Первая оборона Севастополя 1854–1855 гг. «Русская Троя» - Николай Дубровин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взамен этого защитники частыми вылазками и метким огнем артиллерии производили значительные разрушения в неприятельских траншеях и нередко на несколько дней останавливали работы. То, что союзники успевали возвести в течение ночи, было часто до основания разрушаемо нами в течение дня. Огонь наших батарей был значительно сильнее по числу выпускаемых выстрелов. В течение дня батареи оборонительной линии выпускали до 5 с половиной тысяч снарядов, тогда как союзники производили около 1500 выстрелов.
Усиленный огонь наших батарей и каменистый грунт представляли огромные препятствия для работ неприятеля. Французы при всей своей деятельности в течение суток могли подвигаться вперед не более как на полторы или 2 с половиной сажени. Сознавая всю безуспешность работ, они решились приостановить на время свое движение вперед и возвести несколько новых батарей, чтобы огнем их сбить артиллерию нашу. Это было для них тем более необходимо, что наша артиллерия при содействии ежедневных вылазок наносила им значительную потерю в людях. Отправляемые с различных пунктов оборонительной линии небольшими партиями охотники врывались в неприятельские траншеи, срывали их, разбрасывали туры, захватывали с собой мешки, ружья, инструменты и, отступая, подводили преследующего их неприятеля под картечный огонь наших батарей.
Подобное вторжение наших охотников заставляло союзников быть всегда настороже, содержать в своих траншеях значительные караулы, а иногда придвигать резервы. Случалось и так, что наши секреты вдруг нападут на неприятельские и тем вызовут тревогу по всем траншеям. Союзники, предполагая значительную вылазку, придвинут резервы, откроют сильный ружейный огонь, а с наших батарей по направлению этого огня осыпят траншеи картечью.
В течение июля было произведено девять больших и малых вылазок, весьма много содействовавших к замедлению работ атакующего. Хотя при таких вылазках наши отряды и несли значительные потери, но, беспокоя противника и обескураживая его, мы поддерживали превосходный военный дух в своих войсках. Вылазки всегда были и будут лучшим средством к уничтожению замыслов противника и к приведению в исполнение обороняющимся тех работ, которые он считал необходимыми.
Понятно, однако же, что ни вылазки, ни меткий артиллерийский огонь не могли задержать совершенно неприятеля, и он с каждым днем подходил ближе к нашей оборонительной линии и все более и более усиливался новыми батареями. К началу августа он подошел к Малахову кургану на 55 саженей и ко 2-му бастиону на 50 саженей. Он успел построить несколько новых батарей, на которых было поставлено 113 орудий, большей частью направленных против Малахова кургана и 2-го бастиона. Для противодействия этому числу новых орудий обороняющийся прибавил 40 орудий, и из них только 14 орудий было поставлено на укреплениях Корабельной стороны. От этого союзники приобрели значительный перевес в числе орудий, так что к 5 августа они могли открыть огонь из 638 орудий, тогда как защитники могли отвечать им только из 586 орудий. Не ограничиваясь этим численным перевесом в своем вооружении, атакующие имели запас в 250 орудий, для постановки которых намерены были вывести новые батареи и ожидали прибытия из Франции и Англии еще 400 больших мортир. Союзники собрали баснословное количество снарядов на своих батареях, что было видно простым глазом с наших батарей. У нас же, напротив того, по причине дурных путей сообщения чувствовался в них постоянный недостаток. Правда, к началу августа было доставлено в Севастополь 40 тысяч пудов пороха и 100 тысяч снарядов, но распределение доставляемых снарядов по орудиям было сделано неравномерно, так что некоторые орудия, как, например, 2-пудовые мортиры, не имели вовсе снарядов и принуждены были молчать. У французов и англичан было заготовлено от 350–450 зарядов на каждое орудие, тогда как у нас число это не превышало 210, а были орудия (мортиры), которые имели только по 60 зарядов.
Неприятель действовал медленно и запасался огромными средствами. Подступы его стесняли нас все более и более, и не существовало уже в Севастополе такого места, которое не было бы подвержено выстрелам. Пули реяли повсюду и свистели даже на Николаевской площади.
