Персона - Максим Жирардо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слушай, а ведь ты попала в самую точку и докопалась до двух самых важных моментов.
– Наши жертвы отнюдь не относятся к числу людей доброжелательных и уж тем более сострадательных. Опрашивая при расследовании тех или иных дел коллег, мне редко приходилось сталкиваться с таким количеством злобных показаний. Они жили в мире, где отношения строятся с позиций силы, и сами выступали в роли психологических мучителей. Преступник наносит им увечья, чтобы продемонстрировать свое видение их индивидуальности.
– Ты описываешь их персону, – добавил Фрэнк.
– Персону?
Фрэнк передал Лоране свой разговор с Карлом Дюкре на тему масок и разработанной Юнгом концепции персоны, с помощью которой он описывал то, какими мы хотим выглядеть в глазах других, то есть вариант нашей индивидуальности, предназначенный для общественного потребления.
– Таким образом, с помощью маски преступник дает нам понять, что он срывает с жертвы эту самую общественную персону, чтобы явить нам ее глубинную природу? – подвела итог Лоране.
– Да, я понимаю это так, – ответил Фрэнк. – А что ты скажешь насчет Тифен?
– Здесь нам пока не хватает данных, но если я возьму на себя смелость поиграть немного в кабинетного психолога, основываясь на присланной нам Эльгой фотографии, то могу сказать, что перед нами человек, который никогда себя не любил и устраивал окружающим ад, пользуясь своей внешностью. Злодей запер ее в собственном теле. Полагаю, что именно ее он больше всего ненавидит.
Они свернули с бульвара и покатили по мосту Сен-Мишель. Здесь Фрэнку пришлось еще на несколько минут задержаться, потому как проехать можно было разве что по тротуару. Он уже собрался было так и сделать, но потом передумал.
– Думаешь, он что-то ищет?
– Скорее не что-то, а кого-то, – ответила Лоране и задумалась, чтобы поточнее сформулировать свою мысль. – Это объяснило бы фотографии, о которых говорил мальчонка. По всей видимости, на них тот самый человек, которого он ищет. Но зачем? Чтобы его убить? Или, может, тот куда-то пропал? Но в таком случае для него важен порядок. Сначала он похищает Филиппа, допрашивает его, и тот выводит его на Виржини и Тифен.
– Нет, Тифен, судя по ее состоянию, оказалась в этой дыре еще до Виржини. Может, даже раньше Филиппа. В действительности это она могла оказаться нашей первой жертвой, которую он первой и допросил. И может, именно поэтому больше всех ее…
Фрэнк попытался подобрать эпитет, чтобы описать состояние Тифен, но так и не смог.
– Первая жертва, которую обнаружили случайно, а могли вообще никогда не найти… – сказала она. – Ведь ориентировка на ее розыск не поступала.
– Этот момент и мне не дает покоя. К тому же налицо противоречие. Если эта необузданная жестокость предназначена усыпить наш разум, чтобы мы больше доверились внутреннему голосу и интуиции, как ты мне только что говорила, то я не понимаю цель. Зачем прятать от нас одну из жертв?
– Может, потому, что это не так уж важно? – предположила Лоране. – Может, его интересует только человек с фотографии? Или ты думаешь, что есть и другие жертвы, которых мы пока не нашли?
– Может быть. Пусть Танги займется пропавшими без вести.
– Хорошо, я ему передам.
Седан выехал на набережную Орфевр. В Сене мириадами отражались фонарные столбы Города света. Напротив этого океана угрожающе застыл дом 36, штаб-квартира парижской полиции.
– Пока мы не докопаемся до первопричины этой садистской мести, так и будем топтаться на месте, – сказал Фрэнк. – Мы опаздываем по всем фронтам, не понимая, с какой стати он нападает на всех этих людей.
– Думаешь, это Каль Доу?
Фрэнк припарковал машину на стоянке для сотрудников полиции, выключил зажигание и, перед тем как выйти, ответил на вопрос Лоране:
– Он подходит по профилю, обладает необходимыми навыками, но я не вижу мотива. Доу – белая акула, редкая и опасная. Филипп с Виржини тоже акулы, только зубы у них помельче. Да, тоже агрессивные, но с большой белой не имеют практически ничего общего. Каль Доу стремится себя сберечь и убирает по одному неугодных свидетелей. Но откуда такой разгул жестокости? Такой, как он, насколько я понимаю, творил бы свои дела тайком, подальше от посторонних глаз.
– Или же это как раз часть избранной им тактики, призванной создать дымовую завесу.
– Но как он тогда мог совершить нападение на Виржини, ведь мы ведем за ним круглосуточное наблюдение? А в случае с Филиппом не факт даже, что в тот момент он вообще был во Франции.
– Он может оказаться хитрее, чем ты думаешь. Или, к примеру, действует чужими руками.
– Да, это действительно многое объяснило бы, – ответил Фрэнк, выходя из машины. – Тогда все сошлось бы. Но в таком случае он должен пользоваться средствами связи, которые мы еще не установили. Я потому и хочу, чтобы Ковак усилил за ним наблюдение. Мне нужно все слышать, все видеть и все о нем знать, что бы он ни делал.
– Как раз этим он в данный момент и занимается.
Ночь в доме 36 по набережной Орфевр выдалась лихорадочная – одна из тех, когда в помещении накапливается статическое электричество, а потом каждого, кто входит в подъезд, хватает и, будто нежное мясо, швыряет на раскаленную сковородку. Муравейник гудел от недовольных посетителей, забежавших сюда на огонек. Кто-то сидел, кто-то стоял, некоторые даже подпирали собой стены, но все истерично орали о своей невиновности. Одни плакали, излагая безумные теории заговоров, другие поносили всех, кого ни попадя, – вплоть до самой мелкой живой души. За сыновьями, мужьями и дочерьми приходили жены. Во все стороны сновали полицейские, в гражданском и мундирах.
Фрэнк шагал к парадной лестнице, чтобы сразу подняться на свой этаж, но не избежал столкновения с каким-то новичком, державшим в руках несколько кило всевозможных бумаг. «Ох, прошу прощения, комиссар». Даже не задержавшись, Фрэнк двинулся по муравейнику дальше. Самое главное было не останавливаться, иначе мог увлечь встречный поток. Он лишь поднял руку, давая понять, что извинения приняты, и в этот момент услышал за спиной цокот туфлей Лоране. Несмотря на длинные шпильки, она неизменно ходила быстрым, размашистым шагом.
– Ты как раз кстати, – сказал Ванно, выходя из своего
