Последний рассвет - Александра Маринина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они оставались друзьями много лет, и когда у Леонида во время дефолта 1998 года сложилась трудная финансовая ситуация, Алексей поделился с ним секретным кодексом Сотниковых. Эти знания позволили Курмышову стать еще одним экспертом по изделиям Дома Сотникова, его стали приглашать крупные аукционные фирмы и хорошо платить. Курмышов был очень благодарен своему другу Алексею, искренне и глубоко благодарен.
Но однажды он в каком-то непонятном порыве, который сам потом не смог ни объяснить, ни оправдать, рассказал про эти секреты одному своему заказчику, певцу Виктору Волько. И не только рассказал о том, что есть такие секреты, но и перечислил их подробно, даже проиллюстрировал многочисленными фотографиями и рисунками. Потом спохватился, взял с певца слово, что это останется между ними, потому что число экспертов по изделиям Дома Сотникова строго ограничено, их всего двое, и Курмышов – один из них, это обеспечивает им стабильный доход. Волько поклялся, что сохранит все в тайне, но очень скоро слил информацию тем, кому она была интересна. Поскольку теперь аукционисты и коллекционеры сами могли определять подлинность работ Сотникова, в экспертах отпала нужда, и Алексей с Леонидом лишились источника дохода. Правда, к ним по-прежнему обращались коллекционеры, но человек, потерявший статус эксклюзивного эксперта, уже не мог рассчитывать на высокие гонорары за консультации. Кроме того, раньше сами консультации осуществлялись преимущественно за границей, когда при подготовке торгов приглашались эксперты, в это же время туда съезжаются коллекционеры со всего мира, и именно они обращаются за частными консультациями. И хорошо платят, ведь известно, что самые богатые коллекционеры живут в США и в Англии. Сидя в России, на отечественных коллекционерах много не заработаешь.
С того момента у Леонида Курмышова возникло сильное чувство вины перед Сотниковым. И идея поквитаться с Волько стала навязчивой, он жить не мог, дышать не мог, он считал, что должен сделать хоть что-нибудь, чтобы отомстить Волько, напугать его, испортить ему жизнь. И не придумал ничего лучше, чем сделать «Рассвет на Эгейском море» и показать певцу. После скандала с Волько у Курмышова случился инсульт, ему, правда, удалось восстановиться, но не полностью, зрение упало и правая рука плохо слушалась, достаточно, чтобы рисовать и делать эскизы, но недостаточно, чтобы выполнять тонкие работы по изготовлению ювелирных изделий. Именно поэтому он занялся бизнесом, открыл свою фирму по изготовлению ювелирной массовки, стал ее руководителем, но сам уже делать ничего не мог. Фирму он открыл там же, где и Сотников, на «Кристалле», поскольку там площади, мощности, оборудование и бункер. Алексей очень помог ему в то время, поэтому, когда Лёня решил заняться бизнесом, совершенно естественно, что они оба оказались в одном месте.
У Леонида не было никаких конкретных идей, как предъявить колье Волько и как это обставить, он творческий человек, фантазер, мечтатель, романтик, он придумывал какие-то невероятные комбинации, которые разваливались при первых же попытках их обсудить…
И вдруг Евгения Панкрашина, приехав в гости и привезя фотографии дочери, последние, недельной давности, сказала, что ей нужно вместе с мужем идти на прием и муж требует, чтобы она надела ювелирные украшения, и даже денег дал, а ей так не хочется их тратить на пустое…
– И она решила взять украшение напрокат, – монотонно рассказывала Нитецкая, откусывая ровными красивыми зубами малюсенькие кусочки сыра. – Вы можете себе такое представить? У нее самой никаких достойных украшений не было, только обручальное кольцо тридцатипятилетней давности и маленькие сережки еще советских времен, золотые, с крохотными рубинчиками. Дикость, конечно, но Евгения сама выбрала такую жизнь, она хорошо знала, что почем и что сколько стоит.
– Я не понял, – остановил ее Антон. – Вы что имеете в виду, Вероника Валерьевна?
– Ну как что? Евгения сама решила, что человеческое тепло и дружеские контакты стоят дороже, чем красивая одежда и украшения, которые она вполне могла себе позволить. Она отдавала себе отчет в том, что нужно выбирать: или сохранить подруг, давних, любимых, близких, или носить то, что позволяют деньги, и выглядеть соответственно. Она была достаточно мудрой, чтобы понимать, что эти вещи не совмещаются и обязательно нужно делать выбор. И она свой выбор сделала.
– Ну надо же, – озадаченно проговорил Антон. – А я был уверен, что ей действительно не хотелось ни красивой одежды, ни украшений, во всяком случае, и ее муж, и ее приятельницы именно так говорили.
– Да вы с ума сошли! Где вы видели женщину, которой не хотелось бы красиво одеваться и украшать себя, если есть возможности и деньги? Не родилась еще такая, я вас уверяю. И Евгении тоже очень всего этого хотелось. Но сохранить круг общения ей хотелось еще больше. Вот и все.
