Сад принцессы Сульдрун - Джек Холбрук Вэнс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тролль взвыл, приведенный в полное смятение и уныние, и взмолился о пощаде, но Твиск не знала жалости. Взбешенный ее упорством и бессердечием Манжон закричал:
– Смазливая ведьма, ты дважды меня провела: сначала заманила, а потом унизила! Будь ты проклята – я придумаю тебе подходящее наказание!
Он отвел ее на дорогу, огибавшую лес. На перекрестке он соорудил нечто вроде позорного столба и привязал фею к этому сооружению. У нее над головой он повесил знак: «ДЕЛАЙТЕ СО МНОЙ ВСЕ, ЧТО ХОТИТЕ!» – и отошел на пару шагов:
– Здесь ты останешься, пока трое прохожих – будь то болваны, нищие или князья – не отведут с тобой душу. Таково мое заклинание в отместку за твое, и впредь будь поуступчивее с теми, кого встречаешь на берегу пруда Тильильвелли!
Манжон решительно удалился, и Твиск осталась в одиночестве.
Первым путником, проезжавшим мимо, оказался рыцарь, сэр Джосинет из Облачного замка в Даоте. Остановив коня, он удивленно оценил ситуацию.
– «Делайте со мной все, что хотите!» – прочел он вслух. – Леди, почему вас подвергли такому унижению?
– Уверяю вас, уважаемый рыцарь, я оказалась в этом положении не по своей воле, – ответила Твиск. – Не я привязала себя к позорному столбу, согнувшись в три погибели, и не я повесила этот знак.
– Кто же это сделал и почему?
– Тролль Манжон, чтобы мне отомстить.
– Тогда, разумеется, я сделаю все возможное, чтобы вас освободить.
Сэр Джосинет спешился и снял шлем, обнажив белобрысую голову и достаточно приятную физиономию с длинными висячими усами. Он попытался развязать путы, удерживавшие фею, но не добился успеха: позорный столб был заколдован.
– Леди, мои усилия тщетны, – признался наконец рыцарь. – Чертовы узлы не развязываются.
– В таком случае, – вздохнула Твиск, – пожалуйста, выполните предписание, начертанное на знаке. Я смогу освободиться только после того, как ему последуют трое прохожих.
– Это не слишком благородно, – покачал головой сэр Джосинет. – Я обещал, однако, по возможности способствовать вашему освобождению и не могу взять свои слова обратно. – И он выполнил обещание с подобающим случаю усердием.
Сэр Джосинет хотел было остаться, чтобы составить компанию одинокой красавице и оказывать ей по мере необходимости дальнейшие услуги, но Твиск попросила его удалиться:
– Другие путники могут не остановиться, если увидят вас рядом. Поэтому продолжайте путь и поспешите! Уже вечер, а я надеялась вернуться домой до наступления темноты.
– Дорога пустынна, – заметил рыцарь. – Тем не менее время от времени ею пользуются бродяги и прокаженные, так что вам еще может улыбнуться удача. Будьте здоровы, леди, и всего хорошего!
Прошел целый час – солнце склонялось к западу. Наконец фея услышала мелодичный свист и вскоре увидела молодого крестьянина – весь день он работал в поле и теперь возвращался домой. Так же как и сэр Джосинет, парень остановился в изумлении, после чего осторожно приблизился.
Твиск печально улыбнулась ему:
– Как видите, сударь, меня тут привязали. Я не могу освободиться и не могу вам сопротивляться, каковы бы ни были ваши побуждения.
– Мои побуждения достаточно просты, – отозвался молодой пахарь. – Но я не вчера родился и поэтому хотел бы знать, что написано на этом знаке.
– На нем написано: «Делайте что хотите».
– Ага, в таком случае все в порядке. Я боялся, что с меня возьмут деньги или заставят сидеть в карантине.
Без лишних слов крестьянин задрал повыше длинную рубаху и совокупился с феей, проявляя пикантную топорность.
– А теперь, мадам, с вашего позволения мне нужно торопиться домой. Сегодня у нас пареная репа с ветчиной, а из-за вас я задержался и проголодался.
Насвистывая, пахарь скрылся в вечерних сумерках, а фея Твиск осталась у столба, беспокойно размышляя об опасностях ночи.
Уже стемнело, в воздухе холодало; звезды померкли, затянутые сплошной тучей, – наступила глухая ночь. Съежившись и дрожа, несчастная фея с ужасом прислушивалась к звукам, доносившимся из леса.
Медленно тянулись часы. В полночь внимание Твиск привлек ритмичный шорох – отзвук неторопливых шагов, приближавшихся по дороге. Шаги прервались: нечто, способное видеть в непроглядном мраке, остановилось и внимательно разглядывало ее.
Нечто приблизилось; было настолько темно, что даже чуткие глаза феи не могли разглядеть ничего, кроме высокого силуэта.
Нечто протянуло руку и прикоснулось к ней холодными пальцами. Твиск спросила дрожащим голосом:
– Сударь, кто вы? Пожалуйста, назовитесь!
Существо не ответило. Твиск почувствовала прикосновение облачения незнакомца – чего-то вроде плаща или рясы; от него исходил тревожный запашок.
Существо приблизилось вплотную и заключило фею в холодные объятия, от которых она почти лишилась чувств.
Через некоторое время незнакомец продолжил неспешную ночную прогулку, а Твиск упала на землю – оскверненная, но свободная.
Она побежала к Щекотной обители. Звезды в разрывах между облаками помогли ей находить дорогу, и она вернулась домой. Умывшись в чистом ручье, Твиск смогла наконец найти покой в своей бархатной зеленой спальне.
Феи не забывают обид, но и не унывают перед лицом неудач. Твиск довольно скоро перестала думать о своих неприятных переживаниях на перекрестке, но ей пришлось о них вспомнить, когда она обнаружила, что забеременела.
В свое время она родила рыжеволосую девочку. Лежа под одеяльцем из пуха совиных птенцов в корзинке, сплетенной из прутьев ивы, дитя взирало на мир с преждевременной мудростью.
Кто был ее отцом? Или что? Отсутствие ответа на этот вопрос изрядно досаждало фее – и ребенок не доставлял ей никакой радости. Однажды Уайна, жена дровосека, взяла с собой в лес младенца. Поддавшись внезапному порыву, Твиск схватила милого светловолосого мальчика и подменила его своей не по летам смышленой девочкой.
Таким образом Друн, сын Эйласа и принцессы Сульдрун, поселился в Щекотной обители – и таким образом Мэдук, принцесса неизвестного происхождения, поселилась в Хайдионе.
Дети фей нередко отличаются капризностью, склонностью к истерическим припадкам и злонамеренностью. Друн, веселый мальчик с подкупающе невинными повадками, очаровал фей спокойным нравом, блестящими русыми кудрями, темно-голубыми глазами и слегка поджатым ртом, постоянно кривившимся так, будто он вот-вот улыбнется. Феи нарекли его Типпитом, осыпáли его поцелуями, кормили орехами, цветочным нектаром и хлебцами из травяных семечек.
Неотесанность, с точки зрения фей, – непростительный грех; не теряя времени, они приступили к образованию Друна. Его научили преданиям цветов и причудам трав, он лазил по деревьям и досконально изучил всю Придурковатую поляну, от Кустистого холма до Звонкого ручья. Он понимал язык леса, в том числе тайные переклички фей, так часто напоминающие птичий щебет.
В обители фей время идет быстрее, и за один звездный
