Сад принцессы Сульдрун - Джек Холбрук Вэнс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лестница была готова. Верхний уровень, состоявший из локтевых и лучевых костей, находился на расстоянии протянутой руки от нижнего отверстия шахты. Соблюдая исключительную осторожность, Эйлас протиснулся в шахту. Теперь его уже ничто не задерживало, кроме ожидания следующей корзины с водой и хлебом – разумеется, он не хотел случайно встретиться с Зерлингом, разносившим пайки. А еще через три дня Зерлинг поднимет из подземелья корзину с нетронутым пайком, многозначительно кивнет – и больше не будет никаких корзин.
Хлеб и воду спустили в полдень. Эйлас взял их из корзины, и ее подняли на поверхность.
Вечерело; никогда еще время в темнице не тянулось так медленно. Верхнее отверстие шахты темнело: наступала ночь. Эйлас взобрался по лестнице, прижался плечами к одной стороне шахты и уперся ступнями в другую, тем самым заклинив себя. После этого он стал рывками подниматься, каждый раз примерно на ладонь – сначала неуклюже, боясь соскользнуть, затем со все большей уверенностью. Однажды он остановился, чтобы передохнуть; находясь уже недалеко от верхнего отверстия, он снова задержался, чтобы прислушаться.
Тишина.
Эйлас продолжил подъем, теперь уже сжимая зубы и гримасничая от напряжения. Выдвинув плечи над краем низкой стенки, он подтянулся и перевалился через нее. Оказавшись на твердой земле, он встал во весь рост.
Его окружала молчаливая ночь. С одной стороны звезды закрывала черная громада Пеньядора. Пригнувшись, Эйлас подбежал к старой стене, окружавшей Урквиал. Пробираясь в тенях подобно огромной черной крысе, он приблизился к ветхой дощатой двери.
Дверь, распахнутая настежь, висела на нижней петле – верхняя была сорвана. Эйлас неуверенно смотрел на тропу, ведущую вниз. Продолжая неуклюже пригибаться, он проскользнул в проем. Никто не окликнул его из темноты. Эйлас чувствовал, что в саду никого не было.
Он спустился по тропе к часовне. Как он и ожидал, внутри не мерцала свеча, очаг давно погас. Эйлас продолжил путь вниз. Луна, всходившая над предгорьями, бледно освещала мрамор развалин. Эйлас остановился, пригляделся и прислушался, спустился еще на несколько шагов.
– Эйлас.
Он остановился. И снова услышал безотрадно-тоскливый полушепот:
– Эйлас.
Эйлас подошел к раскидистому цитрусу:
– Сульдрун? Я здесь.
У ствола дерева стояло видение – едва различимый полупрозрачный силуэт из струящегося тумана:
– Эйлас, Эйлас! Ты опоздал. Нашего сына уже забрали.
– Нашего сына? – изумленно переспросил Эйлас.
– Его зовут Друн, и теперь я потеряла его навсегда… О Эйлас, ты не знаешь, как отвратительна смерть!
Слезы покатились из глаз Эйласа:
– Бедная Сульдрун! Как жестоко с тобой обошлись!
– Жизнь обманула меня, и я с ней рассталась.
– Сульдрун, вернись ко мне!
Бледный силуэт чуть пошевелился – казалось, он улыбнулся:
– Не могу. От меня веет холодом и сыростью. Разве ты не боишься?
– Я больше никогда и ничего не буду бояться. Возьми меня за руки, я тебя согрею!
И снова призрак дрогнул в лунном свете:
– Я все еще Сульдрун, но не та, которую ты знал. Меня пронизывает мороз пустоты, твое тепло меня уже не согреет… Я устала, мне пора.
– Сульдрун! Останься, не уходи!
– Увы, Эйлас! Боюсь, теперь я тебе только помешаю.
– Кто нас предал? Жрец?
– Конечно, жрец. Друн, наш милый маленький мальчик! Найди его, ему нужны забота и любовь. Обещай!
– Обещаю – сделаю все, что в моих силах.
– Ты молодец, Эйлас! Мне пора…
Эйлас стоял на берегу один – сердце его билось так часто и жарко, что слезы высохли. Призрак исчез. Луна поднималась выше по небосклону.
Наконец Эйлас заставил себя взбодриться. Порывшись под корнями цитруса, он вытащил из расщелины пророческое зеркало – Персиллиана – и шейный платок с завязанными в нем монетами и драгоценностями из будуара Сульдрун.
Остаток ночи Эйлас провел в траве под оливковыми деревьями. На рассвете, взобравшись по скалам, он спрятался в зарослях кустарника у дороги.
Из Керселота, городка на восточном побережье, в столицу направлялась ватага нищих и паломников. Эйлас присоединился к ним и таким образом пришел в город Лионесс. Он не боялся, что его кто-нибудь узнает. Кто узнал бы в изможденном оборванце с пепельно-серым лицом Эйласа, тройского принца?
Там, где Сфер-Аркт пересекался с Шалем, бросались в глаза вывески множества постоялых дворов. Остановившись в заведении под названием «Четыре мальвы», Эйлас уступил наконец упрекам желудка и не спеша подкрепился капустными щами с хлебом и стаканом вина, принимая меры предосторожности, чтобы непривычная еда не вызвала внезапную реакцию. После завтрака его стал одолевать сон; поднявшись в свою каморку, Эйлас вытряхнул пыль из соломенной подстилки и проспал до полудня.
Очнувшись, он подскочил и стал оглядываться по сторонам с тревогой, граничившей с ужасом. Дрожа всем телом, Эйлас снова опустился на спину; мало-помалу бешеное сердцебиение успокоилось. Некоторое время он сидел, скрестив ноги, взмокнув от испуга и волнения. Как ему удалось не сойти с ума в темном подземелье? В голове кружился рой неотложных забот; на самом деле ему следовало набраться терпения и подождать, чтобы восстановить внутреннее равновесие, подумать, определить последовательность дальнейших действий.
Поднявшись на ноги, Эйлас спустился в таверну перед гостиницей, где беседка, увитая виноградными лозами и шиповником, защищала скамьи и столы от полуденных солнечных лучей.
Эйлас уселся на скамью у самой дороги; прислуживающий паренек принес ему кружку пива и поджаристые овсяные лепешки. Два несовместимых желания боролись в груди Эйласа: почти невыносимая тоска по дому, по Родниковой Сени – и мучительное стремление найти сына, удвоенное напутствием тени несчастной Сульдрун.
Работавший на набережной цирюльник побрил его и подстриг ему волосы. Эйлас купил в лавке кое-какую одежду, выкупался в общественной бане, переоделся – и почувствовал себя гораздо лучше. Теперь его можно было принять за моряка или мастерового.
Он вернулся в беседку перед гостиницей «Четыре мальвы»; дело шло к вечеру, и на скамьях почти не оставалось свободных мест. Потягивая пиво из кружки, Эйлас прислушивался к обрывкам разговоров, надеясь узнать что-нибудь новое и полезное. Напротив за стол уселся старик с плоской багровой физиономией, седой шелковистой копной волос и мутноватыми голубыми глазами. Дружелюбно поздоровавшись, он заказал пива и рыбных котлет, после чего,
