Механика вечности - Евгений Прошкин

Иван Иванович достал конверт и старательно его разгладил.

— Не знаю, получится ли. Координаты запомнил?

Я назвал адрес вплоть до этажа.

— За помощью придешь только в самом крайнем случае. На двери два звонка: верхний и нижний. Нижний не работает — провода перерезаны. В него и позвонишь. Когда я открою, представишься братом Аллы Генриховны. Я скажу, что между нами все кончено. Ты ответишь, что возникли некоторые затруднения и в моих интересах тебя выслушать.

— Экий вы, однако, сердцеед, Иван Иванович!

— Заткнись, — ласково произнес он. — Брат Аллы Генриховны, ты понял? Что-нибудь перепутаешь — пеняй на себя. Если забудешь имя-отчество, даже не суйся, считай, что меня там нет. Дальше. Зайдешь и отдашь конверт. Не на лестнице, а в квартире. Я спрошу, что там, ты скажешь: пьеса Чехова. Не вздумай импровизировать — плохо кончится. Пока я буду читать, стой смирно, руки держи на виду. Если я не убью тебя после первого абзаца, значит, можешь рассчитывать на мою помощь. Но, повторяю, лучше, если вы справитесь сами.

— Иван Иванович, мне бы ствол…

— Обойдешься.

— Я же не требую танк! Пистолетик какой-нибудь скромный.

— У тебя синхронизатор. Сильнее его оружия нет. И послание одного Фирсова другому. При умелом обращении оно заменит ядерный чемоданчик президента, так что пистолет тебе не понадобится. Стрельба в городе — это провал.

— А Коляну вы письмо не доверяете?

— Он человек надежный, но уж больно самостоятельный. Начнет пороть отсебятину, все испортит. То, что находится внутри, — Фирсов многозначительно потыкал в замусоленную бумагу, — очень и очень серьезно.

— Новый компромат? — догадался я. — На вас?

— А как, ты думал, можно заставить подчиняться полковника ФСБ? После того, как все сделаете, не задерживайтесь. Я тут в конце приписал, что ты от друзей, но он ведь может и не поверить.

— Я бы точно не поверил.

— Я тоже, — сказал без улыбки Фирсов.

В две тысячи первый мы отправились старым маршрутом: автобусом до парома, и два скачка в сгоревшей бытовке.

Простояв на дороге минут сорок, мы остановили груженный торфом самосвал, который подбросил нас до «Водного стадиона». Плату за проезд водитель брать не хотел, но я насильно всучил ему десятку, чтобы проверить реакцию.

— Спасибо, — виновато проронил он.

Кажется, деньги, оставшиеся у Ксении, были по-прежнему в ходу. Не динары, не синие ооновские банкноты — обыкновенные русские рубли. В две тысячи первом не все еще было потеряно.

Находясь в обществе Куцапова, я волновался в основном за то, чтобы он сгоряча не ухлопал кого-нибудь из местных. Ксению я взять с собой не мог — я помнил взгляд Тихона. Не исступленный, нет. Спокойный до змеиного оцепенения. Петрович ошибался, Тихон не мечтатель. Он практик. Разложил Вселенную на атомы, произвел инвентаризацию, внес свои изменения и вновь слепил в единое целое. Нет, не мечтатель. Механик.

Ксения подождет меня в подвале. Если я когда-нибудь и позволю ей встретиться с Тихоном, то не раньше, чем он будет закован в пудовые кандалы.

Вместо Куцапова я мог бы выбрать Левшу, но он был еще более непредсказуем, к тому же до беспамятства влюблен в свой автомат, а такую дуру под рубашкой не спрячешь. Веселый в принципе внушал доверие, но я опасался, что в две тысячи первом матерящийся чернокожий вызовет толки. Кого я еще знал — Коня и Майора? Эти — узкие специалисты, а здесь нужен мастер на все руки.

— Колян, почему вы называете психолога Майором?

— Так майор и есть. Он в войсках служил, по медицинской части. Когда вооруженные силы разогнали, ему предложили перейти в армию Ирака. А он им сказал, что в зоопсихологии не разбирается.

— Сильно. Арабы не обиделись?

— Нет, только голову отрубить хотели. Его Веселый вытащил. Он вообще многих спас.

Граждане мирно текли по своим делам, не замечая двух спешащих субъектов, и вряд ли кто-то догадывался, что у одного имеется ствол, а у другого — невзрачный приборчик, похожий на пульт от телевизора. Но еще больше они удивились бы, узнав, что не пистолетом, а именно дыроколом можно перевернуть весь мир — и даже точка опоры не понадобится.

— Нам нужны колеса, — сказал я.

— Дело нехитрое, только до центра добраться.

— Желательно без криминала.

— Никаких угонов, — заверил Колян.

Я подошел к автобусной остановке и смешался с пассажирами. Так ловить такси было безопасней: если мне снова не повезет с машиной, стрелять по толпе они не посмеют.

У тротуара затормозил «Москвич» ярко-желтого цвета. Я раздосадованно махнул рукой — мол, проезжай дальше, частники нам не нужны. Водитель открыл правую дверь и, пригнувшись, посмотрел на меня.

— "Мерседес" ждешь?

На крыше «Москвича» светился оранжевый гребешок с черными кубиками и словом «TAXI».

— Почему по-английски написано?

— А по-какому надо? По-китайски, что ли?

В «Москвиче» было тесно и холодно. Спереди просачивался дурманящий запах бензина.

— Включи печку, — велел Колян. — Что-то я мерзну.

— Нельзя, задохнемся.

— Так открой окна.

— Тогда продует, — ответил водитель, закуривая мятую сигарету без фильтра. К счетчику он даже не прикоснулся.

Мы остановились на «Пушкинской», и я расплатился. Таксист озадаченно уставился на деньги.

— Что-то не так, братан? — многозначительно произнес Куцапов.

— Все нормально. Только бабки ненастоящие.

— Фальшивые?

— Да вроде нет. Менделеев, я смотрю, как живой, — таксист кисло улыбнулся. — Но где вы видели на полтиннике Менделеева?

— А кто же там, Гитлер?

— Бурлаки.

— Какие еще бурлаки?

— Которые на Волге. Картина такая. У вас другие бабки есть?

— Другие тебе еще больше не понравятся, — сказал я.

— Вы откуда, мужики?

— С Луны, — насмешливо бросил Колян, приставляя к его горлу пистолет. — Ты уж извини, но у нас, на Луне, такие деньги. С Менделеевым.

— Понял, — кротко ответил водитель. — Сдачу давать? — осведомился он, не дыша.

— Оставь себе. Свободен.

— Спасибо, мужики.

— Где ты взял эти бумажки? — спросил Колян, выйдя из машины.

— Бумажки — это то, что у таксиста, а у меня деньги.

— Понятно. А Пушкин на твоих деньгах был?

— Естественно. На сотне. Ты что, не помнишь?

— Помню. — Куцапов обернулся и тоскливо посмотрел на памятник. — Трех богатырей помню.

Мы миновали позор русской кухни — «Макдоналдс», затем аскетичный дворик Литинститута и направились вдоль Тверского бульвара дальше, к самому центру. Не доходя до Никитских Ворот, Куцапов неожиданно свернул в один из кривых переулков. Я было решил, что Коляну приспичило, но заметил, как он обхаживает черный «БМВ».