Второй кубанский поход и освобождение Северного Кавказа. Том 6 - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сели и приступили к трапезе. Хозяйка одобрительно посмотрела на нас, видя свою опекаемую в нашей среде.
– Расскажите, – обращаюсь к ней, – как вы скрывали прапорщика у вас. Не боялись?
– Да просто. Переодела ее в наше женское. А боялась ли – не дюже. Моя «племянница».
Почти к концу обеда меня вызвали к командиру полка.
– Вот что, – были его первые слова, – приготовьтесь, к вечеру мы выступаем ночным переходом головной колонной. Пришлите мне своего связного, через которого получите указание часа выступления.
Переговорив еще о других вопросах, я при прощании докладываю:
– Ростислав Михайлович, разрешите вам доложить. Сегодня ко мне прибыло новое пополнение, – и рассказал ему о появлении у меня женщины-прапорщика.
– Как думаете ее применить?
– Сказать правду, еще не решил, но в строй, во всяком случае, не поставлю, – и рассказал ему о виденном под Двинском.
Возвратившись к ожидающим меня, даю указание:
– Вот что, господа. Сегодня вечером мы выступаем в неизвестное еще направление. Да оно и не подлежит оглашению. Вы, прапорщик, приготовьтесь. Ночной переход, до дальнейших моих указаний, проведете в санитарной повозке. Вас проводит и познакомит с сестрами хорунжий.
У меня появилась идея, что наш новый прапорщик сможет применить себя в этом направлении – санитарном. Несколько дней я не обращал на нее внимания и не давал назначения. Она не сошлась с сестрами и явилась ко мне.
– Прошу назначения в строй.
Как я указал выше, мне оставался лишь один выход – переговорить с генералом Марковым. Затем я ее видел на коне в ординарческой команде генерала Маркова. По прибытии на Дон, в Егорлыкскую, она уволилась. Как мне потом передавали, она решила пробраться к родителям в Москву.
Я отдал распоряжение мое новое пополнение, до распределения, направить к нашему обозу.
Пополнялся в этом походе и наш 1-й Кубанский стрелковый полк, разворачивая следующий батальон. Особенно успешно шло разворачивание при вступлении в Кубанскую область.
Таким образом, моя чисто офицерская часть с очень небольшим составом казаков и не-казаков (последние – из юношей интеллигенции) начала во Втором походе пополняться и рядовым составом. На походах вся наша пехота и мы, пулеметчики, передвигались на тачанках, проделывая благодаря этому большие переходы как днем, так и ночью. Благодаря этим ночным переходам красным нелегко было установить пути наших следований. И еще осложнялось это тем, что, тронувшись засветло в одном направлении, мы в темноте брали совсем другое направление. Красные также стали применять переброску своих частей на подводах. Надо полагать, переняли эту тактику от нас. Ночью мы привязывали лошадей к повозкам и спали. Верховые по наряду следили ночью за движением колонны.
Была у меня командирская тачанка, в которую я примащивался в ночных переходах. Конь мой шел сзади привязанный.
Из группы влившихся в часть военнопленных я выбрал себе ездового. Пулеметчики вначале как-то неодобрительно смотрели на это мое действие. Мои штаб-офицеры, когда мы разбили свои квартиры в Белой Глине, собравшись ко мне для обсуждения очередных, после каждого перехода и боя, вопросов, говорят:
– Не увез бы он вас ночью куда в сторону!
Мотивировали тем, что я при ночном переходе ехал во главе своей колонны.
Этого не случилось. Влившиеся к нам стали исправно нести службу. Сказывалось и обхождение с ними, и не выветрилась старая дисциплина. Они дошли с нами до Новороссийска, где или были демобилизованы, или продолжали службу. Главная масса пленных, взятых в Белой Глине, по приказу генерала Деникина разошлась по домам. Это произвело на них колоссальное впечатление. Не верили своему счастью.
* * *
Покончив с собиранием попрятавшихся в камышах и других местах, я приказал отвести поступившую к нам на пополнение группу на южную окраину селения и присоединить их к уже подтягивающемуся нашему обозу. Он был уже совсем на виду. В это время, и совершенно неожиданно для нас, начался со стороны красных артиллерийский обстрел южной части селения. Снаряды рвались сначала на окраине, а затем начали ложиться в поле и навстречу подходившему обозу. Было несколько попаданий в голову обоза. Разбиты две пулеметные тачанки и одна хозяйственная повозка. Люди на них и лошади разорвавшимися гранатами искалечены или убиты наповал.
Это северная группа красных на подступах к селению прорвалась от напиравшей на них колонны Боровского. Повернув круто на юго-запад вдоль Белой Глины на Горько-Балковскую, они для обеспечения своего движения и прорыва приказали своей артиллерии открыть заградительный огонь.
* * *
В Белой Глине мы получили заслуженный отдых. Пробыли там неделю, до 30 июня.
Разместились по квартирам. Мне достался отдельный небольшой дом с садом, где также стоял мой помощник, конный вестовой и заведующий канцелярский (писарь) хорунжий Ивченко, впоследствии в чине есаула мой адъютант, и еще два связных ординарца из господ офицеров. Последние предпочли устроиться более «самостоятельно» – в летней постройке в саду. Это дало повод войсковому старшине Староверову – человеку в годах – к шутке над нами:
– Понимаю, понимаю, почему отделяетесь от нас. Эх, молодежь! И я был такой!
Хозяйка, женщина средних лет, встретила нас очень смущенно, но старалась своей суетой показать услужливость. Старалась определить, кто в среде ее постояльцев начальство и какое будет к ней отношение.
Население Белой Глины, чувствуя свою вину перед нами за организованное ими сопротивление, боялось расправы с ними. Мужчины или попрятались, или оказались у нас в плену. Поэтому поначалу мы видели только женщин. Но когда узнали, что взятые нами в плен распускаются, то обстановка изменилась.
Постепенно мы разузнавали, что творилось у них в период «соввласти». Так, тут была проведена социализация женщин, и главными проводниками этого «достижения революции» были стоявшие тут матросы.
Наша хозяйка стала с нами осваиваться, видя, что мы с ней обращаемся как и полагается и за все платим. Охотно сама предложила вести нам хозяйство. На второй-третий день представила нам свою дочь. До тех пор скрывала ее.
– А где же ваши мужчины? Муж, сыновья ваши, если таковых имеете? – задал я ей вопрос.
Она как-то смущенно уклонилась от моего вопроса. Я не настаивал.
– Скажите, почему вы скрывали от нас свою дочь?
– Да видите, вы не знаете, что у нас творилось до вашего прихода. У нас уже нет больше девушек. Все они были «реквизированы» (она так выразилась), матросы и красноармейцы их распределили между собой и с ними гуляли.
– А как было с замужними женщинами?
У кого мужа угнали или была одна – тоже «обслуживала» их.
Мы поворачиваем на Тихорецкую
За время нашей стоянки
