Лавкрафт - Глеб Елисеев

Потерявшего сознание Мелоуна нашли его сослуживцы, все-таки добравшиеся до гигантской пещеры. Однако следствие по делу Сейдема зашло в тупик: «Из оставшихся в живых задержанных только двоих удалось притянуть к ответу, да и то они отделались всего лишь тюремным заключением, ибо прямых доказательств их участия в кошмарных убийствах так и не было найдено. Что же касается позолоченного резного пьедестала, который, по словам Мелоуна, представлял из себя предмет первостепенной важности для членов мерзкой секты убийц, то все поиски его оказались безрезультатными… Соучастие пожилого ученого в кошмарных ред-хукских убийствах так и не было доказано юридически, поскольку смерть помогла ему избежать дознания, которому, в противном случае, он бы неминуемо подвергся. Даже обстоятельства его смерти не получили широкой огласки, а потому у клана Сейдемов есть все основания надеяться, что последующие поколения запомнят его лишь как тихого затворника, питавшего безобидную страсть к изучению магии и фольклора»[186].

Мелоуну пришлось долго лечиться от нервного потрясения, но в финале рассказа он обнаруживает, что зло в Ред-Хуке неистребимо. Он видит, как на улице ведьма-старуха учит маленькую девочку заклинанию во имя сил зла: «О, друг и возлюбленный ночи, ты, кому по душе собачий лай и льющаяся кровь, ты, что крадешься в тени надгробий, ты, что приносишь смертным ужас и взамен берешь кровь, Горго, Мормо, тысячеликая луна, благоволи принять наши скромные подношения!»[187]

«Кошмар в Ред-Хуке» выглядит вполне занимательно, но все же сильно выбивается из магистрального направления развития творчества Лавкрафта. Силы зла в рассказе вполне традиционны и имеют сверхъестественный характер. Это демоны, стремящиеся схватить и погубить грешника, и ничто в их поведении не может быть объяснено при помощи псевдонаучного восприятия мира, к которому так тяготел Лавкрафт. Он написал вполне традиционную мистическую «историю ужасов», хотя и сделал это на высоком литературном уровне.

Образ профессионального детектива Мелоуна, не похожего на обычных лавкрафтовских дилетантов, случайно угодивших в ловушку торжествующего зла, свидетельствует о том, что в 1925 г. Лавкрафт, возможно, замышлял целый цикл историй о полицейском, борющемся с потусторонними силами. (Как это делают доктор Сайленс в рассказах Э. Блэквуда или Карнаки — у У. Ходжсона.)

Скорее всего, «Кошмар в Ред-Хуке» автор планировал предложить не только в «Уиерд Тейлс», но и в «Детектив Тейлс», также принадлежавший Хеннебергеру и возглавлявшийся Э. Бейрдом. Однако, либо Лавкрафт не решился на это сам, либо текст был отвергнут, но в итоге рассказ появился в привычном для лавкрафтианских ужасов месте — на страницах «Уиерд Тейлс» в январе 1927 г.

Глубоким разочарованием от жизни в Нью-Йорке веет и от другой истории Лавкрафта, также созданной в августе 1925 г., — рассказа «Он». Лавкрафт написал его практически в один присест, стремясь выплеснуть на страницы все свое отвращение к этому «мертвому городу косоглазых чужаков». Неприязнью к самому огромному мегаполису Америки пронизаны даже первые абзацы рассказа: «Куда ни кинь взгляд — всюду был только камень — он взмывал над головой огромными башнями, он стлался под ноги булыжником тротуаров и улиц. Я будто очутился в каменном мешке… Бурлящие толпы на улицах, напоминавших каналы, были мне чужды — все эти крепко сбитые незнакомцы, с прищуренными глазами на жестоких смуглых лицах, трезвые прагматики, не отягощенные грузом мечтаний, равнодушные ко всему окружающему — что было до них голубоглазому пришельцу, чье сердце принадлежало далекой деревушке среди зеленых лужаек»[188]. Жители Нью-Йорка отождествляются с могильными червями, кишащими в «теле» старого города — «его распростертый труп дурно набальзамирован и заселен странными существами, в действительности не имеющими с нами ничего общего». Но любимый Лавкрафтом безымянный герой (в этом тексте — несомненно, его альтер эго) не возвращается на родину, дабы «родители мои не почувствовали, какой постыдный крах постиг все мои планы и надежды»[189].

Персонаж-рассказчик во время бесцельных странствий по городу ночью попадает в район Гринич-Виллидж. Здесь он сталкивается с очень странным человеком — «он был худ, мертвенно-бледен, и звук его голоса был необычайно тихим, словно бы замогильным, однако не слишком глубоким»[190]. Посочувствовав рассказчику, незнакомец отправляется с ним в долгую прогулку, которая в конце приводит к старому особняку. В заброшенном поместье неизвестный, которого Лавкрафт упорно именует просто «он» (отсюда и название рассказа), решает поведать спутнику длинную историю об одном своем предке. Этот предок якобы сумел получить от местных индейцев некие колдовские знания. После этого, вместо благодарности, он уничтожил наивных краснокожих, напоив их отравленным ромом.

Суть же этих знаний, сохранявшихся в семье хозяина поместья, заключается в умении путешествовать во времени. Неизвестный сначала открывает рассказчику картины прошлого, а затем и будущего. И самым неожиданным образом в видении Нью-Йорка грядущего Лавкрафт оказывается неплохим пророком: «Я видел преисподнюю, где в воздухе кишели непонятные летающие объекты. Под ними же раскинулся сумрачный адский город с вереницами огромных каменных башен и пирамид, в богохульной ярости стремящихся в подлунную высоту, и в бесчисленных окнах пылали сатанинские огни. И, скользя взглядом по омерзительным висячим галереям, я увидел жителей этого города, желтокожих, косоглазых, облаченных в гнусные шафранно-красные одежды. И они плясали, как сумасшедшие, под лихорадочно бьющиеся синкопы литавр, гром невероятных щипковых, яростные стоны засурдиненных труб, чьи беспрерывные, бесконечные рыдания вздымались и падали, словно полные скверны и уродства волны асфальтового моря»[191].

Но после этого видения колдуна, который и оказывается своим «предком», чудесным образом прожившим сотни лет, наконец-то настигает месть обманутых индейцев. «Дверь рассыпалась, дабы пропустить чудовищный, бесформенный поток черной как смоль субстанции, в которой как звезды горели злобные глаза»[192]. Поток захватил чародея-обманщика, а герой-рассказчик, «задыхаясь, рухнул вниз, в комнату, черную как ночь, давясь паутиной и полумертвый от страха». Дом разваливается, но повествователь, как это обычно и бывает в историях Лавкрафта, чудесным образом переживает катастрофу: «Человек, который нашел меня, сказал, что я, должно быть, несмотря на переломанные кости, долго полз, ибо кровавый след тянулся за мной так далеко, насколько ухватил его взгляд. Дождь, начавшийся вскорости, смыл все следы моих страданий, и в точности установить было ничего невозможно. Свидетели показали, что я появился неизвестно откуда у входа в маленький двор на Перри-стрит… Кем или чем была та древняя тварь, не имею ни малейшего понятия; но повторяю — город мертв и полон неизъяснимых ужасов»[193].