Русский аркан - Александр Громов

Был еще и третий – тот, который стрелял из другого места обыкновенными пулями. Но о нем граф решил сейчас не думать.

Постучали в дверь – прибыл Иманиши и начал разговор, естественно, с поклона всем туловищем. Граф изобразил в ответ нечто похожее.

– Мне разрешено неофициально ознакомить вас с обстоятельствами убийства господина Дженингса, – сообщил полицейский.

– А-а. Превосходно. Мне нравится с вами работать, Иманиши-сан. Но не взглянете ли вы сначала на эти снимки? Вам случайно не знаком этот человек?..

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,

в которой вечный недруг становится временным союзником, цесаревич вздыхает, а трость графа находит настоящее применение

На прием во дворец отправились впятером: цесаревич, Лопухин, Иманиши, примчавшийся из Иокогамы Гжатский и Корф. Но первые четверо ехали в императорском экипаже, специально присланном за ними в знак восхищения мужеством воздухоплавателей, а Корф, завидуя, отправился в собственной коляске. Конные гвардейцы салютовали саблями на европейский лад. Выходило это у них забавно.

Вначале проехали через обнесенный стеной квартал правительственных учреждений. Затем по подъемному мосту пересекли широкий, наполненный водой ров и, въехав в помпезные ворота, оказались в обширном парке – не регулярном французском, где человек, уподобившись то ли математику с циркулем и линейкой, то ли фельдфебелю со шпицрутеном, жестко велит деревьям и кустам расти так, как ему хочется, и не ландшафтном английском, копирующем природу, а истинно японском, помогающем природе лучше выявить свою красоту, но, конечно же, не до конца, ибо полная завершенность есть смерть, а не жизнь.

За стволами причудливо искривленных сосен мелькнули здания императорской резиденции…

На взгляд Лопухина, самый малый прием в Царском Селе, не говоря уже о рождественских балах в Зимнем, отличался бóльшим великолепием. Но здесь удивляла экзотика.

Военный министр Тайго, рослый крепыш в алой накидке и широчайших панталонах-хакама, беседовал с министром Укобо, облаченным в превосходно сшитый фрак. Мелькали придворные дамы в роскошных кимоно тончайшего шелка, надетых одно на другое по пять-шесть. Некоторые, подражая императрице, были в европейских платьях, что не прибавляло им изящества. Но и они держали в руках не европейские, а японские веера. А о том, что на свете бывают настолько сложные прически, в Европе до сих пор знали лишь немногие.

Император вышел к гостям в военном мундире французского покроя с голубой Андреевской лентой через правое плечо и звездой ордена Андрея Первозванного. По рядам иностранных дипломатов побежали шепотки.

– Надел только русский орден, – прошептал на ухо Лопухину взволнованный Корф. – Очень хороший знак. Надеюсь, теперь-то они перестанут тянуть с договором…

К удивлению Лопухина, микадо носил довольно пышные усы и короткую бородку, а лицом и впрямь напоминал скорее европейца, нежели японца. Следом за монархом важно шел церемониймейстер, держа в руках четыре коробочки. Одна была больше других.

Предстоит награждение, подумал Лопухин и не ошибся. Микадо произнес короткую речь о мужестве русских воздухоплавателей и о дружбе между Японией и великой Россией, а барон Корф перевел ее на русский. Цесаревич Михаил Константинович был награжден орденом Хризантемы; Лопухин, Гжатский и Иманиши – орденом Восходящего Солнца второго класса. Награжденные учтиво благодарили. Иманиши был бледен от волнения и украдкой смахивал капли пота со лба.

– Есть отчего волноваться, – шепнул Лопухину Корф. – Восходящее Солнце – третий по значению орден в Японии и имеет восемь классов. Получить сразу второй – неслыханная удача для полицейского офицера. Обыкновенно они служат из одной преданности. И великолепно, должен признать, служат, нашим бы карьеристам так служить!

– Разве он не карьерист? – шепнул в ответ Лопухин.

– Иманиши? Карьерист, конечно. Но виду не подаст.

С самым любезным видом отвечая на поздравления, граф одновременно наблюдал за гостями. Прием был большим, присутствовал весь дипломатический бомонд. Вот немцы и среди них монументальный фон Штилле, вот французы во главе с маленьким сутулым Дюшампи, далее итальянцы, голландцы, испанцы… А вон тот долговязый и поджарый с идеальной выправкой – чистой воды британец, наверняка любитель скачек, бокса и игры в поло. Кажется, он идет сюда?

И верно: приблизившись, англичанин поклонился Лопухину. Пришлось ответить на поклон.

– Гордон Эймс, советник британского посольства, – представился англичанин. – Примите мои поздравления, граф.

– Благодарю, вы очень любезны.

