Августин. Беспокойное сердце - Тронд Берг Эриксен

Внешняя приверженность Церкви никого спасти не может. Многие связаны с Церковью святым таинством, но все–таки не получат доли в «вечном наследии святых»: in aeterna sorts sanctorum (О граде Бож. I, 35). Все зависит от благодати и внутреннего человека, или настроя души. Совершенная добродетель — это идеал. Благочестивые добродетели здесь на земле — это только подготовка. Пороки нечестивых на земле служат для устрашения. Но все, и положительное, и отрицательное, ведет только в одном направлении. Пороки нечестивых суть отсутствие истинных добродетелей, и их мир — не настоящий мир. Потому что зло — не самостоятельная сипа, а только недостаток добра, изъян, так же, как темнота — это недостаток света.

Все добродетели и грехи объясняются, соответственно, преданностью Богу или преданностью Диаволу. Грех и добродетель захватывают человека целиком. Потому что добродетели — это не самостоятельные и различные свойства, каковыми они были при политеизме. Грехи и добродетели имеют свои разные источники. Тот, кто, поддавшись искушению, согрешил хотя бы один раз, отпадает от доверительных отношений с Богом. Пока верующий не пройдет через раскаяние, искупление и обращение, он верит во что угодно. Таким образом язычник, еретик и неверный одинаково безнравственны, считает Августин. В монотеизме нет места терпимости к безнравственности. В политеизме, напротив, конкурируют множество божественных желаний и стимулов. А потому всегда можно найти решение, одобряющее присоединение к тому или другому божеству.

Жестокость борьбы Карла Великого или Григория VII за интересы христианства объясняется тем, что они считали своих противников, собственно, не людьми, а демонами. Христианство не имеет понятия «нейтральный человек», который не принадлежит ни Богу, ни Диаволу. Человек, который не принадлежит Богу, принадлежит Диаволу и на деле одержим демонами. В средневековом христианстве понятие «человек» еще ничего не говорило о его достоинстве, достоинство определялось только через связь человека с Богом. Борьба с язычниками, еретиками и отпавшими от веры — это борьба не против людей, а против самого Диавола. Однако у Августина имеется намек на естественно–правовое мышление, он видит разницу между «человеком», который спасается, и «преступником», который понесет наказание.

Гордости сопутствуют разлад и беспокойство, тогда как любовь к Богу дарит покой и мир. Гордость порождает алчность и сребролюбие, которые не позволяют человеку делиться с другими или владеть чем–либо сообща. Поэтому сребролюбие — «корень всех зол»: radix omnium mahrum (1 Тим. 6,10), а гордость — «начало всех грехов»: initium peccati (О 83 разл. вопр. 33). По Августину «мир» (рах) — это состояние, когда все покоряются воле Божией.

«Мир» — понятие, которое превосходит представления о мирном сообществе или об исполненной мира душе. В последней инстанции речь идет о полном восстановлении благодатного порядка. Поэтому «мир», в понимании Августина, охватывает не только людей, но всю органическую и неорганическую природу.

В этом смысле мир есть «высшее добро»: finis bononm. Цель всех форм единства — это мир в вечной жизни или вечная жизнь в мире (О граде Бож. XIX). У Аристотеля «счастье в блаженстве» было первой целью: eudaimonia. У Августина это «благодать» в восстановлений мирового порядка: beata vita. Beatitudo, или «благодать», может исходить только от Бога. В этом вопросе платоники и христиане высказывались одинаково (О граде Бож. X, 1). Поэтому «состояние мира всех вещей» — pax omnium rerum — Августин называет также и «порядком покоя» — tranquillitas ordinis.

Тема книги XIX «О граде Божием» — «вечный мир». Ведь все Творение начинается с состояния мира, и все живущее желает вернуться к нему. Война возможна только на короткое время. Существует мир без войны, но нет войны без какого–либо мира (О граде Бож. XIX, 13). Желание сообщества и единства — это желание мира. Мир, продиктованный жаждой власти, не так ценен, как тот, который основан на любви к Богу. Никто не ищет мира ради войны, но все воюют ради мира, говорит Августин (О граде Бож. XIX, 13). Даже безбожные люди желают мира на земле. Однако такой мир все–таки «порок»: vitium.

