Как рушатся замки (СИ) - Вайленгил Кай

Где?

Принцесса всё шла и шла, пока тело не начинало дрожать от усталости. В этом месте не существовало никакой жизни. По бокам от тропы стояли засохшие деревья с голыми скрюченными ветвями. Небо – сплошь чёрный купол, через который бы не прорвалось ни единого луча света. И тишина… Тишина давила на барабанные перепонки, пугала – даже звук собственных шагов казался каким-то искаженным, неправильно глухим.

«Я умерла?»

Тьма только захохотала.

Когда девушка снова упала и из ранки на колене потекла тёплая кровь, за стволом ближайшего дерева вспыхнули два алых огонька. От неожиданности Эйвилин зажала рот рукой и отползла от края тропы. Возле первых огоньков появились другие. За ними ещё и ещё – и она с подступающим ужасом поняла: всё это время за ней наблюдали.

— Кто здесь?! – позвала она.

Молчание оставалось оглушающим.

Принцесса неловко вскочила, пошатнувшись. Её грубо дёрнули за волосы – она вскрикнула, рванулась в сторону, и тут же вокруг лодыжек обвилась верёвка. Нападавший дёрнул за неё – и девушка завалилась на кости, стукнувшись головой. От боли хлынули слёзы.

— Еда!

— Человек, человек!

— Тяни скорее!

Голоса – жуткое подобие, напоминающее звучание сломанного проигрывателя – раздавались где-то совсем рядом. Их было много – неизвестные существа будто стягивались на запах крови.

Эйвилин слабо забарахталась – сил на борьбу уже не нашлось. По голени повели когтями. Она почувствовала на предплечье отвратительное касание шершавого языка и слепо ударила кулаком. Кто-то взвизгнул – её схватили за горло и снова приложили макушкой о землю.

Тьма шипела, вихрилась где-то внутри, но, словно обжигаясь о мёртвый воздух, не могла выбраться.

Ткань платья затрещала, когда девушку, как куклу, без особых усилий подняли за воротник. Потащили.

Она умоляла себя проснуться – кошмар, насмехаясь, затягивал её глубже. Может, это всё-таки посмертие: она задохнулась в пожаре и теперь расплачивалась за грехи. Отчего-то внезапное предположение принесло успокоение. Если так, то чудовища сожрут её, обглодают косточки, а душа освободится – прости-прощай мучительное существование в отвергающем её мире.

Смириться – самое прекрасное, что приходило на ум за последние месяцы.

Она расслабилась, прекратив сопротивляться. Повезёт – они свернут ей шею, прежде чем приступить к трапезе. Да и в противном случае… разве это важно?

Кто-то громко зацокал прямо над ухом. Нападавшие застыли, словно их ботинки к траве приморозило.

— Кому же хватило смелости провернуть такое в моих владениях?

Равнодушный тон резко контрастировал с произведённым впечатлением: принцесса ощутила дрожь в конечностях волокущего её существа.

— Господин…

— Г-господин…

— Господи-и-ин!..

Едва у Эйвилин получилось сфокусировать взгляд на пятне света, оказавшемся бумажным фонариком, её сбросили вниз. Воздух вышибло. Захрипев, она свернулась в клубок. Неизвестный не обратил на неё внимания.

— Я задал вопрос.

Существа заголосили наперебой. Судя по всему, каждое из них пыталось свалить вину на другого. Послышался протяжный вздох.

— Вы меня утомили.

Кое-как встав на четвереньки, принцесса уставилась на длинную блестящую ткань, расшитую серебряными узорами. У подола одиноко лежало воронье перо.

— Госпо-о-о…

Пронзительный вопль сменился бульканьем, а потом прозвучал хлопок, похожий на взрыв наполненного водой воздушного шара. Что-то влажное брызнуло на кожу девушки. Она вздрогнула и, дотронувшись до жидкости на щеке, растёрла её между подушечками. События всё так же смахивали на бесконечный кошмар.

В отдалении снова раздался хлопок. Второй, третий.

Эйвилин зажмурилась.

Зашелестели одежды. Незнакомец наклонился к ней, небрежно и бестактно схватил за прядь. Острые когти приподняли подбородок.

— Ты не мертвая.

Он не спрашивал – констатировал. Невзирая на ситуацию, в которую ей посчастливилось угодить, Эйвилин не сдержала смешок. В очередной раз мимо. Вновь повезло.

Смерть и та отреклась от неё. Не сказать, чтобы это радовало.

Её спаситель равнодушно наблюдал за маленькой истерикой. Он не думал ни утешать, ни прерывать её: идеально прекрасные черты портила абсолютная, необъятная скука. Вряд ли его занимало что-нибудь, кроме желания побыстрее избавиться от незваной гостьи.