– Но почему же тогда ее муж?..
– Господи, да потому, что он ее не понял бы! Евгения видела, с какой легкостью он разорвал все дружеские связи, которые у него остались с тех времен, когда он был простым совслужащим, и приобрел новые, и поняла, что ее резонов он не поймет и не одобрит. Куда проще было сказать: «Я не хочу, мне не нужно», и все, и никаких лишних вопросов.
– Но муж ведь понимал, что Евгения Васильевна не просто не хочет, а умышленно старается не вызывать зависть у своих подруг. Он сам мне это говорил, – возразил Антон.
– Конечно, понимал, – кивнула Нитецкая. – Он ведь не идиот. Но он искренне был уверен в том, что Евгении так легко не вызывать зависть подруг именно потому, что ей действительно ничего не нужно. В общем, он думал так, как ему удобно. Впрочем, как и все мы. А со мной Евгения могла себе позволить быть совершенно откровенной, она за дружбу со мной не держалась, это она была мне нужна, а не я ей. И кстати, она была единственной, кто знал о моих отношениях с Лёней. Разумеется, не все и не в деталях, и имени его я не называла, но о том, что мой любимый мужчина – ювелир, я ей говорила.
Вот, значит, как… Мало ему третьего Курмышова, так теперь еще и вторая Панкрашина. Неужели люди до такой степени не видят и не понимают друг друга?
Евгения Панкрашина спросила у Нитецкой, может ли она посоветовать какой-нибудь конкретный бутик, где можно взять украшение напрокат. Сказала: «Поговори со своим другом-ювелиром, он наверняка знает, это же одна шайка-лейка». Рассказывала про то, что прием очень шикарный и будет петь сам Волько, во всяком случае, муж говорил, что с ним подписали контракт. И тут Нитецкая, услышав имя певца, выступила с инициативой.
– Зачем тебе бутик? – сказала она. – Там надо деньги платить за прокат. Если хочешь, я поговорю со своим другом, у него наверняка есть какие-нибудь интересные изделия, которые он еще не отдал заказчику. Вообще-то этого делать нельзя, но в виде исключения он пойдет тебе навстречу, я за тебя поручусь.
Евгения радостно согласилась: проблема, оказывается, решается так просто! В тот же день, когда Евгения ушла, Нитецкая позвонила Курмышову:
– Лёня, это твой единственный шанс.
Но Леонид почему-то начал сомневаться.
– А вдруг Волько не увидит мое ожерелье? – говорил он. – Прием большой наверняка, народу тьма, где гарантия, что во время перерыва он выйдет в зал и будет ходить среди гостей, и ему обязательно попадется навстречу дама в ожерелье? И не просто попадется на глаза, но и сумеет донести до него информацию о названии этого ювелирного изделия?
Вероника понимала его сомнения. Конечно, такое ожерелье трудно не заметить, оно получилось очень выразительным, ведь Лёня вложил в него огромные деньги именно для того, чтобы оно выглядело как картина бисером и не вызывало ни малейших сомнений, потому оно и вышло таким броским, ярким, громоздким. Но все равно вероятность успеха очень мала, артисты далеко не всегда спускаются в зал к гостям, они могут отпеть свое, отвыступать и сидеть в специально отведенной комнате, отдыхать.
– Все может быть, – соглашалась Вероника. – И у тебя может ничего не получиться, но пробовать надо, другой такой возможности не будет. Когда еще появится шанс узнать, что Волько приглашен на частную вечеринку, и при этом будет возможность надеть ожерелье на кого-нибудь из гостей? Один шанс на миллион. Когда певец выступает в концертных залах, он никого не увидит.
И Леонид Курмышов отдал Веронике «Рассвет на Эгейском море».
В понедельник, 19 ноября, Евгения Панкрашина приехала к Нитецкой и забрала ожерелье. Для этой поездки ей нужен был официальный визит к подружке, но, как назло, именно в тот день эта подруга не могла быть дома днем, тогда, когда это было необходимо Евгении. У подруги были какие-то дела, и она пообещала, что вернется домой к пяти часам вечера. Переносить встречу с Нитецкой оказалось тоже невозможным, и Евгении пришлось выкручиваться: она доехала со своим водителем до дома подруги, которой заведомо не было дома, велела ему забрать ее в семь вечера и вошла в подъезд. Дождавшись, когда водитель уедет, вышла на улицу и поехала к Нитецкой на метро, это недалеко. Вероника показала ожерелье, перечислила камни и несколько раз настойчиво, но вроде бы ненавязчиво повторила, что ювелиры иногда дают названия своим изделиям, и вот это как раз называется «Рассвет на Эгейском море». У него есть еще и второе название – «Последний рассвет». Конечно, не было почти никаких шансов, что Евгения сможет донести информацию до Волько, но чем черт не шутит…