Благочестивые люди могут пользоваться этим миром, пока он позволяет им легче достичь своей мирной цели. Земной мир нечестивых нужно нарушать только в том случае, если его нельзя использовать, чтобы содействовать благочестивым в достижении цели небесного мира. Поэтому есть «справедливая война»: beUum Justum. Война может быть средством для достижения мира, считает Августин. Справедливая она или нет, зависит от того, к какому миру она стремится и какой мир делает возможным. Благочестивые ведут свою войну ради небесного мира или чтобы достичь земного мира, который будет содействовать достижению конечной цели. Мир Августина (рах готапа), который подготовил угодный Богу человеческий порядок, является примером земного мира, содействующего миру небесному.

Августин дает особое имя земному миру, который содействует небесному: paxustorum или pax justa — «мир справедливых» или «справедливый мир». Подобный мир не дает благодати, но служит утешением в юдоли скорби. Так Августин связывает вместе рах и justitia — «мир» и «справедливость». Мистическое учение Августина о двух градах становится таким образом примером для всего средневекового учения о войне, мире и обществе. Великие фрески Амброджо Лоренцетти в ратуше Сиены (1330–е годы), изображающие добродетели и пороки политиков, а также хорошее и дурное управление городом, задуманы в соответствии с принципами Августина.

Не только мир, но и справедливость имеет много уровней. Первый — это Бог, который и есть «сама справедливость». У Бога господствует совершенная справедливость. Потом следует «истинная справедливость» — justitia vera — которая господствует в граде Божием среди верующих на земле. Эта справедливость отнюдь не означает Цицероново suum cufque — «каждому свое». Нельзя назвать справедливостью то, что подрывает господство Бога. Нет, справедливость — это не что иное, как послушание людей Богу. Справедливость в земном смысле — это вообще не справедливость. Добродетели язычников на самом деле порочны, и их мир вообще не мир. Сообщество, которое не служит Богу, вообще не сообщество. Однако справедливость среди неверующих имеет относительное значение. Ведь это лишь тень тени. Град не обязательно работа Диавола. Он может быть и средством Провидения Божия.

Таким образом, ни «мир», ни «справедливость» не являются для Августина чисто мирскими или политическими понятиями. Говоря о «мире» и «справедливости», он исходит из богословских предпосылок, которые в римской риторической традиции не означали вообще ничего, хотя риторы и пользовались ими.

Только в конце средневековья и начале Нового времени У Марсилия Падуанского (1270–1342), Оккама (1300–1349) и Макиавелли (1469–1527) завершается секуляризация политики. Августин же проводит и секуляризацию римской «Мир» — понятие, которое превосходит представления о мирном сообществе или об исполненной мира душе. В последней инстанции речь идет о полном восстановлении благодатного порядка. Поэтому «мир», в понимании Августина, охватывает не только людей, но всю органическую и неорганическую природу.

В этом смысле мир есть «высшее добро»: finis bonorum. Цель всех форм единства — это мир в вечной жизни или вечная жизнь в мире (О граде Бож. XIX). У Аристотеля «счастье в блаженстве» было первой целью: eudaimonia. У Августина это «благодать» в восстановлении мирового порядка: beata vita. Beatitudo, или «благодать», может исходить только от Бога. В этом вопросе платоники и христиане высказывались одинаково (О граде Бож. X, 1). Поэтому «состояние мира всех вещей» — pax omnium rerum — Августин называет также и «порядком покоя» — tranquillitas ordinis.

Тема книги XIX «О граде Божием» — «вечный мир». Ведь все Творение начинается с состояния мира, и все живущее желает вернуться к нему. Война возможна только на короткое время. Существует мир без войны, но нет войны без какого–либо мира (О граде Бож. XIX, 13). Желание сообщества и единства — это желание мира. Мир, продиктованный жаждой власти, не так ценен, как тот, который основан на любви к Богу. Никто не ищет мира ради войны, но все воюют ради мира, говорит Августин (О граде Бож. XIX, 13). Даже безбожные люди желают мира на земле. Однако такой мир все–таки «порок»: vitium.

Благочестивые люди могут пользоваться этим миром, пока он позволяет им легче достичь своей мирной цели. Земной мир нечестивых нужно нарушать только в том случае, если его нельзя использовать, чтобы содействовать благочестивым в достижении цели небесного мира. Поэтому есть «справедливая война»: belium justum. Война может быть средством для достижения мира, считает Августин. Справедливая она или нет, зависит от того, к какому миру она стремится и какой мир делает возможным. Благочестивые ведут свою войну ради небесного мира или чтобы достичь земного мира, который будет содействовать достижению конечной цели. Мир Августина (рах romara), который подготовил угодный Богу человеческий порядок, является примером земного мира, содействующего миру небесному.