– Надеюсь, достаточно для того, чтобы вы уделили мне несколько минут вашего времени? – улыбнулся британец. – Банкет начнется через полчаса, а перед ним гости пойдут любоваться фонтанами. Они удивительны, но я надеюсь, что вы не останетесь в претензии, если присоединитесь к гостям чуть позже.

– Слушаю вас, – сухо сказал Лопухин. Он заметил, что Корф собирается вновь подойти, и показал ему глазами: не надо.

– Я хочу говорить с вами о смерти сотрудника нашего посольства, – сказал Эймс.

– О мистере Арчибальде Дженнингсе?

– Нет, о сэре Джеффри Палмере, нашем военном атташе. Он поел в японском кафе какой-то гадости и умер. Полиция установила, какие блюда ему подавали. Ничего особенного, не было даже рыбы фугу. Однако сэр Джеффри пришел домой и умер. Повар арестован местной полицией и до сих пор находится под стражей. Насколько мне известно, он сознается только в преступной небрежности. Печально, но бывает, не так ли?

– Так.

– И все же немного странно, правда?

– Правда.

– Но чему удивляться? – с легкой улыбкой продолжал англичанин. – Мы живем в странном мире, из чего следует, что странные события должны в нем происходить время от времени. Например. Разве не странно, что некое судно под британским флагом разгромило некий гренландский поселок, результатом чего стала война между Британской империей и шайкой исландских пиратов?

– Вы сами только что сказали: чему удивляться? – ответил Лопухин, копируя улыбку Эймса. – Если угодно, я могу продолжить. Странно, что кто-то вынудил нашу экспедицию идти вкруг Британских островов. Очень странно, что кто-то указал исландцам место и время перехвата. Не менее странно, что кто-то снабдил их кардиффским углем. Странно также, что кто-то строит для них корабли. И уж совсем удивительно, что в числе несчастных рабов на шахтах Шпицбергена имеются и англичане. Достаточно странностей?

– Пожалуйста, не надо горячиться. Да и о чем вы? – Эймс очень натурально изобразил недоумение. – Я говорю лишь о сэре Джеффри Палмере. В печальной истории его кончины есть еще одна странность: спустя три дня после его смерти был убит мистер Арчибальд Дженнингс. Совпадение?

– Я вас слушаю, – с деланой скукой отозвался Лопухин. Становилось интересно.

– Мистер Дженнингс занимался служебным расследованием странной смерти сэра Джеффри Палмера, – сказал Эймс. – Я знаю это, поскольку помогал ему в этом деле. А сэр Палмер, насколько мне известно, занимался некоторыми вопросами, тесно связанными с визитом в Японию вашего цесаревича. Любопытный получается узелок, вы не находите?

– Допустим. Позвольте вопрос: имел ли мистер Дженнингс касательство к тем же вопросам, что и сэр Палмер?

– Возможно…

«Что это – провокация? – думал Лопухин. – Не похоже. По всей видимости, Эймс действует с санкции руководства. Смысл? Дезинформация? Гм, поданная столь топорным образом? Пока ничего не ясно, но это пока… Ну-ну, британский коллега, говори, говори еще, мели, мельница…»

Но Эймс замолчал, с рассеянным видом разглядывая убранство опустевшей залы и замерших в отдалении двух лакеев. Всему миру известно, что британцы гордятся своей невозмутимостью, но этот на вид был просто беспечен. Ну прямо курортник на водах в Баден-Бадене.

– Хорошо, что сегодня облачно, – изрек он наконец.

– Верно. Нет жары.

– А дышится все равно трудно. По-видимому, приближается шторм или даже ураган. Здесь их называют тайфунами. Уже начался их сезон.

– И что?

– Этот ветер иногда срывает с домов крыши и сбивает с ног людей, – любезно просветил графа англичанин. – Когда бушует тайфун, японцы сидят дома. Даже лишенные дома ронины сидят сейчас где-нибудь в пригородной третьеразрядной гостинице, допустим, в «Увядающем листе клена» в Комагоме, пьют саке и ждут, просто ждут. Японцы обычно не торопятся, такая уж это нация… Однако мы заболтались и, боюсь, нарушаем этикет. Не присоединиться ли нам к гостям?

– Самое время, – согласился Лопухин.

Кажется, Эймс понял: его сообщение дошло до адресата. Во всяком случае, повторять он не стал.

Значит, «Увядающий лист клена»? Так-так…

Еда за банкетом оказалась почти совершенно европейской за малыми исключениями. Взяв по ошибке такое исключение – абрикос, Лопухин лишь отчаянным усилием воли удержался от кислой гримасы – абрикос оказался маринованным, причем уксуса не пожалели. В столовых приборах царил разнобой: большинство гостей пользовались ножом и вилкой, в то время как министр Тайго демонстративно орудовал палочками. Ему подражали некоторые придворные дамы. Получалось это у них весьма изящно.