Августин. Беспокойное сердце - Тронд Берг Эриксен

Глава 21. Политический мыслитель?

Трактат «О граде Божием» возымел сильное действие и фактически заставил умолкнуть противников Церкви. После указа Феодосия Великого, признающего христианство государственной религией, они не могли открыто отвечать Августину. Тогда преследуемые христиане сами стали бы преследователями, имея за спиной весь имперский аппарат. У язычников же не было единого представления о мире или какого–либо последовательного представления о природе и истории, которое могло бы конкурировать с представлением отцов Церкви. И все–таки Августин не знал ничего о том, что мы называем «падением Римской империи», хотя он и видел, что Римская империя сильно ослаблена политически. Он не представлял себе до конца, чтобы варвары действительно могли смести с лица земли империю или чтобы власть имперской администрации внезапно кончилась.

Критика Августина направлена против культуры, которая еще во многом оставалась языческой. Только в 392 году, когда прошло уже пять лет после того, как Августин принял крещение, христианство стало обязательной государственной религией. В Карфагене языческие храмы окончательно были закрыты только в 399 году. Августин был епископом новой религии. Он опасался, что другие императоры, после Феодосия, повернут развитие вспять и введут старые культовые обычаи. В первую очередь он боялся, что императоры не проявят к истинному учению той же заботы, какую проявлял Феодосий. Августин подозревал, что христиане опять могут подвергнуться гонениям. В трактате «О граде Божием» он приводит аргументы, которые могли бы помешать такому развитию событий. Эта книга — один из последних апологетических трактатов античности. Потом уже власть Церкви окрепла, и все другие альтернативы были отвергнуты.

При Августине еще не было централизованной, иерархической Церкви, которая могла мечтать о мировом господстве. Не было широко распространившейся и укоренившейся христианской культуры, которая поддерживалась бы монастырями и священством. При нем государство и Церковь еще не сотрудничали друг с другом, распространяя в мире христианство. Церковь еще не стала институтом спасения. У нее еще не было настоящего учения о служении и о святых таинствах, сделавших священство неизбежным. При Августине Церковь усиливала и поддерживала истину, которую проповедывала, но сама еще не стала значительной частью этой истины.

Клерикализм и учение о святых таинствах лежат за пределами горизонта Августина. Он не знает папства, не знает единой церковной администрации, церковного права или учения о формальной, догматической непогрешимости. Все это начнет угадываться лишь в конце VI века при папе Григории Великом. Церковь Августина остается духовной церковью, она не ставит своей целью конкурировать с римской администрацией или правовым устройством, но радуется той поддержке, которую может получить от власти.

Учение Августина о благодати в трактате «О граде Божием» еще носит следы учения Платона о «просвещении» души. Познание Бога — это мистическое illuminatio, откровение Бога в истории, повторенное в душе отдельного человека. У Августина еще нет конфликта между церковным и мистическим. Ему не нужно пытаться навести мосты между этими двумя понятиями. Ибо Церковь — это прежде всего инструмент познания истины. Мистика Августина не бунтует против института Церкви.

Августин не знает также и «христианской» империи, которую мы узнали со времен Карла Великого. Император для Августина — это христианская душа в языческом теле. Даже эдикт Феодосия о христианстве как государственной религии не мог сделать Римскую империю христианской. Христианское государство как богоугодный порядок еще не известны при Августине. Христианской культуры еще не существовало. Античное общество с его древними прочными традициями еще не утратило силы. Для Августина Римская империя, независимо от личной веры и доброй воли императора, является saeculum: «этим миром».

Идеал, наиболее близкий точке зрения Августина на общество, — это монастырь, который может предвосхитить общество святых и временно заменить христианское общество на Небесах. Число избранных мало, и они получат свои венцы лишь после конца «этого мира». Монастырь предвосхищает общество через познание Бога и «просвещение». Религиозность Августина возникла до раздела между западным, юридически–практическим, и восточным, мистико–умозрительным христианством.

Такие понятия, как «мир», «справедливость», «тираническое высокомерие» — paxjustitia, superbia — станут основными понятиями политического мышления средневековья. Заслуга Августина состоит в том, что он развил христианскую философию истории, исходя из конкретного опыта его собственного поколения. Тот же подход лежал и в основе его «Исповеди» — не абстрактные рассуждения, но метафизика, исходной точкой которой являлся личный опыт. Августин не призывал к дуалистической борьбе между двумя богами или силами света и тьмы. Есть только один Бог, но Он дает своим ангелам и людям полную свободу, то есть свободу падения.

