Первая оборона Севастополя 1854–1855 гг. «Русская Троя» - Николай Дубровин

При отступлении 4-го батальона знаменщик был тяжело ранен; два ассистента, принявшие от него знамя, один за другим были убиты, и после этого знамя, перебитое в древке, упало на землю. Лежавший возле того места раненый барабанщик Азовского пехотного полка Степан Реутович, несмотря на боль от раны, поднял перебитое знамя и вынес его из схватки, за что и получил орден Св. Георгия.

Преследовавшие вологодцев французы опять овладели мостом и предмостным укреплением.

Во время отступления вологодцев генерал Реад был убит: осколок гранаты сорвал ему часть головы.

Три полка 5-й дивизии были расстроены до крайности, оставался один 4-й, который не мог быть послан по необходимости прикрыть расстроенные полки и дать время им устроиться. Потеряв корпусного командира, его начальника штаба, двух начальников дивизий, всех бригадных командиров, большую часть полковых и батальонных командиров и 118 офицеров, полки 5-й дивизии представляли одну общую кучу и находились в опасном положении быть атакованными многочисленным неприятелем. Их спас только туман, смешанный с пороховым дымом, не дозволявший французам различать ясно предметы и рассмотреть положение и численность наших войск.

В это время к расстроенным полкам прискакал полковник Меньков, присланный главнокомандующим. Когда полковник Меньков привез ответ генерала Реада относительно употребления полков 5-й дивизии, князь Горчаков, считая бесполезным вновь атаковать высоты после расстройства полков 12-й дивизии, приказал полковнику Менькову скакать тотчас же к генералу Реаду с приказанием прекратить бой и вывести полки из-под выстрелов. Прошел довольно значительный промежуток времени, пока полковник Меньков успел проскакать расстояние около 2 с половиной верст: полки 5-й дивизии успели уже сходить в атаку и были отброшены за Черную речку. Подъезжая к мосту, полковник Меньков встретил носилки с раненым генерал-майором Веймарном и тут же узнал, что генерал Реад также убит.

Одиноко стояли пострадавшие полки в некотором отдалении от правого берега Черной; ни резерва, ни подкрепления не было видно. Посланная на помощь расстроенным полкам 4-я пехотная дивизия была задержана в пути и находилась далее четырех верст от места боя. Дивизия эта могла спуститься с Мекензиевых высот по единственной только дороге, загроможденной патронными ящиками, лазаретными фурами и различного рода обозными повозками; она принуждена была остановиться в ожидании расчистки пути и не могла оказать никакой помощи войскам, находившимся в боевой линии.

Со смертью генерала Реада главнокомандующий князь Горчаков лично принял начальство над правой колонной наших войск. Он тотчас же отправил начальника Курского ополчения генерал-майора Белевцева к 5-й дивизии, поручив ему принять начальство и устроить полки.

Чтобы отвлечь сколько-нибудь внимание неприятеля от 5-й дивизии и вместе с тем поддержать атаки, направленные против Федюхиных высот, князь Горчаков двинул на штурм два полка 17-й пехотной дивизии из отряда генерал-лейтенанта Липранди, стоявшего на Телеграфной горе.

Полки Бутырский и Московский под начальством генерал-майора Гриббе спустились с горы в долину Черной речки под сильным ружейным и картечным огнем неприятеля. Имея впереди колонны Бутырский полк, генерал-майор Гриббе переправился сначала через Черную речку по пояс, потом через водопроводный канал и смело атаковал левый отрог Федюхиных высот. Французы встретили атакующих сильным огнем с фронта и с левого боку. Бутырцы с удивительной храбростью шли вперед, но, дойдя до вершины горы, были так расстроены, что генерал Гриббе признал необходимым сменить их Московским полком. Пробежав сквозь интервалы бутырцев, Московский полк, предводимый своим полковым командиром подполковником Труневским, опрокинул неприятеля и, ворвавшись в лагерь, вступил в рукопашный бой. Не видя за собой резервов, а перед собой замечая постепенное скопление неприятельских сил, полки отступили, лишившись генерала Гриббе, раненного в ногу, командира Бутырского полка полковника Гернета, почти всех батальонных и ротных командиров.

Бутырцы и московцы под прикрытием высланного к Черной речке Бородинского Его Величества полка переправились обратно через реку и отошли на Телеграфную гору. Неприятель производил учащенную стрельбу по отступавшим. «Около речки Черной был ад. От густого порохового дыма нельзя было различить предметов. Пули, ядра и гранаты падали в таком изобилии, что опасность и мысль о смерти казались неуместными: смерть гуляла повсюду».

Видя, что неприятель развернул на высотах до 50 000 человек войска и что дальнейшее нападение невозможно, князь Горчаков решился прекратить бой. Войска были выведены из-под выстрелов неприятеля и оставались в таком положении около четырех часов. Главнокомандующий рассчитывал, что французы, пользуясь своим превосходством, атакуют нас, что было бы весьма выгодно, так как полки были расположены на весьма удобной и довольно сильной местности. Французы не решались, однако же, двинуться вперед, и войска наши по неимению воды около 2 часов пополудни отступили на Мекензиевы горы, потеряв во время сражения 11 генералов, 249 человек офицеров и 8000 нижних чинов. Потеря неприятеля простиралась до 1800 человек. «Порыв, оказанный в оном всеми частями войске наших, – доносил главнокомандующий, – имел бы, без сомнения, счастливый исход, если бы генерал Реад не сделал преждевременной частной атаки вместо той, которую я предполагал сделать совокупно войсками его и генерал-лейтенанта Липранди, непосредственно поддержанными главным резервом.

