Русский аркан - Александр Громов

– Великодушно прошу прощения, – подал голос молчавший до сей минуты Побратимко, – но в сословие самураев последние три-четыре сотни лет входили и самураи-мушкетеры. Боюсь, что приверженность самураев исключительно холодному оружию несколько… э-э… преувеличена. Не так ли, Иманиши-сан?

Полицейский молча кивнул.

– Интересный факт! – заметил Лопухин. – Далее. Что еще нам известно об убитом? Пока не опознан. В полицейской картотеке не значится…

– С вашего позволения, наша картотека еще далека от полноты. – На сей раз Иманиши поклонился. – Я приношу мои нижайшие извинения.

– Бросьте, мы все понимаем. Что еще? Стрелок среднего для японцев роста. Без особых примет. На вид – лет тридцать – тридцать пять. Стрижка: короткий ежик. Насколько я понимаю, самураи бреют лоб до макушки, а на последней носят волосяное колечко. Вопрос вам, Иманиши-сан: мог ли самурай обриться наголо?

– По приказу господина или ради большого дела – да, – ответил Иманиши. – Такое случалось. Это позор, но не выполнить повеление господина – позор совсем непростительный.

– Прекрасно. Следовательно, мы можем исходить из предположения: убийство Дженнингса и покушение на цесаревича – дело рук одних и тех же лиц. Если это так, то…

– Ну с чего вы решили, что это именно так? – воскликнул Корф.

Лопухин и сам не знал. Чутье подсказывало: да, это так. Но чутье не подошьешь к делу, и в споре оно слабый аргумент.

– Если это так, – продолжил он, – то наша задача упрощается. В обоих случаях убийцы, а точнее, заказчики убийства должны были исходить приблизительно из одних и тех же мотивов. Достаточно установить эти мотивы – и мы вычислим злодеев.

Корф поджал нижнюю губу, выражая скепсис.

– Боюсь, что это будет непросто, – сказал он. – Гайдзинов в Японии ненавидят самые широкие слои населения. Существуют и ультрапатриоты радикального толка, которые не остановятся ни перед чем. Не удивлюсь, если прямо в Токио действуют тайные организации, ставящие своей целью побросать всех гайдзинов в море. Которая из них нанесла удар? Так можно искать всю жизнь.

Иманиши сделал протестующее движение, но смолчал. На некоторое время разговор свелся к перечислению недовольных существующими порядками группировок, способных на действие. Их было много – от якудзы до вассалов любого из нескольких больных на голову князей, до сих пор ведущих в горах войну против законной власти и объявленных вне закона.

– Гадание на кофейной гуще, – подытожил Лопухин.

Он спросил Иманиши, что японская полиция собирается делать с телом убитого террориста. Узнав, что покушавшегося по окончании обмеров и снятия дагерротипного портрета закопают, как собаку, задал другой вопрос: не попытаются ли сообщники убитого выкрасть тело для более достойного погребения? Получив отрицательный ответ, молча кивнул. Не следовало считать убийц компанией идиотов.

– Еще один вопрос, Иманиши-сан. Не были ли случайно замечены в толпе за оцеплением европейцы? А также на прилегающих улицах?

Полицейский помедлил с ответом.

– Мои люди не заметили ничего подозрительного. Нет, гайдзинов… прошу прощения, европейцев в толпе, вероятно, не было. Конечно, я могу опросить моих людей еще раз.

– Сделайте это. От себя добавлю, что мой слуга, находившийся на вышке, до самого момента выстрела не заметил ничего подозрительного. Вопрос: что это может означать? Ответ: пока ничего. У нас слишком мало данных для обобщений. Наша задача – взять след. Пока я его не вижу. Пусть каждый из нас ищет его… да-да, и вы, барон, тоже. Нет, вы не сыщик, вы посланник Российской империи и в этом качестве могли бы навести кое-какие справки в дипломатических кругах… Я рад, что мы понимаем друг друга. Ну что ж, совещание на этом придется прервать. Иманиши-сан, не сочтете ли вы возможным ознакомить меня с материалами по делу об убийстве Дженнингса? Можно это сделать законно, но без огласки?

– Думаю, можно попытаться получить соответствующее разрешение.

– Вот и хорошо. Сделайте это поскорее, пожалуйста. – Граф встал, показывая, что совещание окончено. – За дело, господа!

Оставшись в одиночестве, Лопухин повел себя немного странно: принялся расхаживать по гостиной, тихонько насвистывая модный мотивчик. Он чувствовал большой подъем сил. Наконец-то дело! Нормальная работа, а не ожидание ее. И никакого чувства собственного бессилия!

Он немножко слукавил с Корфом и Иманиши. Для того чтобы начать действовать, сведений было уже достаточно. А скоро их станет еще больше.

