Последний барьер - Андрей Дрипе

- И до чего же он хороший человек, этот Киршкалн! - не утерпев, женщина простодушно делится впечатлением с матерью Трудыня.

- Чего там хорошего, подумаешь, - говорит с кислой миной первая рижская портниха. - Все они стоят друг друга - что мальчишки, что воспитатели.

- Ой, да что вы это говорите! - Огрубелая ладонь прикасается к рукаву жакета Зицмане. - Неужто, повашему, он плохой?

Но мать Трудыня игнорирует соседкин вопрос. Она подается грудью вперед и слушает речь начальника.

- Работая сами по себе, без помощи родителей мы не можем рассчитывать на успех. Какую, однако, помощь могут оказать люди, которые в подарок сыну привозят бутылку водки или стараются уговорить воспитателя, чтобы сына освободили из колонии, хотя он этого и не заслуживает? - гремит Озолниек.

Матери Трудыня не по себе. В зале слышны возгласы:

- Какой срам! Назовите фамилии!

- Несколько фамилий я, пожалуй, назову. - Озолниек берет листок.

Зицмане опускает голову. Слова звучат тяжко и отдаются эхом в зале. Когда начальник умолкает, она опять выпрямляется. Все же ее не назвали.

- Нешто это отцы, нешто это матери!.. - вздыхает соседка.

- Л вы, значит, хорошая? Вашего зазря, что ли, сюда посадили?

- Не зазря, наверно. Только я водкой его не потчевала, уму-разуму учила как могла. Говорю; "Висвар, так не делай, нехорошо так". А оп мне: "Ладно, мам, не буду", - а сам возьмет да сделает.

Раздаются аплодисменты, и Озолниек предоставляет слово родителям.

Один говорит, другой. И каждый призывает всех уделять больше внимания воспитанию сына.

Вдруг поднимается соседка матери Трудыня, протискивается - при этом больно наступив на ногу даме рядом - к проходу между скамьями. На локте у нее висит обтрепанная сумка. Нескладная тетка пробирается к проходу. Страшно и совестно. Никогда она ни на одном собрании не говорила и сейчас тоже не знает, о чем говорить, но сказать надо. И, подойдя к Озолниеку, женщина от волнения ничего не может произнести, только плачет, поставив сумку на пол, и протягивает начальнику руку.

- Спасибо вам! От всего сердца. Я рада, что мой сын попал в такое хорошее место. К таким добрым людям. Спасибо вам. Мейкулис, небось знаете его. Какие штуки делать выучился - и мне подарил! Спасибо.

Как настоящий художник.

Больше женщина ничего сказать не может, поворачивается, чтобы уйти, вытирая глаза кончиком платка, а Озолниек берет забытую сумку и подает владелице.

Все аплодируют. Мать Мейкулиса, не найдя своего прежнего места и довольная, что не надо будет сидеть рядом с расфуфыренной дамой, прислоняется к стене в конце зала. Родители и воспитатели еще долго хлопают-дольше даже, чем тем, кто говорил до нее.

Открывается дверь зала, входит контролер и, обводя взглядом головы сидящих, находит Киршкална.

Подходит к нему и, наклоняясь, говорит:

- Приехали они. Мать Межулиса с девушкой.

- Да?! - Киршкалн вскакивает со скамейки. - Велите обождать. Я сейчас!

И, не теряя времени, он отправляется в мастерские за Валдисом.

- Но еще работа не кончилась, - Валдис вопросительно смотрит на мастера.

- Для тебя на сей раз кончилась, - странно взглянув на него, говорит мастер, широко улыбается и ни с того ни с сего протягивает руку. - Спасибо!

Валдис не понимает, в чем дело, столь необычное расположение еще более его озадачивает. Он пожимает руку мастеру и уходит с воспитателем.

В воспитательской Киршкалн достает из ящика письменного стола какие-то две официального вида бумаги и конверт.

- Распишись вот здесь! - Он придвигает листок поближе к Валдису.

Юноша смотрит на документ, но второпях никак не может его прочитать.

- Подписывай смелей!

Валдис ставит подпись в том месте, где держит палец воспитатель, и смотрит на Киршкална. Тот тоже смотрит; мелкие морщинки собираются в уголках прищуренных глаз, долезают до седых висков. Киршкалн выпрямляется, глядит на воспитанника. Комнату заполняет таинственная, волнующая тишина. Валдис чувствует, как это волнение перетекает в него, принося с собой пока еще нечеткую уверенность в том, что сейчас должно произойти что-то очень хорошее. Эта уверенность нарастает, наполняет все его существо странной легкостью. Воспитатель держит в руке голубой конверт - так же, как тогда в апреле - первое Расмино письмо. В этом конверте ключ к тайне, причина его внезапного отзыва с работы, улыбки и неожиданного рукопожатия мастера. Киршкалн вручает ему конверт и, так же как весной, Валдис быстро переводит на него взгляд, но на этот раз конверт не надписан. И не запечатан. Юноша его раскрывает и достает книжечку в синеватой обложке. Она приоткрывается, и оттуда на Валдиса глядит его собственное фото. Паспорт - это свобода! Человек, который держит в руке паспорт - больше не колонист! Сознание этого факта, словно рокочущая волна, вздымает Валдиса и несет на своей спине к теплому белому песку пляжа. И на душе так хорошо, так тихо... Хочется лежать на этом песке, закрыв глаза, ни о чем больше не думать.

