцами снизу взяла ребристый стакан. «Много налито. Выпью ли?.. Снова заболит печень. Немного отопью — и поставлю». Обвела взглядом собравшихся за столом. Все притихли и ждали, что она скажет.

— Что я могу вам сказать? — Задумалась на несколько секунд. — Хотелось бы сказать многое...

— Говори, говори, Жамилят!..

— Чего скрывать, сначала я раскаивалась, что приехала в Большую Поляну. Что я застала здесь? Запущенное хозяйство.

Она говорила, а на память приходили картины недавнего прошлого: разрушенная птицеводческая ферма, Аминат, Аслижан со слезами на глазах, разговор с Али, когда сидели в правлении, — тогда там еще висела картина Айвазовского, — и как она ехала по заснеженной земле в лютую стужу на Куру-кол выручать попавшую в беду отару, там она впервые встретила Керима, который сидит сейчас рядом с ней... «Интересно, чем закончился его разговор со стариками? Сумел он их убедить или нет?..» Вспомнилось, как вскрывали бурты с мерзлой картошкой... Да, тяжело было...

Но говорила она о другом:

— Но жители нашего аула — хорошие люди. Наш народ трудолюбив, терпелив, честен и благороден...

Подумала: «А что бы ты смогла сделать одна, если бы тебя не поддержали люди? Такие, как эти чабаны, которые сейчас сидят перед тобой? Без них ты — ничто».

— Мне и сейчас нелегко, но расстаться с вами было бы значительно трудней.

— Да продлится твоя жизнь на долгие годы! Да будет твоя жизнь радостной!

— Так что мой тост — моему народу!..

Но не поднесла стакан к губам, давая понять, что намерена продолжить свою речь. Передохнув, отвела руку со стаканом в сторону, подыскивая единственно нужные сейчас слова. Ей захотелось сказать им: «Пусть не думают о ней как о каком-то особом человеке, нет, она самая обычная горянка». Но когда так подумала, пришла и другая мысль, что никакие, даже самые незаурядные качества в человеке не могут заставить пойти за ним людей, если сам этот человек не разделил с людьми их помыслы и надежды. А она, Жамилят, с ними, каждым своим нервом. В этом и есть ее сила. Поэтому ей и верят, и горячо откликаются на каждый ее зов. А значит, ей надо действовать еще смелее — не ради своего блага, а ради блага других явилась она в Большую Поляну.

— От кого зависит доброе имя аула? От вас. От меня. Но кто сделает колхоз богатым? Вы! Поэтому мой тост за вас: пусть мир будет уделом жителей нашего аула, пусть не испытывают они ни горестей, ни печали. И в выполнении заданий страны пусть они завоюют славу. Стало быть, за ваше здоровье. Пусть ваша жизнь будет долгой, пусть все хорошее — к нам, все плохое — от нас!

Старики с удовольствием выпили, покряхтели, закусили.

Жамилят завела беседу, говорила нарочито громко, чтобы всем было слышно. Она хвалила стариков, много повидавших на своем веку, и молодежь. Ибо где нет молодых, там нет и стариков, где нет стариков, там нет молодых. А потом заговорила о старых задолженностях колхоза, о том, что в этом году они, вероятно, не выполнят плана по заготовке шерсти. Говорила, бросая исподволь многозначительные взгляды на Керима. Тот все понял и тоже встал со стаканом в руке.

— Жамилят! — Он сперва пристально взглянул на нее, потом обвел взглядом стариков. — Ты говоришь, колхоз не выполнит плана по шерсти. Нам печально это слышать на таком празднике. — На несколько секунд он умолк, чтобы его слова запали каждому из собравшихся. — Вся наша жизнь связана с колхозом. Поэтому и мы не