Бриллианты безымянной реки - Татьяна Олеговна Беспалова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я-то чего, – продолжал Архиереев. – А вот товарищ Байбаков так поразился обилию штампов в паспорте нашей фифы… так поразился!..
– Не называй её фифой!
– Хорошо!
– Что за штампы?
– Так всего поровну…
– Не тяни! Ну?!!
– Два штампа о браке и, соответственно, один о разводе. И это ещё не всё…
– Что же может быть ещё? Трое детей?
– Которых ты тут же усыновишь?..
Старик Архиереев рассмеялся. Лицо Георгия тут же придвинулось, заполнило собой весь проём оконца. Аромат «Пингвина» окреп.
– Ах, не дыши на меня, драконище!
Старик принялся обмахиваться свежим номером газеты «Труд», изображая приступ дурноты.
– Говори! Ну!
Георгий положил свои кулаки поверх стопок свежайших газет.
– Да полно тебе! Никаких записей не о каких детях там, конечно же, нет. Это и без изучения паспорта понятно. Зато там, как полагается, проставлена дата рождения… Ах, что-то мне душно. Убрал бы ты своё лицо, Георгий. Ей-богу, дышать стало нечем.
Георгий отшатнулся.
– На даты мне плевать.
И он действительно сплюнул себе под ноги.
– Двадцать второе сентября одна тысяча девятьсот сорокового года.
– Ну?
– Разведённая и перестарок.
– Если дважды замужем была, то уж точно не перестарок.
– Тебе не ровня по многим позициям.
– Что я, по-твоему…
Кулаки Георгия снова сжались.
– Да погоди ты! Горяч, как магма!
– Не стану годить! По-моему будет! Я – тойон.
– Бог, проживающий на восьмом ярусе светлого неба с тобой! Пусть тойон. Только угомонись!
И старик Архиереев замахал на Георгия сложенным трубочкой свежим номером газеты «Труд». Георгий отступил.
– Кстати, товарищ Байбаков паспорт и командировочное удостоверение её вместе с женой изучал при поселении ко мне на квартиру. Изучал по её же собственному настоянию. В результате изучения товарищ Байбаков сдулся.
– Ну?
Сдёрнув с носа очки, Георгий снова вонзился взглядом в Архиереева.
– Вот те и ну. Ухажёрский пыл его ослаб, а вернее, вовсе исчез.
– Исчез? – льдистые глаза Георгия немного потеплели.
Теперь завздыхал Архиереев. Ну, как же тяжел Георгий. Простой ветеринарный врач, а норов, как у Наполеона Бонапарта. Намекнув на минутное охлаждение товарища Бондарева, старик рассчитывает подсыпать ледку на разогревающуюся ревность приятеля и, выходит, переборщил. Теперь Георгий с удвоенным рвением станет добиваться внимания столичной дамочки. К чему это приведёт, одному лишь Баянаю известно. Надо как-то выправлять ситуацию.
– Вот не думаю, что товарищ Байбаков окончательно отступится. Он – отличный производственник и по производственным показателям идёт от победы к победе, – проговорил старик Архиереев.
– А я?
– Ну а тебе следовало бы выяснить, с какой целью эдакая дамочка в наш Ч. явилась.
– Это пусть Байбаков выясняет…
– Товарищ Байбаков.
– Вот заладил: «Байбаков-Байбаков». Не с ним ли ты на камнях у Вилюя жил, как при коммунизме?
– Я при коммунизме не жил и не доживу. А в палатках мы куковали в 1956 году с товарищем Цейхмистером…
Старик заметил, как его приятель при последней фразе подпрыгнул. Разве пренебрежение к мечтам о коммунизме ему не понравилось? Ещё бы! Георгию Лотису всего-навсего двадцать шестой год минул. Мальчишка, а не отбыв положенного по возрасту срока в комсомольской организации, уже стал кандидатом в члены КПСС, уже пытается карабкаться по карьерной лестнице куда-то вверх. В таком случае ему тем более не следует, именуя руководителя треста «Вилюйгэсстрой», пропускать слово «товарищ». И тем более не стоит заступать товарищу Байбакову дорогу, если тот стремится поближе познакомиться с заезжей бабёнкой. Вот он, Георгий, горе-Гоша, стоит посреди улицы, на глазах у редких прохожих которую уж по счёту сигаретку цедит, «Пингвином» вызывающе пахнет, вместо того чтобы спортивные достижения показывать. С женой развёлся, неприкаянный. Того и гляди по партийной линии выговор за аморалку подцепит. Или хуже того…
Старик Архиереев ещё раз горестно вздохнул.
– В командировку она приехала, – проговорил Георгий. – Показывала мне командировочное удостоверение, а там …
Сам себя прервав на полуслове, Георгий замялся и умолк, а старик Архиереев отвлёкся на проезжавшего мимо мотоциклиста и не расспросил приятеля о том, что же было такого необычного в обыкновенном документе.
Газетный киоск и одинокая фигура возле него потонули в клубах уличной пыли. Лихой наездник легко опознаваем по алому шлему и номерному знаку транспортного средства. Это персональный водитель и порученец руководителя треста «Вилюйгэсстрой» по фамилии Лёвка Витюк. Правой рукой Лёвка правит транспортным средством, а в левой руке у него огромный букет чайного цвета едва распустившихся роз. А в коляске его мотоцикла необычайных размеров коробка, перевязанная синим бантом из поделочной бумаги.
– Ишь ты! – присвистнул старик Архиереев. – Товарищ Байбаков не только все кусты в оранжерее ободрал, но и детишек без поделочной бумаги оставил. А что уж там в коробе – боюсь и вообразить…
– И мчится Витюк к твоему дому, старик. А ты говорил «сдулся». Такие, как товарищ Байбаков, не сдуваются. У товарища Байбакова отличные производственные показатели. От победы к победе…
И Георгий с досадой сплюнул в едва успевшую осесть пыль.
– Не тужи. Лучше купи газету и почитай о высоких производственных показателях…
– Не хочу. Не надо мне…
Поворотившись к киоску спиной, Георгий, казалось обиделся и на старика, и на его киоск, и на содержание всей советской периодики в совокупности. Обиделся, но почему-то не уходил, продолжая топтаться на пыльной обочине.
– Клара Филипповна уж доложилась… – ласково проговорил старик и умолк.
Текли минуты. К киоску подходили редкие покупатели, меняли медь на газеты, перебрасывались короткими фразами с Архиереевым, искоса посматривая на Георгия, и торопились по делам. Пятница же! Рабочее время. Георгий же продолжал топтаться у киоска тунеядец тунеядцем.
– Я уже ушел на работу, – продолжал Архиереев, проводив очередного покупателя. – Когда Клара Филипповна послала мне вслед соседского мальчишку.
Георгий обернулся, уставился на старика, чадя сигареткой. Ах, этот модник. И курточка-то у него заграничного пошива, и ботинки свои непростые он пачкает в уличной пыли, и сигаретка. Нет, Георгий нипочём не станет курить какую-нибудь там «Приму». Сигареты у него непременно с фильтром и заграничные, в красно-белой упаковке с надписью латинскими буквами. Слово заковыристое, так запросто и не прочтёшь. Старик молчал, разглядывая приятеля так,
