Девятый Будда - Дэниел Истерман

Он рано лег спать, на душе его было нелегко. Он долгое время не мог заснуть. Он пытался услышать в ночи какие-нибудь звуки, но слышал лишь неизменные завывания ветра. Он лежал в темноте и мечтал, чтобы поскорее пришел сон. Или Чиндамани, которая бы развеяла сон. Однако сон пришел первым, и именно в тот момент, когда он совсем не ждал его.

Внезапно он ощутил, что кто-то нагнулся над ним. Это была Чиндамани, ее рука крепко зажимала ему рот. Она приложила губы к его уху и яростно зашептала:

— Ради всего святого, Ка-рис То-фе, не произноси ни звука. Вставай как можно тише и следуй за мной. Пожалуйста, не задавай вопросов, у нас нет времени.

Он почувствовал в ее голосе настойчивость и страх. Не раздумывая, он соскользнул с постели и встал на ноги. На столике у кровати лежал нож, который он два дня назад отобрал у нападавшего. Нагнувшись, он начал шарить в поисках ботинок, но они оказались в ее руках. Обувшись, он засунул нож за отворот.

За дверью его комнаты коридор был погружен в полную темноту. Чиндамани, как и накануне, держала его за руку. Другой рукой она опиралась о стену.

Откуда-то доносились громкие голоса; раздался громкий стук, словно упало что-то большое. Ему показалось, что он слышит звук бегущих шагов, но все стихло. Ему показалось, что он услышал, как кто-то закричал и снова затих.

Чиндамани пошарила в темноте. Она открыла дверь, и они вошли в нее. Он услышал, как чиркнула спичка, и внезапно появившееся пламя прорезало темноту. Чиндамани зажгла небольшую масляную лампу и поставила ее обратно на шкафчик. Ее рука дрожала.

Она была испугана. На лбу ее был длинный порез, достаточно сильно кровоточивший. Кристофер протянул руку, чтобы вытереть кровь. Она зажмурилась и отпрянула в сторону.

— Что происходит? — спросил он низким шепотом.

— Я не знаю, — ответила она. — Я услышала шум и пошла посмотреть, в чем дело. В коридоре был один монах — не знаю его имени. Он... он сказал мне, чтобы я шла обратно в свою комнату и оставалась там. Он говорил со мной так, словно не знал, кто я такая. В руках у него была палка. Тогда я разозлилась; я сказала ему, что он должен научиться вести себя, и потребовала объяснить, что он здесь делает. Никому не позволено находиться на этом этаже без разрешения. В руках у него была палка. Когда я обрушилась на него, он просто поднял ее и ударил меня. Я упала. Думаю, что он собирался ударить меня еще раз, но точно не знаю. Как раз в этот момент кто-то, находившийся поблизости, позвал его, и он ушел. Я направилась прямо в покои твоего отца, ища помощи, но там никого не было. По крайней мере...

Она заколебалась. Он увидел, как отражается на ее лице свет лампы, танцуя какой-то нервный, резкий танец. Глаза ее были испуганными, одну бровь заливала кровь, намочившая тонкие черные волосы.

— Есть несколько монахов, чьей обязанностью является прислуживать настоятелю, — продолжила она, собравшись с силами. — Они были там. Они... — Она сделала паузу, прислонившись к шкафчику. Рука коснулась свернутого в пружину хвоста морской змеи, украшавшей шкафчик. Она заметно побледнела. — Они были мертвы, — хрипло закончила она.

Она содрогнулась, вспоминая. Кристофер шагнул к ней, чтобы обнять и успокоить ее, но она вздрогнула и отстранилась. Пока она не нуждалась в утешении. Возможно, оно никогда ей не понадобится. И кровь, сочившаяся из раны на лбу, пока не засохла.

— Там повсюду... была кровь, — запинаясь, продолжила она. — Вся комната была красной — яркие, яркие лужицы крови в каждом углу. Кровь была на коврах, подушках, повсюду. В углублениях собрались целые лужи, маленькие красные лужи. Их... им перерезали горло. Не аккуратно, не чисто, но чем-то большим и тяжелым, мечом или резаком, без колебаний. Их зарезали как животных.

— Мой отец... Он тоже?..

Она покачала головой, яростно закусив маленькими белыми зубами нижнюю губу.

— Нет, — прошептала она. — Его там не было. Мне было страшно. Но я осталась и искала его. Я обошла все его комнаты, но его не нашла. Возможно, он где-то спрятался. Есть секретные комнаты, места, где он может укрыться. Но я была напугана и не хотела громко звать его. Мне стало плохо от этой крови. Не могу передать тебе... — Она снова поежилась, и воспоминания налетели на нее, как приступ лихорадки, наполняя плоть темным, неизлечимым холодом. — Затем я подумала о Самдапе и твоем сыне, — продолжала она. — Я представила, как они сидят там одни, не зная, что происходит. Я побежала на крышу и по мосту добралась до лабранга, но их там уже не было. Кто-то забрал их, Кристофер. Возможно, они уже убили их. Мне страшно. Я не знаю, что делать.

Он снова потянулся к ней, чтобы успокоить ее, но она снова отстранилась, боясь не его, а того, что он человек. Неожиданно она воочию увидела, что такое мир, а в этот момент он был единственным его представителем.

Кристофер решил, что знает, что происходит. Должно быть, Замятин принял решение действовать. Просто захватить Дорже-Ла было для него мелко и незначимо. Но захватить обоих детей и одновременно базу, с которой он мог бы манипулировать ими, — это бы сделало из его маленькой операции настоящий переворот, способный повлиять на политический баланс в Азии. Но что подтолкнуло его к столь поспешным действиям?

— Ты кому-нибудь говорила о своих планах забрать отсюда Самдапа? — спросил он.

Она заколебалась, потом медленно кивнула.

— Да, — прошептала она. — Сегодня утром я рассказала об этом настоятелю. Я хотела получить его разрешение. — Она замолчала. — Он отказал мне. Он сказал, что кое-что знает о Замятине и его планах, но полностью контролирует ситуацию. Он думал, что может использовать Замятина.

— Использовать его?

Она моргнула и снова кивнула.

— У твоего отца были свои собственные планы, свои собственные... мечты. Думаю, что Самдап в них присутствовал. И Замятин. И я... я думаю, твой сын.

— Что за планы?

Она покачала головой.

— Не знаю точно. Мечты о власти. Не его личной, но власти дхармы, учения Будды. Мечты о создании барьера на пути любого иностранного вмешательства, будь то Британия, Россия или Китай. Есть пророчество, согласно которому пока Дорже-Ла правит чужеземец, Дорже-Ла правит миром. Не в буквальном смысле, но в некотором смысле. Он верил в это. Верил, что у него есть предначертание.

— Он говорил с тобой об этом?

— Немного, — признала она. — Об остальном я догадывалась. Но я думаю, что в любом случае сейчас уже поздно. Если ты прав, то монастырь захвачен Замятиным.

— Этим утром, — продолжал настаивать Кристофер, — тебя могли подслушать? Мог отец рассказать кому-нибудь о вашем разговоре?

Она задумалась, а потом по ее лицу скользнула тревога.