Изгнанники - Дэвид Коу

Но пока до этого было далеко, предстояло еще много сделать. К счастью, большая часть задуманного может подождать. Сонель — грамотный руководитель, но трусовата. Она не способна к решительным действиям. В противном случае она бы давно уже что-то предприняла. Зная, что Сонель и Баден были любовниками — удивительно, что никто этого не заметил при всей очевидности их взаимоотношений, — Эрланд был уверен, что Магистр воспользуется преимуществом и склонит Премудрую последовать его рекомендациям, изложенным в этом мерзком докладе. Однако, к чести Сонель, она на это не пошла. Конечно, Сонель поразила весь Орден, и Эрланда в том числе, своей перепиской с Советом Правителей Лон-Сера, но продолжить ведь она не решилась. Перед сумятицей последнего Собрания она явно спасовала и постаралась поскорее замять разногласия.

Зато, как считал Эрланд, неспособную к смелым и дерзким поступкам Сонель можно направить в нужное русло и заставить двигаться вперед мелкими шагами. Без сомнения, она решилась отправить это злополучное письмо в Лон-Сер благодаря влиянию Бадена. Но тогда не исключено, что Эрланд тоже сможет склонить ее к некоторым действиям. Магистр решил начать с Барама.

Эрланду казалось оскорблением памяти всех тех, кто погиб в Каэре и Вотерсбанде, то, что он еще жив. Каждым своим вздохом Барам умалял жертвы, принесенные Передуром, Джессамин и Ньяллем. Неужели Баден этого так и не понял? А ведь он и Джессамин были близкими друзьями. Да и у самого Бадена погибла птица у Отрога Фелана. И тем не менее он продолжал бороться за жизнь чужестранца, теряя собственные позиции в Ордене. Этого Эрланду было не понять.

Идея же возвращения Барама в Лон-Сер не просто оскорбительна, это уже святотатство. При одной мысли об этом Эрланд приходил в ярость. Он трупом ляжет, чтобы этого не произошло, даже доведет Орден до раскола, если будет необходимо. А все к тому и шло. На его памяти, маги не оказывались в более опасном положении.

И Эрланд решил ради уменьшения нависшей над ними угрозы любыми средствами добиться казни Барама Другого выхода у Ордена нет, а кроме того, это их общий долг. Одно простое решение, и они добьются многого: отомстят за нападение на их землю и смерть Магистров; вернут расположение и доверие народа; избавятся от угрозы распада Ордена. Старого Магистра удивляло, что такая очевидная и логичная мера до сих пор не принята Надо признать, Баден умел убеждать. Несмотря на то что на последнем Собрании его доводы на большинство не произвели впечатления, Сонель он все же сумел склонить на свою сторону. И когда маги уже были готовы проголосовать за смертный приговор Бараму, она вмешалась и, по праву Премудрой, проявила милосердие.

Но Эрланд тоже мог быть убедительным. К тому же он был твердо уверен, что выражал мнение большинства магов. Поэтому во время своего последнего путешествия в Амарид, предпринятого под предлогом представления официального ответа на доклад Бадена, Эрланд потихоньку начал склонять Сонель к своей точке зрения.

— Это не имеет ни малейшего отношения к нашим давним разногласиям с Баденом, — убеждал он ее, сидя в покоях Премудрой за чашечкой травяного чая.— Я даже признаю, что изначально ошибался и Баден не напрасно считал, что, сохранив чужестранцу жизнь, мы в чем-то выиграем. Однако те времена прошли, Сонель. Ты сама это понимаешь. Сейчас Барам — жернов у нас на шее. Пока он жив, народ не будет нам верить и конца раздорам между магами тоже не будет.

Эрланд вспоминал сейчас, стоя над розовым кустом в своем уютном теплом доме, выражение нерешительности и беспокойства, мелькнувшее на лице Премудрой. Правда, она быстро взяла себя в руки и сменила тему, не дав ему возможности продолжать. Однако позже, провожая его до тяжелых резных дверей Великого Зала, она вернулась к этому и сказала: «Я подумаю над твоими словами о Бараме. Не буду ничего обещать, но подумаю».

Однако лицо ее говорило гораздо больше. Эрланд понял, что теперь вопрос не в том, казнят ли Барама, вопрос — когда.

Наверное, этим летом, думал он, стараясь дотянуться до сухого цветка в самой середине куста. А может, и раньше, надо только еще пару раз наведаться в Амарид. Ему даже пришло на ум организовать пикеты у тюрьмы. Он глянул в окно на серое небо и летящий в стекло снег. Не сейчас, конечно, а весной. Подобные действия ускорят развязку. Если жители Амарида будут громко требовать смерти Барама, долго убеждать никого не придется. Да, пикеты — это блестящая мысль.

Садовым ножом он срезал мертвый цветок и порезал палец. Быстро отдернув руку, старый Магистр посмотрел на выступившую каплю крови. Пососав ранку, улыбнулся собственной неосмотрительности. Вот тебе урок, подумал он. Не отвлекайся от ближайшей задачи, неважно, подрезаешь цветы или сражаешься. Улыбка на его старом лице стала еще шире. Говорят, кровопускания иногда полезны.

13

Принимая во внимание все, что мы знаем о вторгшихся в нашу страну чужестранцах, и сведения, изложенные в предыдущих разделах, само собой напрашивается предположение, что Брагор-Наль населен исключительно ворами и убийцами. Однако, по словам Барама, такие, как он, изгои, а также начальники и Правители являются ничтожной частью населения. Подавляющее большинство жителей Брагор-Наля задействованы в сложнейшей системе производства и торговли, результатом функционирования которой и являются их необыкновенные достижения. Эти люди законопослушны, они ежедневно встают с рассветом и много работают, чтобы прокормить себя и свои семьи. В этом и во многих других отношениях, не столь, однако, очевидных, Лон-Сер мало чем отличается от Тобин-Сера. В то время как рядовое население Брагор-Наля в массе своей — честные мирные люди, находящиеся у власти — преступны, и именно это делает его столь опасным и чуждым нашей цивилизации.

— Пора, Хранитель, — тихо сказал худощавый парень, и Гвилим едва расслышал его слова из-за грохота машин и свиста ветра, бушевавшего в опорах виадука. Он огляделся, но ничего не увидел. С уверенностью можно было утверждать, что время ночное, поскольку Гвилим стоял на лестнице, ведущей из подземного перехода, и его голова слегка возвышалась над уровнем мостовой. Но он научился доверять людям из Сети, до сих пор сопровождавшим его, и поэтому не стал ни о чем спрашивать.

Худощавый парень перебежал на ту сторону широкой дороги, к ограде из металлических листов. Гвилим набрал побольше воздуха в грудь, поправил мешок за спиной, проверил чехол на камне, вышел из перехода и тоже побежал, низко пригнувшись к земле. Когда он оказался у забора, его провожатый уже раздвинул листы и получился узкий лаз — хотя скорее всего он всегда там был, только замаскированный. Бдительно глядя по сторонам, худощавый жестом велел Гвилиму лезть туда. Для Хранителя отверстие было узковато, а проводник пролез без труда и тут же снова загородил лаз листами.