- Обещал же я, что выведу тебя за ворота. Сказано - сделано: ты свободен. Подписи на обходном листке я уже собрал, свою одежду получишь в проходной. В этом конверте деньги тебе на дорогу и документы для прописки.

Слова воспитателя доносятся до Валдиса из какой то далекой дали, все так же тихо шелестят волны, - и он лежит на залитом солнцем песке.

- Не думай, что это только моя заслуга. Такой власти у меня нет. Вопрос о твоем освобождении решал педагогический совет колонии и другие люди. Решение администрации мы направили в Президиум Верховного Совета. Как видишь, просьба удовлетворена.

Ступай забери из общежития свои вещи, и пойдем. Я знаю, что торжественность тебе не по нраву, поэтому все оформил тихо и без лишних разговоров.

Ноги приносят Валдиса в общежитие, руки быстро собирают скудные пожитки, в карман на груди ложится пачка писем матери и Расмы. В комнате никого нет, ребята еще в мастерских, они придут только на концерт в честь родителей. Юноша обводит взглядом ряды коек со взбитыми подушками и аккуратно сложенными одеялами. Все это уже отошло в прошлое. Одеяло на его койке сегодня вечером так и не будет развернуто, он больше не услышит мычащего гудка на вечернее построение и не будет стоять в унылой черной шеренге. Киршкалн, как всегда, займет свое мосто перед строем, а Валдиса в нем не увидит. Воспитатель Киршкалн... И огромную радость чуть затемняет пятнышко грусти.

Не сон ли все это?

Они идут к проходной мимо школы; из двери как раз выходит Крум.

Валдис подходит к классному руководителю и во внезапном порыве хватает его ладонь двумя руками.

- Спасибо вам! Я был неправ тогда. Простите меня!

- Будь счастлив, Валдис! - грустно смотрит на мальчика Крум. - В тот раз, скорей всего, прав был ты. Ну да ладно! Может, напишешь мне когда-нибудь?

- Напишу.

В проходной Валдиса поджидает приказ об освобождении из колонии и сверток с одеждой.

- Они на улице, - шепотом говорит контролер Киршкалну и, повернувшись к Межулису, машет рукой. - Живи как положено!

Клацает обитая железом дверь. Неподалеку на обочине дороги стоят две женщины и одновременно поворачивают головы на стук двери. Валдис на мгновение останавливается, и давешняя волна вновь вздымает его. И несет вперед.

Киршкалн останавливается и глядит, как Валдис обнимает мать, как припадает к его груди Расма и тотчас, отпрянув, отворачивается и плачет. Киршкалн подходит, пожимает матери руку, оглядывает юношу и девушку и, тихо сказав на прощанье: "Теперь будьте счастливы!" - быстро поворачивается и уходит.

Хлопает дверь проходной.

- Не плачь! Что с тобой, Расма? - шепчет Валдис.

- Почему ушел воспитатель? - испуганно спрашивает мать. - Разве тебе можно оставаться одному?

Валдис не заметил, как исчез Киршкалн. Сделав несколько шагов по направлению к проходной, паренек останавливается. Он стоит и глядит на дверь, на высокий забор, над которым извилась колючая проволока, затем оборачивается и глуховатым голосом произносит:

- Так вы тоже ничего не знаете?

- Чего - не знаем? - Губы матери дрожат, и во взгляде Расмы испуг.

- Воспитатель вам разве тоже ничего не сказал?

- Нет! А в чем дело? Мы только получили телеграмму, что сегодня обязательно надо приехать.

Расма подходит к нему вплотную, и мать вдруг молитвенно складывает руки. Она глядит на сына и ждет, - что тот скажет, не стряслась ли какая новая беда.

- Я свободен, мам! Я свободен.

Пальцы Расмы до боли впиваются в его локоть, голова девушки льнет к плечу Валдиса, и сквозь смех и слезы она шепчет:

- Я это знала, я чувствовала. Придержи меня капельку! У меня что-то кружится голова.

Воспитатель Киршкалн из окна проходной видит, как три человека, взявшись за руки, идут по дороге к автобусной остановке.

- Сегодня ночью прибывает новый этап, - говорит контролер.