Дочери Рима - Кейт Куинн

Рабыня суетилась вокруг нее, но Лоллия продолжала хмурить брови и что-то возмущенно бормотать себе под нос. Корнелия откинулась на ложе, с улыбкой разглядывая голубой мраморный потолок и позвякивая браслетами на левом запястье. По случаю торжества она облачилась в ярко-желтую столу, руки вплоть до локтей унизала браслетами, а темные волосы убрала в прическу, которую держал сдвинутый на лоб золотой обруч. Как только до нее дошла весть, что Отон мертв, она тотчас же сбросила траур.

Она сидела в четырех стенах и даже успела соткать несколько кусков полотна, после чего, правда, распустила их на нитки собственными же руками, когда в атрии раздался крик, а за ним еще чьи-то голоса. Выронив из рук челнок, она испуганно бросилась на этот шум. В атрии она застала раба — он что-то невнятно рассказывал про сражение Отона и Вителлин при Бедриакуме. У ног его валялась корзина, а по полу раскатились фрукты, видимо, он выронил ее, когда со всех ног бросился в дом, чтобы поскорее поведать новость.

— О боги, — пробормотал Гай. — Сначала успокойся. Так что ты?..

— Живо говори! — приказала рабу Туллия, и тот мгновенно вытянулся перед ней по стойке смирно. Правда, говорить связными предложениями он так и не смог, чем немало рассмешил Корнелию. От хохота слезы брызнули из ее глаз, а сама она согнулась пополам. Чтобы как-то сдержать себя, она попробовала зажать рот ладонью, но смех все равно рвался наружу. Когда же рабы отвели ее в ее спальню, она тотчас сорвала с себя траурный наряд и, обнаженная, со смехом закружилась по комнате. По ее щекам струились слезы, и она вновь ощущала себя живым человеком, а не каменной статуей. Отон мертв, возможно, потому, что она передала кому нужно важные сведения, и вот теперь в Риме будет новый император. Пизон отмщен.

По этому случаю Корнелия произнесла про себя тост и одним глотком осушила кубок вина, после чего попросила еще. Лоллия изумленно выгнула бровь.

— Почему-то когда утром вино пью я, ты называешь это неприличным.

— Сегодня праздник, Лоллия.

— Что ж, тогда я не стану тебя за это корить. Более того, я должна быть благодарна тебе за то, что ты снова заговорила со мной.

— Просто я поняла, что ты здесь не при чем, — великодушно произнесла Корнелия. — Я имею в виду, что ты в свое время заняла сторону Отона. В конце концов тебя ведь вынудили выйти замуж за его брата.

— Верно, вынудили, — кротко согласилась Лоллия. — Так что можешь не ждать от меня никаких извинений. Потому что я не сделала ничего дурного.

На какой-то миг она посмотрели друг на дружку в зеркале. Лоллия заколола убранные в высокую прическу локоны золотой заколкой. Корнелия сделала еще один глоток вина.

— Скажи, а император будет на твоей свадьбе? — спросила она у кузины примирительным тоном.

— Пусть только попробует не прийти, — нахмурилась Лоллия, — после того, как мой дед истратил на пир двести тысяч сестерциев. Ведь, как известно, Вителлий — страшный обжора. Бедные повара уже сбились с ног.

Корнелия представила себе простое, крестьянское лицо нового императора. После победы при Бедриакуме Вителлий неспешным триумфальным маршем прошел по всей Италии. Он заходил во все города на своем пути, где его встречали как победителя и потчевали щедрыми угощениями на пирах. Когда он наконец дошел до Рима, весна сменилась жарким летом. В город Вителлий вошел пешком, следом за ним, четким боевым строем, — его доблестные легионы и наемники-германцы в волчьих шкурах. Корнелия пожирала глазами нового императора, когда тот шел вверх по Капитолийскому холму, чтобы принести в храме Юпитера жертвоприношение в честь победы. Шел он, слегка прихрамывая, рослый, широкоплечий, румяный с внушительным животом и довольной улыбкой на простоватом лице. В нем не было ничего от вероломного, лицемерного, надушенного Отона.

— …не знаешь, пожалует ли к нам сегодня Диана? — недовольно осведомилась Лоллия. — Последнее время она стала совсем странная. Постоянно куда-то исчезает, а потом возвращается вся в синяках. Может, оно даже лучше, что ее сегодня нет. Император Вителлий — страстный поклонник «синих», и я бы не хотела, чтобы они с ней спорили с пеной у рта, какая партия лучше, — Лоллия слегка наклонила голову, рассматривая свое отражение в зеркале. — Может, хотя бы Марцелла придет?

— Не знаю. Она до сих пор ни с кем не разговаривает после того, что случилось при Брикселлуме.

— А что лично с ней случилось при Брикселлуме? — съязвила Лоллия. — Лично мне, когда она вернулась, не показалось, что она чем-то напугана. Да и сейчас тоже не кажется. О, пожалейте меня! Я была вынуждена наблюдать за сражением! Точно так же, как тогда с Нероном; кстати, что с ним тогда произошло? Удобный предлог не делать того, чего ей не хочется делать.

— О, Лоллия! — Корнелия поерзала на ложе. — На твоем месте я бы не стала говорить подобные вещи!

— А разве я говорю неправду?

— Не в этом дело, — ответила Корнелия, а сама вспомнила и недавний пир у Гая, и последние гонки колесниц в Большом цирке, и пир в честь обручения Лоллии. Марцеллы не было ни в одном из этих мест.

— Не могу, это выше моих сил, — сказала тогда Марцелла, устало моргая. Все тотчас принялись уговаривать ее, советуя прилечь и отдохнуть. Правда, когда Корнелия поднялась к ней в ее крошечный кабинет, было видно, что отдых не входил в ее планы. Нет, Марцелла сидела за столом и, с блеском в глазах, водила пером по пергаменту.

— Ты не хочешь рассказать мне, что произошло у Брикселлума? — полюбопытствовала Корнелия. — Я ведь не Туллия и постараюсь тебя понять.

— Что я должна тебе рассказать? — ответила Марцелла, пожимая плечами. — Погиб еще один император. Думаю, в этот год на нас свалилось слишком много событий.

— А я бы не отказалась посмотреть, как погиб Отон, — возразила Корнелия, ощущая не свойственное ей злорадство. — Жаль, что меня не было рядом с тобой при Брикселлуме. С каким удовольствием я бы плюнула его трупу в лицо!

— Сомневаюсь, что ты бы это сделала, — задумчиво ответила Марцелла. — Он умер как герой.

— Мой муж тоже умер как герой! — перед мысленным взором Корнелии до сих пор стояло лицо ее мертвого мужа. Смерть превратила красивые, благородные черты в ужасную, отталкивающую маску.

Задумчивости Марцеллы как не бывало.

— А разве кто-то с этим спорит?

Корнелия посмотрела на сестру. Лицо Марцеллы ничего не выражало.

— Мне лучше уйти?

— Да, я чувствую себя совершенно разбитой, — тотчас ответила Марцелла. — После Брикселлума…

— После Брикселлума ты старательно избегаешь меня! — вспылила Корнелия и, хлопнув дверью, вышла вон.