Индиговый ученик - Вера Петрук

На одном из занятий, когда Регарди успешно угадал все предложенные предметы и, не удержавшись, гордо упер руки в бока, учитель хмыкнул и велел ему раздеться до пояса.

- Руки спрячь за спину, - продолжил командовать он, пока Арлинг пытался сохранить серьезное выражение лица.

- Мне не жарко, учитель, - попытался пошутить Регарди, но иман нетерпеливо сдернул с него рубашку.

- Не только твои ладони и пальцы могут чувствовать мир, - продолжил кучеяр, обходя вокруг него и недовольно цокая языком. - Любой участок тела может улавливать малейшие колебания воздуха, температуры, перепады высоты... Твоя кожа может реагировать на свет так же, как и глаза. Представь, что вместо двух слепых глаз у тебя появился один большой зрячий - это твое тело. Не все в мире можно услышать или понюхать. Стоящее на пути дерево почти не пахнет, а если ветра нет, то его листья не издают ни звука. Ты его не видишь, не слышишь, зато можешь почувствовать. Ощутить, как по его стволу текут жизненные соки, а их бег отдается в твоем собственном теле.

Это было трудно. Гораздо труднее, чем определять, в каком углу комнаты стояла свечка. Арлинг старался, как мог, но почти все время проигрывал. Ладони и пальцы были созданы для того, чтобы ощущать тепло, исходящее от людей, животных и предметов, но разве можно почувствовать канаву животом или коленом? Иман требовал невозможного.

- Хочешь всю жизнь ходить с тростью, как калека? - безжалостно спрашивал его мистик, когда Регарди в очередной раз терпел поражение и начинал сердиться, еще больше сбиваясь. - Костыль нужен тому, у кого нет ноги. А у тебя с ногами все в порядке. Ученик Школы Белого Петуха не может ходить, опираясь на палку.

Порой Арлингу казалось, что иман специально придумывал для него невыполнимые задания только для того, чтобы не пустить на Испытание Смертью. Это были плохие моменты - они случались редко, но были неизбежны. Тогда Арлинг ненавидел себя и весь мир. Себя - за то, что не верил и боялся своего "неверия", а мир - за то, что ему было наплевать на него и его страхи. Впрочем, вправе ли он был ждать от него большего после всего, что случилось?

Однако порой Регарди понимал, что ошибался. Был в школе один человек, которому он был не безразличен. Несмотря на ворчание мистика, Атрея навещала его часто. Иман их общение не одобрял и всегда предупреждал его быть осторожным, однако чего именно боялся мистик, Регарди не знал. А может, не хотел знать.

Атрея была умной женщиной и брата понапрасну не раздражала. Чаще всего она приходила, когда Арлинг занимался один: разучивал новые запахи в Доме Утра, слушал птиц в саду или голоса учеников на Огненном Круге. Ее визиты радовали и настораживали одновременно. Он знал, что кучеярка не была с ним до конца откровенна, но в ее присутствии ему было легко, даже когда она подтрунивала и издевалась.

- Ты сопишь, словно беременная ослиха, - смеялась Атрея. - Разве это трудно? Отличить мед от патоки?

- Хочешь, сама попробуй, - огрызался Регарди, стараясь не отвлекаться от двух плотно закрытых банок, содержимое которых он угадывал на протяжении последнего часа.

Иногда они просто молчали, и такие моменты нравились ему больше всего. Не нравилось ему то, что время текло слишком быстро.

- Лето скоро, - тихо прошептал он, когда они сидели под хурмой, где встретились первый раз. Кажется, Атрея заснула. По крайней мере, в течение часа с ее стороны раздавалось лишь мерное дыхание спящего человека. То был редкий день, когда иман уехал с утра в город и не оставил ему новых заданий. Справившись со старыми сразу после завтрака, Арлинг наслаждался временным бездельем.

- Да, скоро, - сонно согласилась кучеярка, положив голову ему на плечо. - Сначала придет зима, потом весна. А там и лето.

Наверное, она могла слышать стук его сердца. По крайней мере, ему казалось, что оно сейчас выпрыгнет из груди. И вовсе не потому, что рядом с ним спала красивая женщина - а в том, что Атрея была красавицей, Регарди был уверен. От обычных кучеярок не пахло так хорошо и заманчиво, как от сестры имана. И голос у них был не такой сладкий. И вели они себя гораздо скромнее.

Причина его волнения была проще. Время уходило, неизбежно приближая момент, когда должна была определиться его судьба.

И хотя Регарди уже не был похож, на того Арлинга, который перебирал бусы, тщетно пытаясь угадать, из чего они сделаны, он чувствовал, что выбор имана может быть не в его пользу. Потому что он по-прежнему чувствовал себя калекой. Ущербным. Чужим. А чужак не мог стать пятым учеником великого учителя.

Арлинг прислонил голову к стволу хурмы и задумался.

Он знал наизусть все пряности и специи Сикелии, мог рассказать, чем отличался запах розового куста днем от его благоухания ночью, чувствовал движения людей в соседней комнате, научился запоминать запах человека при первой встрече, выучил наизусть все тропы между школьными зданиями, а по некоторым мог даже пробежать, не споткнувшись. Находясь у колодца, Регарди слышал, как к дальним воротам школы подъезжала повозка с припасами или мог проснуться от громкого храпа, не сразу поняв, что звук раздавался из другого дома. Запахи улицы уже не сливались в одну неразборчивую смесь, а выстраивались стройными рядами, дополняя подслушанную картину мира яркими красками. Он стал просыпаться в одно и то же время, ухаживал за собой, следил за одеждой и делал много других вещей, которые не умел, даже когда был зрячим.

Но Арлинг по-прежнему оставался слепым. Он спотыкался, попадая на незнакомый участок дороги, не чувствовал дерева, стоящего у него на пути, не мог угадать мимику собеседника и не ощущал его жесты. О том, что другие ученики, готовясь к летним испытаниям, все больше времени проводили на Огненном Круге, Регарди старался не думать. Какое-то там колесо или кувырок назад... Он и ходить-то толком не научился.

- Я не успеваю, - сказал Арлинг вслух, обращаясь к самому себе, но ему ответили.

- Время - вечность, - загадочно шепнула Атрея и потрепала его по волосам. Наверное, раньше Регарди страшно разозлился бы на подобный жест, но сейчас он его позабавил. Эта женщина странно к нему относилась. Интересно, кого она видела в нем? Во всяком случае, ему хотелось надеяться, что не просто слепого калеку. Возможно, друга?

- Я многому научился, но иман требует от меня невозможного, - произнес Регарди, и хотя он не собирался жаловаться, в словах послышалась обида. И прежде всего, на самого себя.

- Разве можно почувствовать спиной, как ты красишь губы? Или завтракаешь? Или танцуешь? Возможно, Нехебкай на такое и способен, но я вряд ли. Я всего лишь человек. Я никогда не смогу так сделать, Атрея!