Отражения - Виктория Яновна Левина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тот день у меня шли ученики один за другим. Обычная процедура отправки ребёнка в музыкальную школу; откуда через пару часов я уже заберу младшую дочку.
Проверить, всё ли положено в портфель, одета ли по погоде, тысяча напутствий, как перейти дорогу…
– Ну, ладно, мам, да всё я знаю!
Входная дверь захлопнулась. Я вернулась к ученице. Сердце не предвещало беды и даже не ёкнуло.
Через два часа я уже подходила к музыкалке. Моё появление там вызвало шок: дежурная у входа, преподаватели в коридоре, все замерли, увидев меня.
Наконец кто-то глухо спросил:
– Как, вы ещё не знаете? Нику сбила машина у дома. Она в реанимации в тяжёлом состоянии…
Знаете, как беззвучно рычит лев или воет сирена?
Как я добиралась до больницы, не знаю, не помню. В больнице, в приёмном покое, мне уже рассказали, что дочка попала между двумя машинами и троллейбусом под колёса пролетавшего там такси. Вероятность такого трафика на нашей всегда пустынной дороге – один на миллион. Но с моей девочкой это случилось.
Водитель такси, увидев, что он наверняка убьёт ребёнка, каким-то чудом взял немного вбок, черканув крылом легковушки по боку троллейбуса. Это спасло жизнь ребёнку. Удар получился по косой. Но она всё равно перелетела через машину и упала на дорогу, сильно ударившись головой. Водитель, с тридцатилетним стажем за рулём, выскочил из такси, схватил ребёнка на руки и ринулся в больницу. Ника в состоянии шока всё просила дяденьку не говорить маме…
Уже в больнице в портфеле нашли дневник музыкальной школы и сообщили туда. Как дозвониться родителям, в больнице не знали…
– Я сделал всё, что мог… – пожилой водитель такси сидит рядом со мной возле отделения реанимации. Губы дрожат, руки трясутся.
Я, вероятно, выгляжу не лучше. Приезжает отец. Мы убиты, раздавлены, мы не знаем, как жить, как дышать, как разговаривать.
Те первые минуты, когда нас впустили в палату увидеть ребёнка после первоначального осмотра врачами, я не забуду никогда! Синее личико с многочисленными гематомами, виноватая слабая улыбка:
– Мамочка, прости, я не хотела…
Потом начало действовать обезболивающее – и слова становились еле слышными… Заснула. Потом её увезли на томографию.
Мы, стараясь не смотреть друг на друга, сидим перед дверью главврача в ожидании вердикта.
– Мы провели полное обследование ребёнка. Ваша девочка вне опасности – она в рубашке родилась! Но последствия травмы головы могут быть самыми непредсказуемыми. Будем колоть ей гамма-глобулин, наблюдать. В сейфе в Минздраве есть ампулы этого лекарства на один курс лечения. Я запросил, скоро доставят, но этого слишком мало. Нужно вколоть в общей сложности ведро, чтобы всё прошло с минимальными последствиями… Вы сможете достать ведро гамма-глобулина?
Перед каждым уроком на студии «Ладушки» я, едва владея собой, с трудом выговаривала:
– У меня к вам большая просьба, родители! Мой ребёнок попал в беду…
Весь город уже знал, что Ника чудом выжила после автомобильного наезда.
– Врач сказал, что нужно проколоть ведро гамма-глобулина. В Минздраве было только несколько ампул… Может, у вас дома остались такие ампулы? Ведь бывает же, что остаются после пожилых родственников, после инсульта…
Я не могу говорить, горло перехватывает… Потом беру себя в руки и всё-таки начинаю вести урок.
Ампулы несли по одной, по две, целой коробкой. Их было так много, что хватило с лихвой! В отделении потом ещё долго обходились этим запасом. Город, «Ладушки», родители моих учеников спасли мою девочку. Пишу и плачу. Это случилось так давно, а сердце саднит до сих пор.
Потом, через месяц, мы учились заново ходить, поскольку одним из последствий травмы головы была частичная потеря координации движений. Особенно трудно давались лестницы. По лестнице, даже состоящей всего из одной ступеньки, Ника могла ходить только с моей помощью.
– Забирайте ребёнка на домашнее обучение, – директор гимназии и слушать не хочет, чтобы Ника продолжила обучение в гимназии после такой травмы головы.
– Дайте нам шанс! – я умоляю директора. – Я буду находиться при ней неотлучно. Буду сидеть в коридорах, когда идёт урок. Буду переводить её из класса в класс, делать с ней все уроки!
– Ну, что же, только из уважения к вам, давайте попробуем, – директор недовольно поджимает губы, давая знать, что разговор закончен.
И были недели и месяцы. И были три года моих ожиданий в коридорах между уроками. В школе ко мне привыкли как к мебели, как к неотъемлемой части коридора.
– Мамочка, зачем вам всё это надо? – спрашивали меня некоторые из учителей. – Переведите ребёнка в школу рядом с домом.
– Но ведь и в школе рядом с домом ей потребуется моя помощь при ходьбе по лестницам.
Люди недоумённо пожимали плечами.
По всем предметам мы успевали. Только, разве что, – с моей подачи. Вернулась «садиковская» привычка слышать только меня и усваивать материал только из моих уст. Но в конце концов и к этому все в школе привыкли. И даже задействовали меня для подмены учителей почти по всем предметам. А зачем просто так сидеть в коридорах?
А директор школы однажды предложила:
– А не взять ли вам у нас кружок «Математической логики»? Напишите программу, я посмотрю.
Программа кружка была написана, потом всё это, вместе с практическими наработками, вошло в методичку. Методичка была издана и переведена на польский. И через три года я уеду на год в Польшу преподавать в частном колледже математическую логику. Вместе с детьми. Но об этом в своё время.
Глава 10
Больная на всю голову
В те годы, о которых я пишу, центром вселенной для нас с дочками была музыка.
– Ты можешь пропустить день занятий в обычной школе, мир не перевернётся, – говорила я детям. – Но пропустив урок музыки, ты теряешь что-то такое, что восполнить нельзя ничем.
И, как ни странно, они были со мной согласны. Это уже потом, через несколько лет, настроенные папочкой, они будут кричать, что я украла у них детство! Но тогда, в замечательные годы ученичества в стенах чудесной музыкальной школы с превосходными учителями, дочки так не думали.
В любую погоду, при любом раскладе вещей, в школе