Еропка вновь был отправлен в Иокогаму вслед за Гжатским – на сей раз на посланничьих лошадях. Лентяй даже не ворчал и обернулся на удивление быстро. Лопухин и сам с удовольствием съездил бы за фотографическими снимками, но опасался оставить цесаревича без присмотра. Глупое занятие – охранять, не отходя… Но если с охраняемым что-то случится в отсутствие охраняющего – с кого спросят?

Пришлось остаться и даже немного выпить с цесаревичем – тот успокаивал нервы привычным способом. Заглянул Корф с новостями: сегодняшняя программа отменяется, а завтра во дворце микадо состоится торжественный прием в честь счастливого спасения наследника российского престола от верной гибели и банкет в честь героев-воздухоплавателей. Приглашены все четверо. Ожидается весь дипломатический бомонд.

Уже легче. Завтра – не сегодня. Оставив цесаревича лечить нервы, Лопухин поехал на рикше к месту стоянки «Святой Екатерины» близ устья Сумидогавы. Объяснил раздраженному Враницкому отсутствие лейтенанта Гжатского, а остальных офицеров успокоил: всё в порядке, все живы. В детали чудесного спасения не вдавался, зато отзывал в сторонку то одного, то другого моряка и беседовал с ними.

Вернулся в миссию как раз вовремя – Еропка привез еще влажные фотографические отпечатки со снимков, сделанных Гжатским. Учитывая, что проявить фотопластинки и напечатать снимки лейтенант мог только на борту стоящего в Иокогаме «Победослава», получилось довольно оперативно.

Можно было, конечно, найти мастерскую дагерротипных портретов в Токио или попросить о содействии японскую полицию через Иманиши. Лопухин не рискнул. Привычка сводить к минимуму случайности заставила избрать более долгий, но и более надежный путь. Гжатский, во всяком случае, был вне подозрений.

Рассматривая фотоснимки, Лопухин еще раз убедился в том, что знал и так: за дагерротипией великое будущее. Техника шагала вперед. Давно ли для получения портрета приходилось высиживать по часу в полной неподвижности перед аппаратом размером с хороший сундук, а полученные изображения походили на злые карикатуры? Теперь куда проще: двенадцать щелчков – и двенадцать снимков! Снимки были хорошие, кроме трех испорченных – как видно, у лейтенанта дрогнула рука или гондолу качнуло. Но так или иначе, девять снимков годились для изучения.

Первый снимок, сделанный до выстрела. Вот кусок вышки с краю, вот наяривает оркестр, вот оцепление из морпехов и толпа за оцеплением – сотни лиц в кадре, и почти все анфас. А вот второй кадр, к счастью, тоже удачный. Толпа уже бурлит, а покушавшийся убегает. Непонятно только, который из. Здесь не один убегающий, многие бегут, а вот этот упал… Ну-ка, а на следующих снимках?.. Ага, вот он. Недаром Гжатский не только механик, но и артиллерист – не выпустил цель из прицела. Итак, где же этот человек на первом снимке?

Вот он. Ошибки быть не может.

А кто это рядом с ним? Кажется, даже шепчет ему что-то на ухо, при этом стараясь не привлекать внимания…

Лупа увеличила масштаб изображения, уменьшив, однако, его четкость. Лицо расплылось в круглый блин, черты просматривались плохо. Одно было ясно: японец. Не в соломенной шляпе, как первый, а с головой, повязанной тряпкой. Японская беднота иногда носит и такие головные уборы…

– Гм, – произнес Лопухин, определив положение второго на следующих дагерротипных отпечатках. Девять снимков складывались в любопытный пасьянс. За минуту до выстрела покушавшийся был не один – рядом стоял кто-то еще. И этот второй скрылся в противоположном направлении. На втором, третьем и четвертом снимках Лопухин отметил крестиком место, откуда был сделан выстрел. Отмерил расстояние от крестика до стрелявшего и до его собеседника, пересчитал дистанцию в соответствии с законами перспективы. Улыбнулся.

Стрелявший убегал очень быстро – настолько быстро, насколько ему позволяла паникующая толпа. Его собеседник не мог бежать быстрее.

Значит – что?

Только одно: эти двое побеседовали шепотом, потом тот, что в тряпичном головном уборе, начал удаляться, пробираясь сквозь толпу, а тот, что в соломенной шляпе, выждал немного, затем достал из-за пазухи обрез, выстрелил, кинулся наутек в надежде смешаться с толпой, не преуспел и был в конце концов застрелен. В это время второй спокойно ушел. Вопрос: кто он и как его найти?

Был еще и третий – тот, который стрелял из другого места обыкновенными пулями. Но о нем граф решил сейчас не думать.