Прошлое с нами (Книга первая) - Василий Петров

— Стой! Не двигаться! — потребовал дозорный. Кажется, он узнал с кем имеет дело.— Пароль!

— Ах... так вам еще пароль?! — Поздняков послал вперед лошадь.— Ложись!

Знакомый голос освежил память дозорных. Занял позицию и тот, что сплоховал. Поздняков подозвал обоих, осмотрел драгунские винтовки. Патроны досланы в патронники. Дозорные серьезно относились к своим обязанностям. Это примирило командира взвода управления. — Я поговорю с вами завтра, когда смена? Поздняков сказал еще несколько напутственных слов дозорным.

— Как вы долго объясняетесь с ними! — встретил Позднякова Гаранин.— Учите людей на занятиях.

— Мы обязаны учить непрерывно и во всякое время,— ответил Поздняков.

Кони перешли на рысь. В стороне парка крик, слышатся выстрелы, один, другой.

Я думал: ехать в город? Ночь, адрес дома я не знаю, да и зачем мне вещи? У Позднякова и Гаранина другое дело, семьи.

В зашторенном окне дежурного по КПП мерцал свет. Обозначились ворота. Я не хотел объясняться и спросил младших лейтенантов:

— Кто из нас старший?

Безуглый промолчал, а Поздняков и Гаранин отвечали: — Вы, конечно.

— В таком случае все вы отправляетесь в город. Это... приказание. В батарее остаюсь я.

Поздняков стал возражать, но слабо. Право старшинства к нему переходило после моего отъезда. Сделав вольт направо, он остановил лошадь в ряду с Гараниным и Безуглым.

— Коновод, где вы? Отправляйтесь вперед к повороту,— крикнул Гаранин, и младшие лейтенанты ускакали в темноту.

— Счастливо оставаться...— донеслись вразнобой их голоса.

Перикл рвался вслед, дергал поводья. За парком на окраине Зимно лаяли собаки. В стороне мельницы тоскливо завывал филин. Стук копыт затих.

Я провел Перикла в одну сторону, в другую и передал дневальному. Дежурный по дивизиону лейтенант Луценко тренировал лиц наряда в обращении с входной дверью. Мимо проследовала смена караульных.

Луценко приостановил занятия и стал изображать сцену из курсантской службы. Как-то он и я — два курсанта — возвращались из городского увольнения. Я пропустил Луценко — минута в минуту — вперед и готов был сам перешагнуть порог, но дежурный по училищу вернул обратно. Mнe вменялось опоздание из городского увольнения. Меньше чем на полминуты. «Товарищ курсант, срок не имеет значения, факт опоздания налицо. Я не следователь, а командир»,— ответил мне дежурный по училищу лейтенант Шарейко..

— У вас еще есть в запасе время,— сказал Луценко,— до отбоя две минуты...

Я не находил в этой сцене ничего забавного.

Входная дверь открылась. Хлынул свежий воздух. С потолка свисали две-три лампы, разгоняя темноту длинного коридора. Я поднялся в спальное помещение 3-й батареи. На койках безмятежно спали люди. Старший сержант Проценко — дежурный по батарее — доложил, что происшествий не произошло, личный состав находится на отдыхе.

В батарейной канцелярии темно и пусто. Я открыл створки окна, лег, не раздеваясь, на диван. Так закончился в моей жизни этот последний мирный день и наступил новый — день войны. На листике настенного календаря — 22-е июня. Стрелки показывали 0 часов 30 минут.

Это война!

3-я батарея, тревога!

Спросонья я не мог сообразить, что произошло. Дрожали стены. Битые стекла. Сыпалась штукатурка, пыль. Оконные створки — одна на полу, другая повисла на петлях, люстра раскачивалась, как маятник, жалобно звенели хрустальные подвески. Валил едкий дым. Грохотали разрывы.

Я шагнул к окну и остановился, потрясенный тем, что видел. За воротами и дальше, на всем обозреваемом пространстве клубился серо-желтый дым, сверкало пламя. Рвались снаряды. На крыше КПП зияла дыра.

Война! Я взглянул на часы. Две стрелки — одна вонзилась в цифру 3, другая миновала 12 — 3 часа 02 минуты. Подсвечник свалился на пол. Какая-то сила толкнула меня к столу. Дверь сама собой отворилась. Я бросился в спальное помещение батареи. Полуодетые люди в страхе толпились у окон.

— Внимание, смирно! Товарищ лейтенант, за время моего дежурства никаких происшествий...— Проценко умолк, растерянно огляделся и продолжал: — Товарищ лейтенант, три минуты назад немцы открыли огонь... Дежурный по батарее старший сержант Проценко!

— Третья батарея... боевая тревога! Наряду вскрыть ящики с патронами, выдать оружие!

Люди одевались, разбирали оружие, противогазы. Проценко открыл книгу выдачи оружия. Толчея, грохот, крики со всех сторон.

— Патроны,— требовал сержант Дорошенко,— патроны давайте!

Кричал еще кто-то, у шкафа с противогазами толчея, Проценко швырнул книгу выдачи на пол.

— Товарищ лейтенант, ключи от ящиков у старшины. Сорван с противопожарного щита лом. Ящик вскрыт. Грохотали разрывы. Содрогался пол. Кирпичная пыль вползала в окна.

Младшие командиры строили людей. Снова качнулись стены, и снова дым. В помещении темень. Время 3 часа 06 минут.

— Внимание... третья батарея, повзводно за мной, в парк.

За порогом сумрак, откуда-то ветки путаются под ногами. Ворота КПП открыты настежь. В стене пролом. На пути вековая липа, ствол ободран, вокруг обломки веток, листья. Поражал слух грохот, вой, свист.

Горячий воздух обдал меня с ног до головы. Что-то сковывает все тело, оно отказывалось подчиняться сознанию. Позади лица, искаженные страхом.

— Не отставать! — кричал я, «не отставать» вторил кто-то. Мгла рассеялась. За обочиной — воронки. Позади строй ломался, ни рядов, ни шеренги. Кто-то споткнулся, кто-то упал замертво. Группки людей. Куда они? Стой! Все в парк, не ложиться, встать!

Арка развалилась, раскиданы шесты, колья. Люди прыгают через воронки, миновали орудия 1-й батареи. В вышине завывали снаряды и рвались с перелетом справа. Где? Не разглядеть, вероятно, в парке 85-го ОАД.

Чей тягач? Пламя скользит по борту. Пятый запасной. Кузов загружен снарядами. Полтонны керосина в баках.

— Внимание, всем ко мне! — никто не отозвался, но слышат.

Я повторил команду еще и еще. Нашелся, наконец, один смелее остальных — сержант Белый. С разбега набросил трос, оглядывается: не соскочила бы с крюка упругая из гнутой стали серьга. Тогда все, не подступиться. Тягач на буксире тронулся с места, охваченный пламенем, и медленно пересек черту парка.

— Внимание... моторы... сцепить орудия!

Сержанты еще, кажется, не в своей тарелке. Напропалую бранятся, импровизируют команды, позабыта начисто вчерашняя служба. А помощь командира словом и делом? Орудийные номера подкатили передки. — На лафет!

Трамбованная колесами и людьми земля лишена расти тельности. Пыль вихрится под давлением газов выхлопных труб тягача.