Донбасс – сердце России - Олег Витальевич Измайлов

Лично я, кроме Павла Андреева, знаю всего двух директоров Донецкого металлургического, столь же много значивших для него, сделавших для него, для города. Не будем брать в расчет Джона Юза — это отдельная песня об отце-основателе. Но я имею в виду первого русского директора завода Адама Свицына и первого советского — Ивана Макарова. С именем первого связан подлинный технический прогресс завода, с именем второго — возрождение из руин Гражданской войны, а затем — прорыв в технологические дали будущего в годы первых пятилеток Страны Советов. Андреев напрямую, из рук в руки у Макарова эстафеты не принимал, но ему довелось в страшном сорок первом уничтожать то, что тот строил, а два года спустя срочно восстанавливать. То есть все три, выражаясь фигурально, были кризис-менеджерами, людьми «длинной воли», если по-евразийски. Хотя бы уже поэтому все трое должны привлекать наше с вами самое пристальное внимание. Об Адаме Александровиче Свицыне мы уже с вами беседовали как-то, об Иване Гавриловиче Макарове разговор впереди, а сегодня больше внимания Павлу Андрееву.

Где Фадеев и Андреев? — на Старомонетном!

Павел Васильевич был типичным продуктом эпохи: сын сельского учителя, рвавшийся к знаниям, по бедности не совладавший с курсом наук в Екатеринославском горном училище, где, как мы помним, в канун Великой Октябрьской революции преподавали светочи горно-металлургического искусства Михаил Павлов и Александр Терпигорев. У них же, едва смолкли последние залпы «гражданки», молодой тверитянин доучивался уже в Москве, в Горной академии.

Забубенное это было время. Народ, молодой и горячий, прошедший через адовы круги семилетнего человеко-убийства, искал себя. Но по-всякому бывало. Вот Андреев Паша себя нашел сразу и навсегда в металлургии, а едва отошедший от ранения на кронштадтском повстанческом льду Фадеев Саша громогласно читал Блока на весь Старомонетный переулок, в котором стояло общежитие, а потом и вовсе подался на хлеба партийно-литературные. Забегая вперед, скажем, что будущий директор Сталинского металлургического и автор «Разгрома» и «Молодой гвардии» поддерживали дружеские отношения всю свою жизнь. Кстати, курсом или двумя позже окончил Московскую горную академию еще один герой наших очерков по истории Донецка и Донбасса: помните, мы встречали на страницах книги Авраамия Завенягина, принципиального партсекретаря из Юзовки, ставшего директором Магнитки, строителя Норильска и второго человека в советском атомном проекте?

Чернорабочий круппа

Но — к Андрееву. Его судьба могла никак и не пересечься с судьбой Сталино (Донецка-то он не застал, да и предположить не мог, что город сменит имя). По окончании Горной академии инженер-металлург Андреев получил замечательное назначение на московский завод «Серп и молот». Там на мартене его научили варить простую сталь. Пока простую. Потому что старательный молодой специалист вскоре получил превосходный шанс перейти в высший класс металлургии. Грянула Индустриализация — эпоха, не до конца осмысленная даже в советское время, что уж говорить про день сегодняшний. Тысячи и тысячи советских инженеров поехали в двух- и трехгодичные командировки. Их тогда можно было встретить по всему миру, по всему промышленному миру — на заводах Форда в Детройте, в Чикаго — на предприятиях Мак-Кормика, в Эссене — на гигантах Круппа.

В обыкновенный мартеновский цех постигать передовые методы тогдашней металлургии попал и Андреев. Хорошо знавший Павла Васильевича очеркист-известинец Борис Галин так описывал этот период жизни будущего директора сталинского металлзавода:

«Там он застал сотоварища по Горной академии инженера Тевосяна Ивана Тевадросовича (кстати, вместе с Фадеевым он штурмовал мятежные форты Кронштадта). В кожаном фартуке, с лопатой или ломом в руке Тевосян работал на канаве у мартеновской печи. Это была тяжелая, грязная работа. Немцы прозвали Тевосяна, будущего наркома черной металлургии СССР, “Дер шварце Иоганн“. Тевосян отличался бешеной работоспособностью. Казалось, он не хотел терять ни одного дня, ни одной секунды. Он и сам стремился взять самое ценное у капиталистов в металлургической технике и товарищам советовал учиться везде — на канаве, на разливке стали, на площадке у мартеновской печи, учиться у газовщика, у канавщика, у сталевара, у обер-мастера, у инженера, у лаборатории, в библиотеке».

Ведь европейская металлургия прошла свой, своеобразный, отличный от нашего путь развития, имела неоценимый для молодой русской, советской металлургии исторический опыт технологической культуры. И Андреев понял, что нужно, отбросив самолюбие, идти сверху вниз, вооружившись для начала ломом или лопатой, позабыв на время про свой диплом инженера-металлурга.

«После работы в мартеновском цехе, — пишет Галин, — Андреев переодевался и шел в лабораторию, библиотеку или принимался за свои записи. Теперь это был инженер — жадный, настойчивый, целеустремленный, стремившийся осмыслить опыт работы на германских заводах».

Талант и везение

Кстати, дружба с Тевосяном, невероятно одаренным человеком, которому сам Крупп предлагал остаться у него работать, много дала Андрееву.

«Тевосян — титан металлургии. Мне всегда казалось, что каждое дыхание домен и мартенов в каждый час и каждую минуту контролировал и регулировал этот человек удивительной трудоспособности», — скажет о нем гораздо позже председатель Госплана СССР Байбаков. Рядом с этим титаном, написавшим в загранкомандировке по ходу дела небольшой труд по непрерывной разливке стали, стыдно, невозможно было вести себя по-иному.

А после Эссена были еще Чехословакия и Италия, чьи металлурги славились в те времена выделкой особых сталей, которые очень хороши, как вы понимаете, надеюсь, в делах оборонных, да и в наступательных не помешают ни армии, ни флоту, ни, в известной мере, авиации. 1929—1930й — годы напряженных, с набиванием шишек прорывов от сохи к современной технике, годы столь же напряженной и, не побоюсь пафоса, — одухотворенных поисков и учебы советских инженеров. Так Страна Советов выращивала элиту своей тяжелой индустрии. В этот пул попал и Андреев. А раз попал, то и карьера его шла вверх. Хотя и не могу сказать, дорогой читатель, что шагами семимильными она шла, но все-таки.

На юг, в Сталино!

По возвращении из-за кордона Павел Васильевич был поставлен начальником мартеновского цеха на родном заводе. Но вот в 1937 м мы видим его делегатом знаменитого в истории советской промышленности приема в Кремле металлургов и угольщиков.

В том же году Андреева вызывают в Наркомат тяжелой промышленности и предлагают новую работу. Суть ее в следующем — надо укреплять кадры черной металлургии Донбасса. Время тревожное, товарищ Андреев, того и гляди война, в условиях которой уголь и металл дороже золота. Так что, Павел Васильевич, что вы скажете о том, чтобы поехать на Сталинский металлургический завод? Там как раз нужен толковый главный инженер.

Андреев (слева)