Последний рассвет - Александра Маринина

– Но вы его сделали, – заметил Антон.

– Да, – кивнула няня. – Я его сделала. Но не думайте, что мне это было легко. Всю оставшуюся жизнь я буду чувствовать себя виноватой перед вами. И это здорово отравит мне существование. Простите меня, Антон, я старше вас и давно уже поняла, что жить, ничем не жертвуя, невозможно. Не получается. Весь мир устроен равновесно, об этом еще Ломоносов писал, помните? Ежели где чего убавится, так в другом месте непременно прибавится. А так, чтобы прибавлялось и здесь, и там и нигде не убавлялось, не бывает. Это ведь не только закон сохранения вещества. Это закон жизни. И нам приходится его принимать и с ним считаться. Все проблемы у людей начинаются именно тогда, когда они не хотят приносить жертвы. Они хотят, чтобы только прибавлялось, но ни в коем случае не убавлялось. А таких решений не бывает.

«Да, – думал Антон. – Таких решений не бывает. Конечно же, Эля права. Значит, придется пожертвовать своими представлениями о счастливом браке и действительно искать подходящую жену. В конце концов, говорят же, что браки по расчету бывают очень счастливыми, если расчет сделан правильно».

– Вы регулярно ходите в школу и в детский сад, вы водите детей в поликлинику… – начал он осторожно.

– Да-да, я понимаю, о чем вы, – подхватила Эля. – После разговора с Сашей я много об этом думала. Ну, так. – Она слабо улыбнулась. – На всякий случай: вдруг вы спросите.

– Считайте, что спросил.

Эля вышла из кухни и через минуту вернулась с листком, на котором четким красивым почерком были написаны имена, фамилии и график работы трех женщин: двух педиатров и учительницы младших классов.

Антон недоверчиво пробежал глазами ровные строчки.

– Они хоть не страшные?

– Они очень симпатичные, – заверила его няня. – Незамужние, любят детей, подходят вам по возрасту.

– Ладно, – тяжело вздохнул он, складывая листок и пряча его в карман джинсов, – давайте ужинать, что ли…

Глава 13

– Где вы были вчера с десяти до тринадцати часов? – задал Антон Сташис вопрос, заранее согласованный со следователем.

Надежда Игоревна, как и обещала, вызвала к себе на допрос певца Виктора Волько. Разумеется, по его телефонному номеру отвечал не он, а его бессменный помощник, он же продюсер, и Надежда Игоревна дала ему полную возможность высказаться, отведя ровно пять минут на словоизлияния по поводу того, что «как же так можно, Виктор Семенович – человек крайне занятой, и с какой это стати он будет ездить к какому-то там следователю на какие-то там допросы, да еще прямо сейчас, с бухты-барахты, у него не только весь день – вся неделя расписана наперед по минутам, и вообще как вам не стыдно таскать на допросы такого известного человека». За эти пять минут Надежда Игоревна успела включить компьютер на рабочем столе в своем кабинете и пробежать глазами главные новости, а также полить стоящие на подоконнике цветы. Когда отмеренные ею пять минут истекли, она бесцеремонно прервала поток слов и произнесла несколько давно отработанных фраз, донельзя напичканных словами «привод, принудительное доставление, полиция, позор перед соседями, огласка, журналисты, пресса, комментарии». Слишком давно она работает в должности следователя, чтобы не научиться обращаться с людьми, которые в силу некоторых обстоятельств считают себя не такими, как другие.

В итоге Виктор Волько появился в ее кабинете еще до полудня. Примерно минут двадцать он старательно изображал из себя невинную звезду, незаконно и необоснованно подозреваемую невесть в чем. Да, он давно знал Леонида Курмышова, и что с того? Его вся артистическая среда знала. Да, Леонид что-то рассказывал о Доме Сотникова, было даже интересно. Да, Волько поделился с другими людьми тем, что рассказал ювелир, а что в этом такого? Это же не государственная тайна оборонного значения. И вообще, когда это было… Столько лет прошло…

Потом Надежде Игоревне это надоело, и она сделала незаметный знак Антону: твой ход. Вот тогда он и задал свой вопрос, такой на первый взгляд невинный. Виктор Семенович, не почуявший столь очевидного подвоха, тут же принялся с энтузиазмом рассказывать, в котором часу он встал накануне, в котором часу пришел его помощник, какие вопросы они обсуждали, кто ему звонил и кому звонил он сам, куда они потом поехали и с какой целью. И после каждой фразы неизменно прибавлял:

– Вы спросите, вам все подтвердят, меня там видели.

– А на похоронах Леонида Константиновича Курмышова вы были?

