Свадебное путешествие Лелика - Алекс Экслер

Вдруг из-за спины Лелика раздался громкий и такой противный сейчас голос Макса:

— Леху прет от Ван Гога. Слав, ты глянь, Леха врубился!

Лелик поморщился. Ему так нравилось это нынешнее состояние, однако подлый Макс разорвал нежную ментальную пуповину, связывающую его с Космосом, и Лелику пришлось срочно втягивать внутрь головы мыслительный луч и захлопывать череп, чтобы дорогие друзья не наплевали туда и не закидали нежный мозг Лелика окурками.

— Меня от черепа тоже прет, — совершенно дурным голосом заявил Славик. — От такого черепа кого хошь попрет. Крутой черепок. Еще и курит. Так недолго рак легких заработать.

— У него нет легких, Славик, — очень громко сказал Макс. — Он все прокурил. У него только скелет и остался. Остальные органы не выдержали и органически свалили на сторону.

Лелик посмотрел на приятелей. Макс почему-то был сильно возбужден, а по глазам Славика было понятно, что он уже почти ничего не соображает.

— Не понял, — сказал Лелик. — Вы куда ходили?

— В туалет ходили, — сказал Макс, отводя глаза.

— А если честно?

— Да в туалет и ходили, — возмутился Макс. — Не веришь? Вон, посмотри, у меня даже руки мытые, — и Макс сунул свои руки прямо под нос приятеля.

— Да убери ты свои пакши, — поморщился Лелик. — Вы что в туалете делали?

Макс начал было подробно объяснять, что именно они делали в туалете, но совершенно поплывший Славик тут же сдал приятеля…

— Курили, — признался он. — Как тот скелет. Прокуривали свои внутренние органы. Мужики, а у меня там внутри точно что-нибудь осталось?

— Та-а-а-а-ак, — произнес Лелик зловеще. — Значит, заныкали от меня косяки и втайне их скурили?

— Лех, да мы только в ползатяга, — начал канючить Макс. — Тебе все равно нельзя было, ты же сам знаешь. Ты и так уплыл, как Сольвейг к своему Пергюнту. А мы просто по паре затяжечек.

— Ну ладно ты, — сказал Лелик Максу. — Ты же не пил. А Славику зачем давал? Хочешь, чтобы мы его волоком тащили?

— Он попросил, — объяснил Макс.

— Надо было отказать, — объяснил Лелик.

— Мне было сложно ему отказать, потому что он платил за косяки, — объяснил Макс.

— Здоровье друга дороже этических соображений, — объяснил Лелик.

— Вот если ты такой умный, — объяснил Макс, — тогда сам ему и отказывай.

Что интересно, Славик всю эту беседу слушал с совершенно отсутствующим выражением лица. Он был погружен в собственные мысли. Ему было очень хорошо с самим собой.

— Ладно, — сказал Лелик, — обкурились — ну и обкурились. Пошли еще что-нибудь посмотрим.

— Двинули в ту комнату, — обрадовался Макс. — Там какая-то толпа стоит. Небось хот-доги продают…

Лелик поморщился. Его всегда раздражал сугубо утилитарный подход Макса к прекрасному. Однако в этом зале он все уже осмотрел, поэтому не стал возражать против похода в другое помещение.

Макс ошибся. В следующем зале не давали хот-доги. И там даже не было киоска с мороженым и пивом. Там экспонировали одну единственную картину, дополнительно подсвеченную небольшими прожекторами, а очередь стояла для того, чтобы посмотреть на этот шедевр. Впрочем, очередь двигалась достаточно быстро, и буквально через пять минут приятели уже смогли приблизиться к заветной картине. Это был один из автопортретов Ван Гога.

— Самопортрет в фетровой шляпе, — перевел Лелик название, написанное большими буквами на плакате, висящем рядом с портретом.

— Что такое самопортрет? — поинтересовался Макс. — Сам позируешь, сам портретируешь?

— Ага, — подтвердил Лелик. — Я забыл, как это по-русски звучит.

— Автопортрет, — вспомнил Макс.

— Точно, — сказал Лелик. — На тебя дурь хорошо действует. Вспоминаешь такие слова, которые ты никогда не знал.

— Эх, Леха, — вздохнул Макс. — Если бы можно было тебя всегда держать в том состоянии, в котором ты был буквально полчаса назад, я был бы самым счастливым человеком в мире. Ты был такой тихий, такой наивный, такой обалдевший — чистый цветок. Вегетативное состояние. Тебе это так идет — ты не представляешь. А когда ты начинаешь снова из себя строить Марио дель Монако, мне хочется просверлить тебе в башке дырку и пару раз туда плюнуть. Ну или бычок кинуть. Честное слово, Лех, ты же знаешь, я тебе врать не буду.

— У меня десять минут назад башка раскрылась, и оттуда вышел луч, который соединился с Космосом, — застенчиво признался Лелик, который еще не настолько отошел, чтобы адекватно реагировать на Максовы наезды.