В сражении участвовали лишь большая часть пехоты и часть пешей артиллерии, что касается до кавалерии, то по свойству местности она не могла быть употреблена в действительном бою, и только небольшое число оной находилось некоторое время под ядрами.

Войска дрались с примерным мужеством. Пехота явила в сей день опыты самой блестящей храбрости, преодолела под убийственным огнем двойное препятствие (реку и канал) и неоднократно выбивала штыками превосходного по численности противника из сильных позиций, укрепленных окопами, искусно приспособленными к местности.

Артиллерия, невзирая на относительные невыгоды ее расположения, действовала с большим успехом: не раз заставляла она молчать неприятельские батареи, расположенные на господствующей местности, и сильно поражала пехоту».

В то время, когда после атаки Федюхиных высот войска наши были остановлены на позиции, по правую сторону речки Черной, с батареи, выдвинутой против левого уступа Федюхиных гор, где находился главнокомандующий, замечен был вдали одиночный солдат, который после каждого сделанного им выстрела перебегал с места на место. Князь Горчаков послал двух казаков привести отсталого солдата на батарею. Прибыл егерь лейб-егерского Бородинского Его Императорского Величества полка Матвей Шелкунов.

– По какому случаю ты остался сзади других? – спросил главнокомандующий егеря.

– Прикрывал отступление раненых товарищей, ваше сиятельство! – отвечал Шелкунов. – Был я в цепи, – продолжал егерь, – пошли мы к речке – не глубже, как по пояс было – перебежали речку; а за ней другая – река не река, а канава водяная; попробовал – глубоко и вдруг не перескочишь. Прыгнул один, за ним другой, потом начали помогать друг другу – и мостиков не надо – цепь перебралась. Враг сидел в канавках – мы в штыки – мигом перекололи, многие побежали на гору. Опрокинули мы кухню их – знать, кашу варили – да вдогонку за ними. В это время дали цепи сигнал отходить назад, я позамешкался. Отошел за канаву; место попалось хорошее – кустик был; я и давай палить… Кто вылезет вперед, того и повалишь. Расстреляв свои патроны, пошел я назад; смотрю – убитый мушкетер лежит; снял я с него суму, подобрал и ружье. В суме были патроны. Я снова за кустик, дал выстрелов пять, да и опять за своими. Смотрю, трое раненых. Я один: известное дело, трех не подберешь! «Ползи, братцы, кто может, а я буду прикрывать вас!» Двое ползли, а вот этот, что со мной прибыл, ползком бы не добрался: рана-то животовая. Как замечу, что ползуны мои отстают, и я приостановлюсь, сделаю выстрелов пяток по вражьей цепи, да и снова в поход!.. Вот, ваше сиятельство, и добрели мы кое-как до своих! Бог милосерден: сохранил меня целым и невредимым и благословил меня оказать помощь товарищам!..

«Лейб-егерского Бородинского Его Величества полка стрелок Матвей Шелкунов принес на себе пять ружей и три амуниции, взятые им на дороге у убитых и тех раненых, которых он составлял прикрытие. Главнокомандующий армией генерал-адъютант князь Горчаков, приказав Матвея Шелкунова произвести в унтер-офицеры, собственноручно надел знак военного ордена на грудь храброго егеря».

Во все время, пока гудели выстрелы на Черной речке, в Севастополе было тихо, казалось, обе стороны прислушивались к тому, что происходило в поле. В самое раннее утро 4 августа были присланы на батареи письменные приказания, в которых объяснялись наши намерения. В этих приказаниях говорилось, что в случае успеха сражения будет открыт огонь, причем указано каждому бастиону, против каких именно батарей неприятеля должны быть направлены выстрелы. В городе царствовала невозмутимая тишина, напряженный слух старался различать отдаленные выстрелы. В случае успеха предполагалось, независимо от открытия огня, сделать большую вылазку из Севастополя. Войска собрались и были наготове выступить и напасть на неприятельские траншеи по сигналу. С каким нетерпением ждали защитники города этого сигнала! Вдали виден был только дым, стлавшийся в направлении по Черной речке, но все стоявшие на батареях и укреплениях не спускали глаз с того места, где должна была решиться участь Севастополя. Все с нетерпением ожидали условного сигнала, но прошел час, и среди непрекращавшейся еще стрельбы неприятель стал пускать ракеты. Наступил полдень, а сигнала для вылазки из Севастополя не было. «Тогда уже, – пишет один из участников, – родилось сомнение насчет успеха, и, наконец, после больших надежд, мы впали в совершенно противоположную крайность. Понемногу канонада начала утихать, а к десяти часам совсем прекратилась».