ДВЭЙН - Наталья Ракшина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Владыка Темных был холоден, спокоен, собран и как будто отстранен от всего. Чувствовалась строго дозированная жесткость, которая не переходила границу жестокости относительно давно — но только по человеческим меркам. Он провел черту, отделяющую его от всего остального мира так же, как сделал это для себя Владыка Светлых эльфов. Абсолютно закрытый образ жизни, лишенный любой публичности.
Служба охраны Владыки Темных всегда начеку. Люди утверждают, что это настоящие ангелы смерти, несущие ее любому, кто посмеет покуситься на жизнь Владыки. Но если нужно, на какое-то время парни из этой службы (даже Морни!) могут стать глухими в достаточной степени, чтобы не слышать ни слова из приватного разговора своего лорда с тем, кому назначена встреча. Как было и сейчас, на изрезанном ветрами и морем берегу, где есть роскошные волны, любимые серферами — и ни души в воде, потому что в такую погоду покорять риф-брейк рискнут немногие. Вот разве что Темные эльфы, до чьих новеньких черных «Валькирий», собранных на территории Светлых по спецзаказу, долетают клубы мелкой водяной пыли.
— Я догадываюсь, кем вы можете оказаться, даже без намеков Владыки Светлых. — Холодный взгляд лавандовых глаз был непроницаем. — Благородный Дом Меллайрн прекратил свое существование еще на Небиру, и я с прискорбием и сожалением сообщаю вам, что моя бабка, леди Мораг, незадолго до собственной смерти успела приложить к этому руку. Она не хотела, чтобы дар Хранителей проснулся в той семье хотя бы через поколение или два… Но к моим услугам все закрытые архивы Темных эльфов за многие тысячи лет — и генетические банки данных, собранные в последние столетия до Сопряжения. Если бы вы не попали в госпиталь, то в ближайшее время я вряд ли узнал бы о том, что в Доме Меллайрн жив его последний лорд.
Двэйн ответил не сразу, но так, чтобы не оставалось сомнений в полной искренности.
— Меня не интересует ни титул, милорд, ни связанные с ним возможности, ни какое-либо отношение к власти. Я получил уведомление от консульства и принял его, как ваше приглашение.
Эрик как будто не заметил этой фразы. Подступающая с моря гроза изменила и углубила оттенок его глаз, ставших сейчас такими темными.
— И, тем не менее, вы — последний лорд этого Дома, не имеющий прямых потомков среди чистокровных эльфов. Разумеется, эта информация останется тайной, раз вы хотите ее сохранить. Но я обязан спросить и должен знать… Вы чувствуете зов Первой Крови, зов Dorcha Cloch?
Предугадать реакцию Владыки было неблагодарным занятием. Двэйн не знал, что последует за этим ответом, он буквально шел по лезвию бритвы.
— Да. — Медленно проговорил он.
Они обменялись взглядами — древний дроу с односложным именем и повелитель половины объединенного мира, — и поняли без слов, потому что были нужны друг другу.
Их беседа длилась долго — так, что ангелы смерти около черных «Валькирий» успели основательно подмерзнуть на промозглом ветру.
— Чего вы хотите? — в заключении коротко спросил Эрик.
— Жить как частное лицо. Заниматься своим любимым делом по мере сил. Помогать советом там, где действительно нужна моя помощь.
Двэйну казалось, что Владыка Темных с трудом сдерживается, чтобы не пожать плечами.
— Это все?..
— Более чем достаточно, милорд. Единственное, что может интересовать меня дополнительно, это информация об одной Светлой эльфийке и… ее жизнь тоже.
— Я знаю, о ком идет речь. Она в розыске вместе с Лунным эльфом. — Быстрый взгляд давал понять, что о связи Двэйна с этой персоной Эрик давно осведомлен. — Могу обещать одно: в случае обнаружения ее раньше Светлых я просто отдам ее вам.
Двэйн был уверен, что Владыка Темных сдержит свое слово — такая практика в среде дроу была нормальным явлением. Лорды иногда оставляли себе в качестве игрушек или далеко не свободных спутниц Темных эльфиек (прижившаяся во время Переворота традиция) либо обычных женщин, доводя до совершенства свое понятие о своеобразной игре с противоположным полом. Можно было догадаться, что препятствием не станет принадлежность предполагаемой преступницы к другому клану — тем более, она не леди. Двэйн избегал эльфиек-дроу в течение жизни вполне осознанно и никогда не рассматривал женщин как объект приручения и укрощения; это было ему чуждо. А Трисса, похоже, столкнулась лично, еще на Небиру… Сколько же времени должно пройти, что должно случиться для того, чтобы сверстники Эрика и Морни тоже повзрослели, перестав рассматривать спутниц, временных или постоянных, как забаву?..
Сложный вопрос. Вряд ли это случится в ближайшие годы.
Двэйн действительно остался частным лицом — но с такими возможностями, которые Владыка Темных мог предоставить со всем уважением тому, кто являлся самым древним Хранителем Первой Крови и взял на себя часть внушительную заботы о Dorcha Cloch. Для уединения он обзавелся домиком-шале в местечке под названием Страндхилл (да, и проект домика был выбран из тех, что по-детски прикрывала рукой любимая, потом приносившая новинку похвастаться), а об аристократическом происхождении обладателя односложного имени напоминали только длинные волосы — та память о матери, которую он хотел оставить при себе до конца дней.
Время шло — неумолимо. Имя Триссы Мерч-Фаррент не всплывало в новостных лентах или полицейских сводках, исчезли со страниц оппозиционных изданий заметки, подписанные «Яблочная долька». Двэйн запрещал себе думать о ней — но попытки все-таки были тщетными. Надежда ожила в период, который стал страшной точкой во взаимодействии двух рас — во время Бунта в Шотландии.
Тогда Двэйну пришлось вспомнить и о Лунном эльфе, потому что спецслужбам понадобилась помощь в отслеживании путей, по которым в руки повстанцев попала высокоточная стрелковая наномеханика нелегального производства. Все схемы ее сборки разработал тот, кто давно ушел в глубокое подполье, и кого люди называли Moon. Вот и всплыли некоторые странности, не получившие объяснения ранее. Во-первых, у Лунного эльфа было достаточно много наследников, с которыми он все-таки поддерживал связь, формируя стихийную силу одаренных наномехаников, более чем боеспособную: чего стоил один Уэсли Друммонд… Это плохо сочеталось с тем образом романтического революционера, который закрепился в репутации Муна среди людей и
