Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания - Вера Семенова

Три дня в караване были монотонными, одинаковыми и изматывающими, и уходили бесследно и бессмысленно, как капли воды, падающие на песок. Ночи в барханах оказались настолько ясными, что небо просматривалось до самой непроглядной глубины, со всеми пересекающими его цепочками звезд и надкусанной сбоку луной, но настолько же и холодными. Гвендолен дрожала у слабого костра, спрятавшись с головой под все покрывала, какие можно было найти, обхватив себя руками и крыльями и свернувшись в такой клубочек, что носом могла бы уткнуться в пятки. Поэтому летать ее совсем не тянуло. Зато Тельгадда, лежащая по другую сторону кострища, все время ерзала и беспокойно шевелила крыльями, но взлететь не осмеливалась.

Телли обнаружилась в караване вместе с ними на следующее утро, когда хмурый Гаран, сняв ее с седла и наполовину размотав покрывала, из-за которых она скорее напоминала тюк с одеждой, подтолкнул к костру.

Тельгадда вела себя по-прежнему незаметно и тихо, но торжествующе улыбалась, когда ловила на себе взгляд Гвендолен. Было совершенно непонятно, сколько же именно чувств смешано в той улыбке и какие преобладают. Она больше не расспрашивала Гвендолен об их планах и вообще была неразговорчивой. Зато Гаран стал весьма словоохотлив, хотя поначалу не снисходил даже до кивка головой, часто сидел вечерами у костра, сверкая своей замечательной улыбкой и забавляя караванщиков грубыми байками. Но Гвендолен отчего-то казалось, что некоторые его фразы обращены к кому-то конкретному среди них и что звучат они намекающе:

"Так что если чего натворил в Эбре, но по счастью уцелел, обратно лучше не приезжать. Здесь срока давности не бывает".

"Напрасно ты думаешь, парень, будто мертвецы не возвращаются. Иногда и такое бывает — все считают, что человек давным-давно умер, и кости его на дне моря рыбы обглодали, а он вдруг возьмет да явится к самому твоему порогу".

"Надо вам сказать, что султан наш нынешний мужик сильно злопамятный. Если ему на плащ наступить, так он и на суде Непостижимого это не забудет. А уж если найдет, так заставит пожалеть, что не то что ты сам — твой дедушка появился на свет".

В сторону своих клиентов он поглядывал при этом совершенно равнодушно, уминая пальцем серый порошок в короткой полой трубочке, потом поднося ее к носу и вдыхая резким движением. Логан с Дагаддом беспокойно ерзали на расстеленных плащах. Баллантайн сидел неподвижно, задумчиво глядя на огонь — чем ближе караван подъезжал к Эбре, тем отрешенней он становился, особенно вечерами. Но в последний вечер перед столицей он собрал краткое совещание в стороне от костра.

— Как видите, наш друг что-то или знает, или подозревает. В связи с этим у меня вопрос — что вы станете делать, если меня схватят у вас на глазах?

Логан с мечтательной улыбкой погладил ложе своего арбалета, который как раз держал на коенях, наматывая тетиву. Дагадд слегка засучил рукава, отчего Гвендолен сразу заметила, что каждая его рука едва ли не толще ее ноги, и издал некий рявкающий звук, видимо, для устрашения будущих противников. Что касается самой Гвендолен, то она просто откинула плащ.

Все девять метательных ножей снова были на месте, и рукоятки тускло отсвечивали под звездами.

— Ответ не принимается, — Эбер покачал головой. — Вы должны сразу бежать, и желательно по отдельности. так вас будет сложнее схватить. Проще всего это сделать, конечно, Гвендолен.

— Им долго придется ждать, чтобы я побежала. Может, сразу попросить присесть, чтобы не устали?

— И если вам удастся продолжить поиски без меня, — Баллантайн даже не обратил внимания на ее слова, — мои интересы и мое мнение в дальнейших событиях будет представлять Гвендолен. Она их понимает лучше всех.

Гвендолен открыла рот, но снова закрыла. Закричать: "Да я брошусь на все свои девять кинжалов, если получится так, что мне придется представлять твои интересы?" означало бы истерику, тем более что она прекрасно знала, что голос ее сорвется. Церемонно сказать, чуть наклонив голову: "Я благодарю вас за оказанное доверие, сьер Баллантайн, но желаю, чтобы этот момент никогда не наступил?" перед Дагди и Луйгом было бы глупо и странно. Поэтому она безмолвно поднялась, отошла как можно дальше, так что костер мигал за ее спиной красной звездой на горизонте, села прямо на песок и закинула голову в небо.

"Эштарра, я не знаю, имею ли я теперь право молиться тебе, — шептали ее губы. — Ты, кого здесь называют Непостижимым, и все древние боги этой земли, что были здесь до тебя. Все силы, что разлиты в воздухе, что наблюдают за нами с неба, что до сих пор не позволили ничему дурному случиться с нами. Сделайте так, чтобы ему ничего не угрожало. Чтобы он вернулся домой невредимым. Он вернется не ко мне и не со мной, я знаю, так неужели вам мало этой жертвы? Или люди ошибаются, и вам вовсе не нужно ничего жертвовать? Тогда спасите его просто так, потому что без него на этой земле конец мира точно наступит. По крайней мере, для меня".

А на следующее утро они проехали через западные ворота, совершенно спокойно и даже буднично, поторговавшись за лишние полдирхана, которые вымогал стражник. Никаких предсказателей, проверяющих линии рук, у ворот не наблюдалось, и вообще складывалось впечатление, что они вступают не в великую Эбру, город ста базаров, живущий под сенью султана Хаэредиана, да снизойдет он до несовершенства своих подданных, а в маленький городок у оазиса, где есть три пальмы и одна торговая площадь.

Во время путешествия Логан и Дагадд были необычно скучными, словно дремлющими на ходу. Единственное занятие, на которое у них хватало сил и устремлений — вяло щипать струны на круглой лютне, выпрошенной у погонщика мулов. При этом их искусство играть было очень далеко от прочих дивных умений, которыми они обладали — иногда от извлекаемых звуков мулы начинали мотать головой и бить задними копытами, а иногда это были просто тусклые ноты, по одной повисающие в воздухе, тоскливые и бесконечные, как пески, по которым пролегал их путь. Тем более было странным внезапное оживление, в которое оба впали, едва войдя в небольшую комнату с одним окном во внутренний дворик, которую им Гаран отвел одну на четверых в каком-то доме на окраине Эбры. Контрабандист свою помощь не предлагал, ни о чем не расспрашивал, но, бодро заявив: "До вечера! Чужеземцам по Эбре лучше в первые дни не шататься, пока не привыкнете", куда-то ушел вместе с Тельгаддой. А Луйг и Дагди, побросав на пол заплечные мешки и даже не трудясь вытащить пожитки, выразили немедленное желание со всех ног бежать на ту самую базарную площадь, где бродит таинственный проповедник, предрекающий конец света.