— Полукровка.

Пренебрежительность, с которой он бросил одно-единственное слово, разозлила Эйвилин. Она ударила его по руке, до сих пор сжимавшей её волосы, и гневно посмотрела в непроглядно-чёрные глаза «спасителя». Скука не исчезла с его красивого лица: он взирал на нее как на пустое место или крохотную досадную неприятность, – однако хватка разжалась. Он отпрянул, поднял фонарь, чтобы затем немо возвратиться к прерванному занятию – прогулке. В тёплом свечении девушка разглядела за его спиной два огромных чёрных крыла.

— Куда мне идти?! – крикнула она ему вслед. – Как мне выбраться?!

Он не потрудился ответить – лишь лениво нарисовал в воздухе незнакомый символ. Земля содрогнулась – и обрушилась прямо под Эйвилин.

Тяжкий сон разомкнулся, выпуская на волю изголодавшиеся тени. Они взметнулись до потолка, поползли по стенам, зашептали – и в этом шёпоте девушка расслышала страх. Почти осязаемый, он наполнял их безумные метания, множился, пока они сбивались в плотный ком, чтобы несколько мгновений спустя рассеяться сгустками тумана.

Где-то за дверью дважды ударили часы. Стояла глухая светлая ночь. Из-за ветра ветви дерева, растущего под самым окном, царапали по стеклу. В отдалении рокотали волны.

Шум города исчез; сменилась и приевшаяся за две недели обстановка: вместо серой тесной квартирки девушка очутилась в просторной комнате с расписанными на старинный манер стенами. Никаких костей или опасных тварей, жаждущих полакомиться человеческой плотью.

Обычный кошмар.

Эйвилин кое-как села на кровати, преодолевая ужасную слабость, и в полумраке разглядела исцарапанные колени, бинты на запястьях и бежевое ночное платье. На ребре ладони обнаружился ожог. От внезапного приступа паники воздух застрял в горле: она вспомнила о пожаре, о выстреле, ранившем Лис, о призраках родителей, зовущих её к себе… А ещё о человеке, которого она тоже похоронила вместе с империей.

В ноздри ударила фантомная вонь дыма – с ней проник лёгкий, едва улавливаемый аромат конфет. Девушку затошнило.

Тот, кто померещился ей в огне, сгинул в беспощадной революции. Его разорвали на части антимонархисты – ни почестей, ни могилы.

Принцесса шатко добралась до зеркала. Вцепилась в деревянную раму. Собственное отражение состроило ей кривую улыбку.

«Почему же ты жива? А? Почему?».

— Чтобы отомстить, – проронила она. – Я выживу всем назло, лишь бы разнести по кирпичикам твой мир, Элерт.

Сыщет она поддержку или нет, с Лис или без неё – ничто не играло роли, ничто не помешало бы. Понадобится сжечь Сорнию – она сожжёт, заставит его увидеть этот конец и возведёт на руинах новую империю. Ей даже люди не нужны… Откликаясь на её мысли, в зеркале, прямо за спиной, мелькнуло долговязое чудовище. Оно уставилось на неё пустыми глазницами, повело мордой – и пропало, стоило девушке развернуться к нему.

Эйвилин привалилась к комоду. Задетая локтем расчёска упала на пол, приводя в чувства.

Нет, нет, нет, нет… Неправильно. Так нельзя. Принцесса не превратится в погибель своего народа, как бы он к ней ни относился. Ложные пропаганды пробудили ложные устремления. Люди ведомы; откуда им понимать, что им запудрили мозги ради неблагой цели. Много ли хорошего сделало для них правительство Росса? Презрение мира да раздор в стране.

Сорнийцы повинны в глупости, но остальное – заслуга канцлеров.

Осторожно приоткрыв дверь, девушка вышла в коридор. Лампы не горели: электричество отключали после двадцати часов и давали не ранее шести утра. График она заучила наизусть.

Безмолвие создавало впечатление, что неизвестный спаситель покинул её, скрыв любые следы своего присутствия. Однако, добредя до лестницы, Эйвилин заметила в гостиной на первом этаже тлеющие угли в камине, пиджак на кресле, одеяло и сгоревшую наполовину толстую свечу в стакане. Тусклое освещение мешало разглядеть интерьер, и, тем не менее, дом почему-то выглядел знакомым. Оконные рамы неаккуратно заколотили досками, сломанную мебель составили в кучу, люстра болталась на последнем уцелевшем тросе – до падения монархии жилище явно принадлежало кому-то состоятельному.