Клятва (СИ) - Мария Сакрытина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дом Рэя я знал, как свой, потому пробраться незамеченным к калитке с замотанным в
плащ Валерием на плече у меня получилось. А там – я знал столичные улицы и лазейки
куда лучше аристократов. Лорды устроили патрули по всех столице, но в трущобы они и
раньше нос не совали. Куда им! По подворотням, петляя, я и выбрался за город.
Если что-то я понимал, так это то, что сэр Джереми будет на моей стороне – значит,
Пчелиная Заводь была пока самым безопасным местом и для меня, и для принца.
Пробраться туда незамеченным, миновав патрули по дороге – почему-то пограничников,
чьё место вообще-то было на границах – я смог. Зря, что ли, я столько раз сбегал в детстве!
И как десять лет назад лорд Джереми встретил меня у приметного оврага неподалёку от
Заводи.
- Явился, - выдохнул, оглядев меня тяжёлым взглядом.
Я выпутал из плаща заснувшего принца, и глаза опекуна расширились от удивления.
- Да ты полон сюрпризов, мальчик! Оправдайся ещё, что не зря у Боттера сидел, - хмыкнул
он, забирая сонно завозившегося Валерия. – Идём скорее, Его Величеству нужен врач.
И всю дорогу – вплоть до усадьбы – я чувствовал на себе взгляд синих глаз. Не Элизы –
её волколака. Но я слишком устал, чтобы отгонять его или выслеживать – я устал даже
думать, и мог только брести вслед за лордом Джереми.
А мой опекун ничего не заметил.
Глава 12. Невеста
(Из записок Элизы Северянки)
Чародеи не умеют любить. Мы собственники, и отдавать кому-то всего себя, отдаваться со
страстью, с самопожертвованием – никогда. Мы все такие, весь наш род. Моя мать до
последнего не сделала ничего, чтобы помешать Валентину увести меня – а она не могла не
знать, что из этого выйдет. Но она не захотела зависеть от магии и предпочла смерть. О
моей судьбе, интересно, она в тот момент вообще думала?
Зак с самого начала воспитывал меня как свою спутницу, любовницу. Любил ли он сам
меня? Нет. Он просто до безумия устал от одиночества. А я всего лишь была
единственным чародеем помимо него, и единственной, кто мог его понять. Мы были, как
два изгоя, одинаковые. Да, он заботился обо мне, он осыпал меня подарками – они ничего
для него не стоили. Но если что-то или кто-то вставал между нами – он уничтожал это, избавлялся как от помехи. Он носил меня на руках – как драгоценность, как ребёнок
таскает за собой бездушную, но любимую куклу. И вряд ли ребёнку понравится, если
кукла действительно оживёт.
Справедливости ради я относилась к Заку также. Меня совершенно не интересовало его
мнение, меня не интересовало, что он обо мне думает. Мне нравилось спать с ним – мы
устраивали бешеные оргии, мы получали от них бездну сил. Нам было неплохо друг с
другом. Но я тогда ещё не знала одиночества – настоящего, когда действительно некому
поплакаться в жилетку, да так, чтобы этот кто-то тебя понял. И поэтому наши отношения я
не ценила. Хотя все вокруг были уверены, что мы с Заком любим друг друга.
Но я уже знала, что бывает другая любовь – с самопожертвованием, с отдачей, когда тебя
просто любят, а не используют. Её я потеряла – и потому вспоминать не хотела. Кольцо де
Креси легло в драгоценный ларчик, который я возила с собой, но никогда не открывала.
Такая любовь, как дар богов, бывает лишь раз в жизни.
После эскапады с мальтийским принцем Зак напомнил мне о клятве. «Ты уже достаточно
взрослая, Элиза, и должна понимать, что клятва для чародея – его суть. Есть две вещи, без
которых мы умираем – любовные утехи и клятва правителю. Подумай об этом и
поскорее». Я понимала, что Зак мягко намекает мне о необходимости как-то оправдаться в
глазах Овидия. Да, чародеев любили в Овидстане, но когда они оказывали ему услуги, а не
когда воровали чужую добычу. Зак считал, что я должна принести клятву Аджахаду. «Мы
оговорим с тобой все условия, Элиза. Ты поклянёшься в моём и только в моём
присутствии. Поверь, из мальчика выйдет отличный правитель. Надим – лицемер, а Амир
– сама знаешь, слишком мягок. Слабак».
Так что по возвращении в Овидстан, Зак отправился к королю – выгораживать меня и
выслушивать очередные приказы: надвигалась война, и чародей, конечно, принимал в ней
деятельное участие. А меня оставили отдыхать и думать.
И я подумала.
***
Амир, старший принц Овидстана не поддерживал военные планы отца. Он считал, что
укреплять собственное королевство важнее. С появлением в Овидстане чародея
государство действительно процветало – достаток жителей увеличился, улучшились
дороги и храмовники перестали вопить о том, что король обязан субсидировать их храмы.
Насчёт последнего Амир, правда, подозревал, что Заккерий просто запугал
сребролюбивых святош. Но они заткнулись, и это было главным.
А ещё Овидстан на долгие годы забыл о восстаниях свободолюбивых провинций – после
того, как чародей утопил богатую Славну в крови, отделяться от Овидстана уже никто не
хотел.
Амир был согласен, что чародей действительно стал благословением для их земли. Но
отец не вечен, как не вечен и Заккерий, а силой не решишь все проблемы. Да, столица
процветала – но король давно не был в Нижнем городе, а там свирепствовали болезни,
которым магия чародея не давала выйти за пределы Нижних ворот. Отец же просто забыл
про этих людей, предоставив их своей судьбе – зачем, ведь большая часть – Средний,
Верхний город в столице, как и в других провинциях, жили хорошо. И на каменоломнях
работали теперь рабы-мальтийцы или западники, а не южане. Всё совсем неплохо – на
первый взгляд.
И конечно, отцу хотелось больше рабов, больше денег – из соседней слабой Мальтии,
например. После смерти короля она стала легкой добычей – пока идёт гражданская война, кто охраняет южную границу? А то, что та же Мальтия куда лучше подошла бы Овидстану
как свободный рынок сбыта король не думал. Экономика в принципе была для него тайной
за семью печатей. Он всегда был воином, а старшего сына не раз называл торгашом – и
сваливал на него все торговые договоры с соседними странами. Удобно, хорошо – но
Овидстан всё больше и больше привыкал жить за счёт рабов и войн. Хорошо если после
смерти отца на трон сядет Аджахад вместе с Элизой – ещё лет сто, быть может, Овидстан
протянет. А потом? Просто развалится на провинции – и его заберёт ещё один такой же