В начале августа весь гарнизон Севастополя с орудийной прислугой, саперами, пластунами и греческими волонтерами простирался только до 50 тысяч человек, разбросанных по всей оборонительной линии. Взаимное положение атакующего и защищающегося ясно указывало на затруднительное положение Севастополя: неприятель был только в 55 саженях от Малахова кургана – главного пункта атаки, он обладал значительным превосходством в численности войск и в запасах артиллерии. При таких средствах ему не стоило особого труда сбить артиллерию с батарей оборонительной линии и затем штурмовать город.
Севастополь, видимо, отживал последние дни. Чтобы отсрочить хотя на несколько дней его падение, необходимо было принять решительные меры, отвлечь хотя бы на время внимание противника от осажденного города. Таким отвлечением с нашей стороны могли быть только одни наступательные действия. Нельзя, однако же, не сознаться, что подобное предприятие при незначительности наших войск было крайне рискованно. Главнокомандующий крымской армией князь Горчаков 2-й был против наступательных действий и считал сумасшествием атаковать неприятеля, превосходящего нас в силах и занимающего, сверх того, недоступные позиции.
«Первый день я бы двинулся вперед, – писал он военному министру, – второй я бы отбросил неприятельский авангард и написал бы великолепную реляцию, третий день я был бы разбит с потерей от 10 до 15 тысяч человек, а четвертый день Севастополь и значительная часть армии были бы потеряны».
Эта осторожность главнокомандующего и опасение перейти в наступление не разделялось многими генералами, большинство которых были за наступательные действия. В Петербурге лица, стоявшие во главе военного управления, были также убеждены в необходимости наступательных действий, и потому князю Горчакову было сообщено Высочайшее предложение собрать под своим председательством военный совет, которому предоставить окончательное решение относительно дальнейших действий.
Получив письмо с изъявлением Высочайшей воли[29], главнокомандующий собрал 28 июля военный совет из пятнадцати лиц. Присутствовавшим было предложено решить, какой образ действий предпринять в Крыму: оборонительный, защищая только Севастополь, или наступательный; если наступательный, то какое действие предпринять и в какое время? Почти все присутствовавшие на совете были в пользу наступления, некоторые предлагали очистить Южную сторону города, чтобы всеми силами атаковать неприятеля в поле, другие предлагали атаковать неприятеля с Корабельной стороны, но большинство стояло за то, чтобы атаковать неприятеля со стороны Черной речки. Князь Горчаков решился последовать мнению большинства, хотя и не надеялся на успех.
Черная речка находилась во власти неприятеля. Единственный мост через нее, называемый Трактирным, был занят французами, левее их, по ту сторону речки, на Телеграфной горе, стояли передовые войска сардинцев.
Большая же и главная часть неприятельских сил находилась за Черной и занимала весьма сильную позицию. Она состояла из трех отдельных возвышений, расположенных почти в одной линии и в некотором расстоянии от противоположного к нам левого берега Черной речки. Левее всех виднелась Гасфортова гора, в середине расположены были тремя вершинами Федюхины высоты, перед которыми протекает глубокий канал, наполненный водой, и, наконец, правее недоступные обрывы Сапун-горы.
Все три высоты, занятые союзниками, были усилены укреплениями: на Гасфортовой горе было расположено несколько батарей, на Федюхиных высотах были устроены ложементы для стрелков, а вдоль наружного гребня Сапун-горы тянулся непрерывный ряд укреплений и ложементов, усиленных сверх того разными искусственными препятствиями.
На всем протяжении этой местности были раскинуты следующие неприятельские войска: левее Гасфортовой горы стояло 10 тысяч турок с 36 орудиями; на самой горе 9100 человек сардинцев с 36 орудиями; правее их, между Гасфортовой горой и Федюхиными высотами, стояло 30 эскадронов французской кавалерии, имея позади себя 30 эскадронов английской кавалерии, расположенной в селении Кадыкёй; общее число кавалерии простиралось до 6 тысяч всадников. Правее кавалерии на Федюхиных высотах и на Сапун-горе было расположено 17 858 человек французской пехоты с 48 орудиями. Таким образом, неприятель при атаке этой позиции мог противопоставить нам, не приближая резервов, более 40 тысяч человек пехоты и кавалерии со 120 орудиями, из которых многие были дальнего бросания и значительных размеров. С присоединением же самых близких резервов союзники могли легко увеличить число войска до 60 тысяч человек, усиленных укреплениями, различного рода преградами и труднодоступными высотами.
