Некромант на свободе - Александра Лисина

Примерно час ушел на то, чтобы вытащить из тайников самые ценные зелья. Еще полчаса — на то, чтобы аккуратно сложить их в объемную суму так, чтобы не разбились. Но, наконец, заказ был готов, и хозяин, взвесив его в руке, довольно кивнул.

— Отлично. С тобой, как всегда, приятно иметь дело.

Модша, так же молча подивившись переменам в поведении хозяина, снова поклонился и помчался открывать перед ним дверь. Учтиво выпроводив необычного гостя, поклонился в третий раз подряд и, не сдержавшись, очень тихо сказал:

— Я рад, что вы вернулись, господин.

Тот, уже переступив порог и зачем-то посмотрев на крышу соседнего дома, усмехнулся, а потом так же негромко обронил:

— Через некоторое время к тебе придет молодой мастер с необычной просьбой… помоги ему.

Модша изумленно вскинул брови.

— Простите, господин… вы сказали: «мастер»?!

— Совершенно верно. И ты сделаешь все, о чем он тебя попросит. Это приказ.

— Я-а… хорошо, как скажете, — пробормотал обескураженный старик, опуская глаза и стараясь не выдать своей растерянности. — Хотя «светлые» ко мне почти не заходят — для них в моей лавке нет ничего интересного.

— Этот зайдет, — загадочно улыбнулся гость. — Ты узнаешь его по клейму на правом предплечье и эликсирам, про которые он у тебя спросит. Найдешь все, что ему понадобится, и будешь держать рот на замке.

Модша торопливо поклонился, почувствовав опасные перемены в настроении хозяина, а когда тот ушел, еще долго вглядывался в темноту, силясь поверить в то, что увидел и услышал.

Нет, в своем повелителе он нисколько не сомневался — тот умел уходить и приходить совершенно бесшумно, невзирая ни на какие барьеры, поэтому наложенные на столицу охранительные заклятия наверняка не станут для него препятствием. Для того, кто, вопреки всему, смог воскреснуть, потеряв свое тело, не было ничего невозможного. Но вот раздавшиеся после его ухода резкие хлопки крыльев, быстро удалившиеся в сторону окраин, и протянувшийся за ним необычный, но определенно маскировочный «светлый» шлейф, который был исполнен мастерски, определенно наводили на размышления. И стоили того, чтобы забыть про сон и со всем возможным рвением взяться за выполнение необычного заказа.

Глава 16

«Показать людям правду и заставить их поверить в то, что это — ложь… вот настоящее искусство».

Я шел по Тисре[4] и мысленно поражался: надо же, полвека прошло, а в столице почти ничего не изменилось! Все те же узкие улочки, в которых едва-едва могут разминуться двое; глухие подворотни, куда даже при свете дня калачом не заманишь городскую стражу; разбитые фонари на окраинах, подозрительное шебуршение в домах, буравящие спину внимательные взгляды из-за занавесок; мрачные тени домов, выглядящие в свете полной луны еще более зловеще, чем в темноте; яростный крысиный писк в подвалах; смердящие кучи мусора, от запаха которых не спасает даже плотная повязка на лице…

Но немного поодаль, там, где начинались серебряные и золотые кварталы[5], окружающий мир менялся резко и внезапно. Откуда ни возьмись появлялись магические фонари; словно по волшебству, из темноты выплывали аккуратные, свежевыбеленные заборы; мелькали приветливо распахнутые днем и неплотно закрытые ночью ставни многочисленных лавок; радовали веселенькие занавески на окнах и цветущие лилии на подоконниках; и неподдельно восхищали своей регулярностью чинно вышагивающие патрули на хорошо освещенных улицах, по которым не страшно было пройтись без надежного телохранителя даже после полуночи.

Тисра всегда была такой: двуличной и привлекательно разной. Те, кому повезло увидеть обе ипостаси нашей столицы, сравнивали ее порой с карнавальной маской, на лицевой стороне которой всегда играла манящая улыбка и радовали яркие краски, тогда как в тени… где-то глубоко на окраинах… она моментально показывала свой кровожадный оскал и сулила немало неприятностей тем, кто рискнул поверить ее первой личине.

Но я всегда любил Тисру именно за это — за двойственность и потрясающую гармонию в каждом ее проявлении. И вернувшись сюда через пол-века, был приятно удивлен тем, что именно в этом смысле столица ничуть не изменилась.

Я намеренно не заходил в богатые кварталы, предпочитая путешествовать по темным переулкам с крайне сомнительной репутацией. Ничего опасного в этом не было — соответствующая одежда, зловеще поблескивающие знаки на лице, старательно подведенные угольком веки, несколько капель особой настойки, расходящаяся во все стороны аура страха, обеспечиваемая древним, но еще справным амулетом… и пожалуйста: на меня не смеют лаять даже дворовые шавки, а все прохожие загодя прячутся по углам, стараясь не попасться чужаку на глаза.

Никакого беспокойства. Никаких глупых вопросов. Никаких проблем. За исключением, пожалуй, того, что закапанная под нижнее веко настойка уже который час вызывала нещадное жжение.

Горгульи следовали за мной неотступно, загодя пугая всех желающих со мной познакомиться и попутно сжирая всех окрестных крыс. Иногда не брезговали одичавшими кошками или бездомными псами. Пару раз разинули клювы на какого-то незадачливого воришку, поджидавшего меня за углом. Тот, к своему счастью, вовремя почувствовал неладное и проворно юркнул в предусмотрительно подготовленную лазейку в заборе, к которой вплотную прилегала стена какого-то сарая, так что разохотившийся Бескрылый только досадливо царапнул когтями доски и разочарованно оставил везунчика в покое.

Я им не мешал развлекаться — пусть стращают народ. Все равно приличных людей на окраинах не было, так что столица от нашего присутствия ничего не потеряет. Тем более, все, что хотел, я уже сделал. Осталось только вернуться в выбранную точку и никем незамеченным вернуться в замок — индивидуальная телепортационная арка вполне это позволяла.

Надо сказать, широкий жест мастера Лиуроя развязал мне руки: ключ позволял без особых усилий открыть портал в любом месте, координаты которого мне были точно известны, спокойно туда пройти и без помех вернуться домой. Правда, обратный телепорт был возможен исключительно в той точке, где был открыт первый телепорт, и нигде иначе, однако стационарные порталы в этом плане оказались еще беднее — точки входа и выхода для них устанавливались раз и навсегда, в строго определенных и всем известных местах. К примеру, из замка в столичную ратушу, из ратуши — в королевский дворец, из дворца — в королевскую же тюрьму… тогда как я мог безнаказанно появляться где и когда угодно, будучи почти ни в чем не ограниченным.