Агония - Оксана Николаевна Сергеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Скажи прямо: Реня, сделай мне минет.
— Это не романтично.
— Романтично. Просто скажи мне это прямо.
— Реня, сделай мне минет.
— Это адски романтично. Мой Шамрай хочет меня в рот.
— Как хорошо ты сказала. У тебя это лучше получается. Давай за лирику и романтику в наших отношениях всегда будешь отвечать ты.
— Мы сегодня вообще много говорим.
— Киса, я сейчас сдохну от возбуждения, — выдохнул он, когда она, заерзав на нем, спустилась чуть вниз и тронула рукой возбужденную плоть. — И, поверь, я не нуждаюсь в долгой прелюдии, можешь приступать.
Несмотря на дикий сексуальный голод, требующий срочного удовлетворения, Шамрая эти разговоры не раздражали. В них была интимность, такая им обоим сейчас нужная, было притяжение, склеивающее и спаивающее их снова в единое целое.
Его нетерпение придало ей еще больше уверенности, хотя неловкостью она не мучилась. Не боялась Регина, что сделает что-то не так, желая лишь одного — доставить ему удовольствие. Он ведь всегда ласкал ее, не требуя ответных ласк.
— Только, когда я попрошу, ты должна остановиться.
— Почему?
— Потому что я не хочу кончить тебе в рот.
— Почему?
— Ну не в первый раз же…
Чарушина легко засмеялась. Вадим на миг прижался губами к жаркому рту и, проведя ладонями вверх по чуть выпирающим лопаткам, надавил ей на хрупкие плечи. Регина, подчинившись этому жесту, послушно сползла ниже по его телу. Скользнула губами по животу, оставляя на упругой коже горячий след своего дыхания.
Чтобы сделать ему приятно, не нужны ни особенные умения, ни смелость. Она любила Шамрая, а Шамрай любил ее. Она занималась с ним сексом и уже изучила его темперамент. Потребности, привычки и поведение в постели. Она много раз ласкала его руками и знала, на что он реагировал острее всего, какие прикосновения ему нравятся. Теперь нужно сделать все то же самое — только ртом.
На первое прикосновение ее языка Вадим среагировал протяжным стоном. Горячее. Шелковое. Рвущее наслаждением каждую клеточку.
Какой к чертовой матери контроль? Он его потерял, стоило до боли возбужденному члену попасть во влажный жар ее рта.
— Любимая моя девочка… — глухо прошептал, вздрогнув от колких мурашек, которые ознобом собрались где-то в районе поясницы, и коснулся матово белеющего в сумраке комнаты лица Регины.
Он бы хотел видеть эти смелые и изысканные ласки. То, как нежные губы чувственно сжимаются вокруг него или как она проводит языком от самого основания до головки, оставляя свою слюну, — влажный след своей власти. Думать об этом охренительно возбуждающе. Чувствовать — невыносимо приятно. Видеть… Более эротичного зрелища невозможно представить.
Она трогала его, гладила, снимая перевозбуждение и накаляя новое. Облизывала, пробуя на вкус выступившую влагу. Доводила до полного сумасшествия, постепенно вбирая в себя глубже и сжимая ртом теснее. Нет, если бы он еще и видел это в подробностях, то не продержался бы минуты, кончил сразу.
Сдавленно застонав, он снова коснулся пальцами ее лица, на этот раз пытаясь отстранить.
— Реня, подожди… стой… — прошептал усилием воли.
Но Реня не остановилась. Подхваченная волной его возбуждения, захваченная его безволием и собственной над ним властью, не смогла она лишить этого удовольствия Вадима… и себя. Чувствуя губами и языком каменную твердость, не отпустила, зная, что эти последние секунды — самые для него сладкие. Она туго и глубоко взяла его, Шамрай вздрогнул, застонав. Горячая струя ударила в нёбо, и Регина рефлекторно сглотнула обильную жидкость, не испытывая никакого отвращения, — что-то было в этом пьяняще-откровенное.
Тяжело дыша, Вадик подтянул ее на себя, и Регина прижалась к нему всем телом, впитывая каждой клеточкой дрожь любимого.
— Боже, как я люблю тебя… Киса моя, Реня, как же я тебя люблю… я никого так не любил… я никогда так не любил… — целовал ее, слизывая с губ, горячие капли секса, — я даже не знал, что можно так любить, — прижимал ее крепко, но хотелось прижать еще крепче. И больше никуда не отпускать. Никогда не отпускать.
Если понадобится, ради нее он пойдет в любой огонь, в любой бой. Ради нее он перенесет любую боль. Он отдаст ради нее все, что только можно — и волю, и свободу, и деньги, — он отдаст ради нее даже свою жизнь.
Если когда-нибудь они ей понадобятся…
Он отдаст…
Была уже глубокая ночь, когда Вадим и Регина выбрались из спальни, чтобы поесть. Они разогрели еду и устроились в гостиной на диване.
— Реня, я надеюсь, ты завтра не побежишь на работу?
— Нет, я на больничном, — поправив сползающее с груди полотенце, деловито сказала Чарушина.
— Хоть какая-то радость, — хмыкнул Шамрай. — В отпуск не съездили, хоть поболеем вместе. Только имей в виду — у нас постельный режим.
— Если бы я сразу увидела твою кровать, то улеглась бы в нее в первый же день знакомства, я тебе клянусь.
— Киса, не трепи мне нервы такими заявлениями.
Киса отозвалась веселым смехом, но быстро умолкла, вдруг вспомнив о визите Анны Игоревны.
— Что хотела эта ненормальная женщина?
— Тебя, — ответил Вадим, с полуслова поняв, о ком речь. — Денег хотела дать, чтобы ты Ладулю не обижала.
— Господи, пусть они уже катятся к чертям собачьим и оставят нас в покое.
— Именно это я ей и сказал.
— И правильно. Я бы ни за что их не взяла. — Регина внутренне передернулась, представив это. Взять деньги у Рейманов — как замараться.
— Забудь. Я даже говорить об этом не хочу.
Вадим посмотрел на нее, задержав взгляд на желтеющем синяке.
— Да красивая я, красивая, не смотри, — проворчала Чарушина.
— Как это? Сама же сказала: вот — смотри. Я и смотрю. Соскучился.
— Опять? Ты только что Кису поимел. Причем, в рот. И не только в рот.
— Любимая, я тебя еще не раз поимею. — Потянувшись, поцеловал ее в шею. — Как же это пошло звучит. И как, черт возьми, красиво.
— А почему ты хотел, чтобы я остановилась? Скажи.
— Реня, ну ты же не девочка по вызову. Ты моя женщина. О таких деликатных вещах надо договариваться. Это должно быть твоим выбором.
— Ясно. Я выбрала. Все было в моих руках… вернее, не в руках, и я выбрала, — засмеялась она.
— Угу. Называется, чтобы Реня сделала как надо, скажи ей наоборот.
— Вот и скажи.
— Что сказать?
— Что ты меня любишь.
— Люблю.
— Сильно крепко?
— Смерть как люблю.
— И ты