— Это от вискаря с косяком, — авторитетно заявил Макс. — Просто дурь такой эффект не дает. А жаль. Напоишь меня вискарем, Леха?

Лелика передернуло. Голова у него уже слегка отошла, но организм настойчиво подчеркивал, что еще немного — и он перестанет терпеть тот беспредел, который Лелик с ним устраивает последние пару дней.

— Я тебе что хочешь куплю, — пообещал он, — только отстань от меня.

Между тем народ, стоящий сзади, начал проявлять нетерпение. И действительно, друзья уже слишком долго стояли перед картиной, не собираясь освободить место другим любителям живописи.

— Нас уже пихают, — сказал Макс, — а мы так и не насладились шедевром. Слав, ты насладился?

— Рожа в шляпе, — нетвердым голосом сообщил Славик. — Художественной ценности не представляет. — После этого Славик закрыл глаза и всем своим видом показал, что он сегодняшними художествами сыт по горло.

— Пойдем, Лех, — сказал Макс просительно. — А то как бы Славик тут художественно не выразился в своей обычной манере. Скандал будет, не расплатимся потом.

— Минутку, — сказал Лелик, обиженный сам на себя за то, что все отведенное время так и проболтал с Максом, а картинку как следует не рассмотрел.

Лелик вперился в автопортрет Ван Гога нетвердым взором и попытался снова ощутить единение с Космосом. Однако оно не приходило. Да и кости черепа раздвигаться не желали.

— Название у нее неправильное, — убежденно заявил Лелик.

— В каком смысле? — удивился Макс.

— Лично меня прет от голов. Голова мужчины, голова женщины. А здесь — «Автопортрет в шляпе». Не звучит, — объяснил Лелик. — Вот была бы «Голова мужчины в шляпе» — меня бы проперло, однозначно. Я чувствую.

— Плохая картина, — согласился с ним Макс. — Нет единства формы и содержания. Хочешь себя рисовать — не выеживайся и рисуй без шляпы, как все. Если нарисовал — тогда не выеживайся и называй скромнее — «Голова мужчины», а не «Автопортрет». Это звучит вызывающе.

— Козел он, короче говоря, — сказал Лелик.

— Подпишусь под каждым словом, — согласился Макс.

— Правильно ему ухо отрезали, — совсем распалился Лелик.

— Точно, — подхватил Макс. — За такую живопись уши надо резать, однозначно! Где голые рубенсовские девки? Где они, я вас спрашиваю?

— Вот тут ты не прав, — заспорил Лелик. — Девок всех Рубенс и разобрал. Тот еще был сатир.

— Ему Гуагуин ухо отрезал, — вдруг произнес Славик. — Я недавно в статье читал.

— Что за Гуагуин? — удивился Макс. — Что за Квазимода такая покусилась на нашего единственного Гогу-магогу?

— Насколько я помню, — заметил Лелик, — ухо Ван Гогу отрезал его друг-приятель Гоген. По пьяни. Они вообще были два старых алкаша.

— А кто такой Гуагуин? — поинтересовался Славик, который, похоже, даже слегка оклемался. — Друг Гогена?

— Я так думаю, что Гуагуин — это Гоген и есть, — объяснил Лелик. — Когда наши журналисты переводят всякие французские слова, там такое рождается — хоть стой, хоть падай. «Пежо» превращается в «Пеугиот», «Рено» в «Ренаульт», так что Гоген, трансформировавшийся в Гуагуина, — это вовсе не фокус.

— Так, может, — высказал предположение Макс, — этот Ван Гог поэтому в шляпе и савтопортретился, потому что подлый Гоген ему ухо отстрелил?

— Вообще, да, — согласился Лелик. — Предположение вполне научное.

— Тогда почему мы его костерим? — спросил Макс. — Мужик был в полном праве. Я бы тоже без уха нацепил бы какую-нибудь панамку. Неудобно же допиться до такого состояния, что какой-то подлый Гуагуин мне слышательный орган оттяпал.

— Согласен, — подтвердил Лелик. — В общем, Ван Гог в наших глазах полностью реабилитирован. Ура, товарищи.

— Ура, — сказал Макс. — Пошли отсюда. Мне какая-то тетка уже всю спину истыкала, сука. Как таких людей вообще в музей пускают? Почему нельзя спокойно насладиться высоким искусством этого Пьера Безухова?

И друзья стали дружно выбираться из зала с автопортретом, волоча за собой безучастного ко всему Славика.

В следующем зале они задерживаться не стали. Лелик только пробормотал, что смотреть, собственно, нечего, потому что все то же самое — головы, пейзажи, портреты и так далее. Правда, Макс было заинтересовался картиной «Подвешенный скелет и кошка», но Лелик решительно заявил, что хватит на сегодня скелетов, так что Макс был вынужден не задерживаться у этого интереснейшего произведения. Да и в следующем помещении Лелик ничего интересного не нашел, поэтому в конце концов приятели просто прошагали весь музей и очутились на улице.