Бриллианты безымянной реки - Татьяна Олеговна Беспалова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что сказал мальчишка?
– Да ничего особенного. Всё как обычно. Припомни сам, какой нынче день.
– Какой? Не томи, старик!
Бросив в пыль очередную недокуренную сигаретку, Георгий просунул в оконце киоска голову. Памятуя о том, что мальчишка и подраться не дурак, Архиереев отстранился.
– Да не таращи ты на меня свои глазищи. Апрельский снег у тебя, не глаза.
– Говори. Быстро. Коротко.
– Да что там говорить-то! Осип приехал. Вот и весь сказ.
Георгий шумно выдохнул, пряча за напускным равнодушием радость.
– Наконец-то! – вырвалось у него.
– Да что за конец-то? Нынче первая пятница месяца. Эвенк явился, ровно поезд, по расписанию. Только с несчастливыми вестями. Беда у него.
– Шутки у тебя! Я на поездах не ездил. Ничего про их расписания не знаю. Говори теперь, что за беда.
– А по твою ветеринарную душу беда. Конь у Осипа захворал. Вот он и я явился верхом на олене. Это, я скажу тебе, представление! Вся мелюзга с улицы Чернышевского сбежалась. Чудное дело: живём в Якутии, а эвенка верхом на олене не видывали.
– Конь заболел? Что с ним? – В глазах Георгия мелькнула тревога.
– Этого не знаю – Клара Филипповна не передала.
– Надеюсь, пулька будет?
– Надеешься? Надежда – это Сатана. Гони её прочь.
– Опять ты, старик, со своими хитрыми бреднями! – вспыхнул Георгий. – Не забывай: я без малого член партии на Сатану твоего плюю.
В ответ старик лишь кряхтел да тряс головой, притворяясь совсем одряхлевшим и тупым.
– Значит, в пять часов?
– Какое там в пять! В пять я киоск закрою. А дойти? А умыться? А рубаху переодеть? Ты же знаешь, Клара не любит, когда мы за преферанс в будничной одежде садимся, а я в свои шестьдесят два года уже не такой шустрый, как ты… Конечно, там твоя зазноба и тебе хочется прийти пораньше…
– Оставь это! Я всё понял. Как обычно, в восемнадцать тридцать буду с хорошей закуской.
Сказав так, Георгий исчез в клубах пыли, поднятой так некстати проезжавшим вилюйгэсстроевским грузовиком.
* * *
Конечно, старик Архиереев тоже ждет не дождётся пяти часов, когда с полным на то правом сможет запереть окошко своего киоска и пешком, нескорым прогулочным шагом честно отработавшего своё гражданина, отправиться на окраину Ч. Там, в доме NN, нынче вечером состоится сеанс игры. Но не шахматной, а именно карточной.
«Культурно проводить досуг» – так это у них называется. Жена старика Архиереева, Клара Филипповна, в шахматной игре не смыслит ни бельмеса, не считает это занятие забавным и отдаёт предпочтение рукоделию, в то время как старик с Георгием каждую пятницу устраивают небольшой шахматный турнир. Из комода извлекаются шахматная доска и специальные шахматные часы. Играют в быстрые шахматы. Счёт ведут, как на футбольном турнире: выигрыш – два очка, ничья – по одному очку, при проигрыше очки не начисляются. Но если в Ч. являлся давнишний приятель старика, эвенк Осип Поводырёв, то шахматы остаются в стороне. В таком случае и Клара Филипповна убирает в дальний ящик своё рукоделие. Стол в крошечной зале Архиереевых накрывается зелёной, с пышной бахромой старинной скатертью. На стол выставляется лампа с зелёным же абажуром, литровый графин мутного стекла с запрещённой в Ч., высокоградусной жидкостью и колода игральных карт. Хозяйка садится в своё персональное кресло. Обивка сиденья и спинки гобеленовая, довольно потёртая, но деревянные детали украшены искусной резьбой и покрыты лаком. Так что кресло чем-то напоминает монарший трон. Кресло тяжелое, и вряд ли его сдвигают с места даже для того, чтобы помыть пол. Кресло будто специально поставлено напротив небольшой, уставленной старинными образами полочки, под которой розово светится никогда не угасающая лампада. Клара Филипповна расписывает пульку в обычной ученической тетради, время от времени посматривая на свой импровизированный иконостас. Записи ведет аккуратно и профессионально, остро очиненным карандашом. Георгий ценит такие вечера не только из-за преферанса. Интересней игры разговоры, которые ведут между собой старик Архиереев и муж шаманки. Да-да, жена Осипа Поводырёва слывёт в окрестностях Ч. шаманкой. Разумеется, вопросы шаманства не обсуждаются на общих собраниях трудовых коллективов и тем более на партийных собраниях, но если кто-то заболевал или бесследно исчезала чья-то корова, то Аграфена Поводырёва может и облегчить болезнь, и найти пропавшую скотину. Люди брешут, будто Аграфена прибегает к колдовству. Но Поводырёвы живут неблизко от посёлка. До бывшего посёлка Амакинской экспедиции не вдруг и доберёшься. Если только острая нужна прижмёт: болезнь или утрата. А тот, кто на отшибе, не так глаза колет, чем бы ни занимался. Зыбучая зависть не так душу язвит, если человек не каждый день на глазах торжество своей хорошей жизни празднует. Так, люди посудачат, поплюются через левое плечо и позабудут до нового случая острой нужды. Но уж если припрёт, то моторку срочно ищи или оленя под седло, или собачью упряжку – по другому до бывшего посёлка Амакинской экспедиции, где уединённо живут Поводырёвы, не добраться. Однако кандидат в члены КПСС верить в колдовство не должен. Кандидат в члены КПСС верит в результаты изысканий фундаментальных и прикладных наук. И ещё. Кандидат в члены КПСС держит рот на крепком замке. Особенно в общественных местах, и своё близкое дружеское знакомство с семьёй Поводырёвых не афиширует.
* * *
Анна привела причёску в порядок, нарядилась в красивое, розовых оттенков, платье в тон преподнесённым товарищем Байбаковым розам. Такие цвета хорошо гармонируют с зелёным. Розы, Анна, зелёные скатерть и абажур – итог её усилий радовал глаз. Сумрачная зала Архиереевых сделалась нарядной, превратив и без того радостный пятничный вечер в настоящий праздник. В зеленоватом свете старинной бронзовой лампы лицо Анны показалось Георгию осунувшимся. Она сидела в единственном в этом доме кресле с высокой гобеленовой спинкой. Стул, согласно законам гостеприимства, уступила ей хозяйка, пристроившаяся тут же рядом на табуретке.
Игравший в паре с Георгием, Осип всё время пасовал. Неподвижное его лицо скрывалось в тени. Старик Архиереев, в противоположность эвенку, вистовал яростно. Пару раз объявлял мизер. Клара Филипповна писала висты и в гору, между делом объясняя скучающей томной Анне правила игры в преферанс.
Осип – высокий, сутуловатый эвенк – показался Анне замкнутым до застенчивости и интеллигентным. Войдя в залу, он сразу пристроился на одной из табуреток и застыл в неподвижности, похожий на изваяние какого-то неведомого божества. Живые, подвижные его глаза следили не только за карточной игрой. Время от