Люцифер извратил «любовь к Богу» (amor Dei) до «себялюбия» (amor sui) и заменил «справедливость» (justitia) «гордыней» (superbia). Гордость — начало всех грехов. Зависть, непослушание и лживость — это все порождение гордости. Два града на земле — отражение двух группировок на небе. Падение Люцифера соответствует суду над непослушными. Диавол завидовал безгрешным людям, живущим в раю, тогда как сам он был низвергнут с небес.

Потому он соблазнил Адама и Еву и заставил их согрешить (О граде Бож. ХI/, 28; О Кн. Быт. XI, 15).

Любви к Богу противостоит любовь к себе. Эти две формы любви помогают определить противоречия между градом Божиим и градом земным. Тот, кто поворачивается к Богу спиной, обнимает самого себя, и только тот, кто поворачивается спиной к себе, может обнять Бога (Исп. VII, 18). Себялюбие фальшиво, потому что содержит отрицание нас самих и как созданий творения, и как существ временных. Оба свойства подчеркивают, что мы должны искать доброе и прекрасное вне нас.

Себялюбие высокомерно в том смысле, что оно симулирует самодостаточность. Жить, исходя из себя, жить по плоти уже по своей сути означает фальшивую любовь. Amorsui, или «себялюбие», наслаждается тем, чем следует пользоваться, и пользуется тем, чем следует наслаждаться. Оно показывает, что человек любит мир и временное вместо того, чтобы любить Бога и вечное. Только Бог может и должен любить Самого Себя, ведь Ему не надо искать чего–то хорошего и лучшего.

Все грехи неотделимы друг от друга; поэтому все постыдное возможно для того, кто открыл свое сердце искусителю. В полемических сочинениях средневековья политические обвинения часто бывают надуманными. Зато предпринимается все возможное, чтобы показать связь своего противника с Люцифером. Зло не имеет градаций. Человек принадлежит либо Богу, либо Диаволу. Протянувший Диаволу мизинец уже оказался в компании с Каином. Civitas diaboti — «град Диавола» — появился на земле вместе с Каином. Потому что Каин следовал людским заповедям и жил по законам плоти. Авель же, напротив, жил в согласии с заповедями Бога и духа (О граде Бож. XV, 1). Странствующий пастырь Авель был господином над животными. Живущий на одном месте земледелец Каин был господином над людьми.

Иисус — это новый Адам. Он заложил основы Церкви, которая представляет собой избранников Божиих, возвращающихся к своим истокам и изначальному послушанию. Августин не знал о «градах» в современном значении, он говорит о единстве или «царстве» в библейском смысле, ибо то, что мы мистическим образом называем двумя градами, есть два сообщества людей, говорит он. Без сомнения, это учение оказывает влияние на Августино во понятие церкви. Иерусалим — это центр града Божия и образ мира. Вавилон — центр града Диаволова и образ анархии и хаоса. Но град Божий не есть некий институт, в который можно войти. Это цель земного странствия пилигрима. Объединение избранных с другими избранными совершится только в конце истории. Объединение произойдет только у цели.

Августин не всегда одинаково корректно пользуется понятиями. На политическом фронте Эрнст Бернхайм (Ernst Bernheim) навел в этом, так сказать, полезный порядок. В дальнейшем мы будем использовать его книгу «Die Zeitanschauungen. Die Augustinischen Ideen, Antichrist und Friedensfurst, Regnum und Sacerdotium», Tubingen. 1918». Civitas terrena — «земной град» — означает либо сообщество злых людей и падших ангелов, либо всех людей, находящихся внизу, — в противоположность армии спасенных, либо только нечестивых, тоже находящихся внизу. Соответственно, civitas coelestis — «небесный город», или civitas Dei — «град Божий» — означает либо общность между Богом и блаженными в потустороннем мире, либо тень этой общности на земле, либо только благочестивых людей здесь внизу. Существующая Церковь — это «смешанное сообщество», corpus permixtum. Оба града на деле переплетены друг с другом и разъединятся только в Судный День (О граде Бож. I, 35). До пришествия в мир Христа патриархи, пророки, некоторые цари, Платон и сивиллы принадлежали к кругу избранных. Платон и сивиллы очищаются в настоящее время в первом круге ада и, возможно, спасутся в Судный День.