Неспортивное поведение - Рэйчел Ван Дайкен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасибо, парень. — Я дал ему пять, в это время Санчес вышел из-за угла.
Глаза Марко вырвались из орбит.
— Грант Санчес! Самый лучший ресивер в лиге!
— Эй, посмотри только, он знает мое официальное звание. — Санчес подмигнул пареньку, а затем встал на колени. — Тебе было весело сегодня, дружище?
— Очень весело. — Марко аж приплясывал. — А вы можете подписать мой футбольный мяч?
— Для тебя я бы подписал тысячу футбольных мячей. — Санчес пожал плечами, как будто это не имело большого значения, когда мы оба это знали, что это не так.
Я хлопнул его по спине, а затем хотел сходить за Джексом, чтобы Марко мог с ним встретиться.
Но Джекс уже направлялся ко мне.
— Печально известный Марко, рад снова тебя видеть.
— Ох, эй! — Он указал на Джекса. — Вы тоже были в больнице. Вы болеете?
— Нет, парень. — Джекс опустился на колени. — …болеет мой отец.
— Ох. — Улыбка Марко пропала. — Когда мой папа умирал, то сказал, что очень важно есть овощи.
Глаза Джекса стали как блюдца.
— Вау, правда? Надо и мне обязательно это делать.
— Знаете, что еще?
— Что?
— Он сказал, что нужно жить каждый день, как последний, потому что никогда не знаешь, что произойдет дальше. Бьюсь об заклад, ваш папа делает это прямо сейчас, да? Знаю, он смотрел вашу игру и был очень горд, кричал и свистел, как и я. Бьюсь об заклад, что он еще и плакал. Потому что именно это делают папы, когда тобой гордятся — плачут.
Глаза Джакса наполнились слезами.
— Я верю тебе на слово, приятель. — Он положил руки на бедра. — Знаешь, ты довольно умный.
— Ага. — Марко закатил глаза. — Моя мама всегда так говорит.
— Ну, и хорошо. — Санчес усмехнулся, а мама Марко покраснела, было видно, что она через многое прошла. Она выглядела уставшей. Измученной.
— Итак. — Я посмотрел на Марко и его маму.
— Мы с ребятами подумали, что было бы здорово, если бы у вас был абонемент на наши игры, что думаешь?
— В самом деле?
— Ага! Только при одном условии. Видишь вон ту ложу?
Мальчик энергично кивнул головой.
— Ты должен будешь сидеть там, где тепло, и есть как можно больше еды.
— Согласен! — Марко хлопнул в ладоши, а его мама произнесла одними губами «спасибо» нам всем и вытерла несколько слезинок.
Жить без мужа с больным ребенком, я даже представить не могу.
И тут меня осенило. Все это время я был сосредоточен на себе и на том, чего не мог предложить Кинси, а не на том, что мог предложить. Я сердился из-за своего прошлого, вел себя неразумно из-за мамы, даже из-за потери Эм, а этот маленький мальчик меня уделал, помог смириться с этими крайностями, что мне хотел самому дать себе под дых.
Когда они ушли, я все еще думал об этом.
Когда вернулся домой, Кинси ждал меня с бокалом вина.
— Как считаешь, я эгоист? — выпалил я.
Она нахмурилась.
— Что? С чего ты решил? Ты один из самых бескорыстных людей, которых я знаю!
— Нет. — Я покачал головой. — Хотел бы я, чтобы это было правдой. Думаю, когда речь заходит о тебе в особенности, то я самый эгоистичный человек на счете.
— Миллер…
— Выслушай меня. Я хочу, чтобы ты вся была только моей. Хотел тебя тогда, когда не следовало хотеть, когда чертовски точно тебя не заслуживал. Не заслуживал того, чтобы прикасаться к тебе, забрать твое сердце. А потом я не обещал тебе ничего, кроме секса. Обещал защитить тебя от Андерсона, но привел тебя к себе? Все это эгоистично. Какой ужас. Я хочу быть таким парнем для тебя, Кинс, но не могу им быть. Хочу тебя — но мне нужно, чтобы я хотел тебя правильным образом. Например, если ты выйдешь за эту дверь, сказав, что ты не хочешь иметь со мной ничего общего, то я должен стоять на месте, уважая то, что ты действительно хочешь…
— Ты закончил?
Я вздохнул.
— Да, наверное. Не знаю.
— Ты, Миллер Квинтон, помимо моих папы и брата, один из лучших мужчин, которых я знаю. Ты добрый. Умный. Щедрый. Вдохновляющий. Ты любишь всем своим сердцем, даже когда боишься, что оно снова разобьется, и когда я нуждалась в тебе больше всего, ты был рядом. Знаешь, когда я была маленькой, Джекс был моим героем. Он был… всем. Я поставила его на пьедестал и разозлилась, когда он с него упал.
— Глупый Джекс, — поддразнил я.
— Именно!? Я кое-что узнала о пьедесталах, о совершенстве. В конце концов, ты падаешь, и когда падаешь, то падаешь очень сильно, Миллер. Не хочу совершенства. Я просто хочу тебя. Хочу нас. Хочу того, что у нас есть, эту обжигающую неистовое и неудержимое, что есть между нами. Это все, что мне нужно. И если в процессе ты будешь эгоистом? Хорошо. Потому что это означает, что ты хочешь меня исключительно для себя… и это отлично мне подходит, я была твоей с самого первого поцелуя в Вегасе.
— Я тебя люблю.
— Я тоже тебя люблю, — медленно произнесла Кинс, смотря мне в глаза.
Я поцеловал Кинси, попробовал ее. Я так сильно ее жаждал, что не мог перестать целовать.
— Тебе принадлежит мое сердце, Миллер Квинтон. Мне жаль, что сейчас ему очень больно. Ты заслуживаете сердце, которое не будет никого оплакивать.
Я вздохнул.
— Ох, Кинси, мое сердце никогда не прекращало оплакивать маму, возможно, наши два сердца могут помочь друг другу исцелиться.
Она кивнула.
— Я был неправ.
— В чем?
Я медленно стащил с нее свитер.
— Все будет хорошо. Все становится лучше, когда ты с кем-то, кого любишь. Все становится лучше.
Ее глаза наполнились слезами, когда она кивнула и положила ладонь на мое сердце.
— Я знаю.
ГЛАВА 39
КИНСИ
Его поцелуи были словно наркотик. Его руки — собственнические, как и всегда были с того первого раза.
Когда он очертил языком мой пупок, я чуть не ударила его по лицу.
— Ты прекрасна. — Мой рот Миллера накрыл мои губы. — Так прекрасна.
— Уверен, что тебе не очень больно? Тебе сегодня досталось.
— Ты того стоишь. — Он слегка поморщился и завис надо мной.
— Нет! — Я выползла из-под него, и пошла обнаженной в ванную комнату, включила горячую воду и указала на Миллера. — В душ, сейчас же.
— Какая властная, — проворчал он, вставая и спуская штаны, а я стояла и пялилась на кожу цвета мокко и пресс, от которого