– Нет. – В горячности Волько снова проскочил мимо поворота, не заметив предупреждающий знак. – Я же вам только что объяснял, что я был…

– А почему? – прервал его Антон, изобразив на лице искреннее любопытство.

– Что – почему? – не понял певец.

– Почему вы не были на похоронах Курмышова? Все были, вся ваша, как вы выразились, артистическая среда. Все, кто знал ювелира и пользовался его услугами, пришли. А вы – нет, не соизволили, хотя и рассказывали нам только что, что были знакомы с ним много лет и душевно приятельствовали. Как же так, Виктор Семенович?

Волько запнулся, потом спохватился:

– Ах да, я вспомнил, я же был на похоронах, просто у меня совсем не было времени, и я заехал буквально на две минуты, постоял, положил цветы… Нет, я их отдал кому-то с просьбой положить к гробу, когда будет соответствующий момент. И уехал.

– Куда?

– Я же вам сказал…

– Виктор Семенович, перестаньте, – поморщилась Рыженко. – Хватит уже. Вас на похоронах не было…

– Нет, я был!

– Да нет, Виктор Семенович, – усмехнулся Антон. – Вы путаете. Это я там был. А вот вас как раз и не было. И нам необходимо ваше внятное объяснение: почему? Если в течение полутора минут мы не услышим этого объяснения от вас, то дадим его сами. И не думаю, что оно вам понравится. Так что выбирайте: ваше объяснение или наше. Хотите быть подозреваемым в убийствах Евгении Панкрашиной и Леонида Курмышова – воля ваша, так и запишем. Не хотите – рассказывайте, как все было на самом деле.

Упирался певец недолго.

– Я ничего не знаю ни про какую Панкрашину! – истерически завопил он. – А Курмышов… Ну да, действительно…

Он действительно испугался тогда на приеме. Проходившая мимо незнакомая дама улыбнулась ему, он дежурно улыбнулся в ответ и обратил внимание на ее ожерелье, очень крупное, броское, яркое, его просто невозможно было не заметить. И очень красивое. Ему хотелось быть приятным, а никакого другого комплимента в голову не пришло, просто сработал автоматизм: поклонники должны тебя любить. И Волько похвалил украшение. А дама вдруг начала рассказывать, что это ювелирное изделие имеет название «Рассвет на Эгейском море», и у него есть еще второе название – «Последний рассвет». Дама еще что-то щебетала о том, что ювелиры, оказывается, иногда дают названия своим изделиям, а она никогда об этом не слышала, и как это интересно… А Виктор Волько уже ничего не воспринимал от ужаса. Перед глазами стояло искаженное ненавистью и яростью лицо Леонида Константиновича, в ушах набатом звучали его, казалось бы, давно и прочно забытые слова: «Это будет последний рассвет, который ты увидишь в своей жизни».

Сперва Волько решил, что Курмышов где-то здесь, наблюдает за ним со стороны. Он стал искать ювелира в зале, хотел объясниться, а когда не смог найти, сделал отчаянную попытку проверить: набрал домашний телефон Курмышова, и тот снял трубку. То есть его совершенно точно на приеме не было. И почему-то в этот момент Виктору Волько стало по-настоящему страшно. Он решил, что ювелир задумал какую-то невероятную, чудовищную месть. И певец растерялся, не смог совладать с собой, убежал с приема, наплевав на прописанные в контракте обязательства, и опрометью кинулся к знакомому криминальному авторитету из числа поклонников.

– Вы, наверное, знаете, у всех звезд есть… ну, как бы это сказать… поклонники и спонсоры из этой среды, – запинаясь, объяснял певец. – У нас ведь часто возникают всякие недоразумения, особенно когда приглашают на частные вечеринки, и надо иметь за спиной авторитетных людей, которые помогут и защитят, если что…

– Я знаю, – кивнула Рыженко. – Вы не отвлекайтесь, пожалуйста. Продолжайте.

Волько примчался к своему «спонсору-поклоннику», криминальному авторитету Михалеву, и попросил дать ему человека для выполнения деликатного поручения: попугать ювелира Курмышова. Нет, ни в коем случае не убивать, просто напугать до смерти, чтобы дать Леониду понять: Виктора Волько голыми руками не возьмешь, он тоже умеет показывать зубы и огрызаться, он тоже может быть опасен. Почему-то ему казалось, что таким образом он сможет остановить Курмышова.

– И кого вам дал Михалев?

– Он позвонил куда-то, через некоторое время приехал Гриша Дубинюк, здоровенный такой парень, одним своим видом может напугать до обморока. Я Гришу давно знал, он всегда рядом с Михалевым. Мне, собственно, именно такой и нужен был, я же не убивать просил, а только напугать, вот и подумал, что Леонид Константинович его как только увидит – сразу отступится от своих намерений.