Последний часовой - Ольга Елисеева

Но теперь уже все. Все. Князь Волконский глянул на себя в зеркало и машинально поправил волосы надо лбом. Довезли Александра. Довезли и бедную Елизавету. И то, о чем она просила его незадолго до смерти…

Теперь он свободен. Петр Михайлович с легким смешком огляделся по сторонам. Зал не был пуст. Мимо него, не кланяясь, проходили придворные. Некоторые лишь слегка кивали. Когда такое бывало? Грозного Петрохана знали все. Теперь он сдулся, как бы сказал Закревский. Александр еще мог вернуть ему милость. Недаром взял с собой в путешествие. Но сейчас, когда прежний государь умер, следовало искать расположения новых любимцев – Орлова, Бенкендорфа, Чернышева, Дибича… Придворные пока не знали всех, боялись ошибаться, сделать неверный шаг. Однако то, что Волконский – мертвый пес, очевидно и младенцу.

– Ваша светлость! – За спиной у князя стоял флигель-адъютант императора Владимир Адлерберг. – Его величество зовет.

Волконский поспешил в кабинет государя.

Тот сидел за столом весь красный, вспотевший и с увлажненными глазами. Перед ним на зеленом сукне стоял железный ларец. Крышка была откинута. Справа валялся гнутый гвоздь. Уличные замашки царя забавляли. Гость попытался представить Ангела, взламывающего замок. Не получилось. Николай дул на пальцы.

– Повторите мне слова покойной государыни, – попросил он.

– Здесь хранится самая суть наследства, которое брат передал вам, – отчеканил Волконский.

Несколько минут государь молчал, потом закрыл крышку ларца, так и не дав князю заглянуть внутрь.

– Поговорим о вас. Вы оказали нашей семье огромные услуги. Мы были вправе ожидать помощи от других людей. Но совсем не от человека, с которым брат поступил… – царь не подобрал слова.

Петрохан не стал ему помогать. Просто смотрел и ждал.

– …несправедливо, – выдавил Никс. – Я бы очень хотел, чтобы вы вернулись на службу.

– Куда? В Главный штаб? – Волконский не смог сдержать кривую усмешку. – Дибич отличный служака, он справится. А я, поймите правильно, ваше величество, – возвращение после того, как все сделанное мною было развалено… И все эти дрязги… Я смертельно устал. Мой долг был проводить их величеств…

– Ваш долг оставаться при мне, – с неожиданной властностью отозвался император. – Вы полагаете, я часто делаю подобные предложения? И разве я говорил про Главный штаб?

Волконский опешил. Тогда куда же?

– Я собирался предложить вам должность…

Старшего конюха? Рекетмейстера? Что там посмешнее?

– …министра двора.

Петр Михайлович несколько раз хлопнул ресницами.

– Возможно, вы не вполне представляете, в чем состоит эта должность, – заторопился император. – Здесь требуется хватка. Твердая воля. Порядочность, чтобы уметь отстраняться от интриг. Общее уважение…

Петрохан был оглушен. Он отлично понимал, что при нынешних обстоятельствах ему предлагают один из ключевых постов. Авгиевы конюшни. От площадных заговорщиков ниточки, конечно, тянулись наверх. К окружению императрицы-матери. К принцам Вюртембергским. К Сперанскому, к Мордвинову, к покойнику Милорадовичу. И за границу к Константину. И за Кавказский хребет к Ермолову. У всех есть свои сторонники, группировки. Волконскому говорили, будто молодой государь получает угрозы прямо в Зимнем. Теперь, глядя на Никса, он верил слухам. Императорская семья не чувствовала себя в безопасности даже среди придворных. В первую очередь среди придворных!

– Я предлагаю вам разорить осиное гнездо, – прямо сказал Николай. – И в дальнейшем держать двор в узде, предотвращая интриги. Вы всегда отличались незаурядными административными талантами. Но главное – я смог бы вам доверять.

Да уж, этого сейчас днем с огнем!

Петрохан вышел из кабинета. Ему следовало зайти еще к вдовствующей императрице и засвидетельствовать почтение. Теперь уже по долгу службы.

Пока он поднимался вверх по лестнице, его спина выпрямлялась, а саженные плечи разворачивались. Надо же, а ему-то в последнее время казалось, что он теперь вечно будет горбиться и шаркать ногами! Сорок восемь лет – не время для отставки. В каком-то смысле это даже удачный миг для начала другой карьеры!

Новость выскользнула из кабинета государя вслед за министром и теперь опережала на два лестничных пролета, пару залов и десяток дверей. Полчаса назад равнодушно встречавшие Петра Михайловича люди кланялись, пытались заговорить, приветливо улыбались, заискивающе глядели в глаза. Теперь к обойме любимцев царя они могли прибавить еще одного. Не многие понимали, чего от него ждать.

Бенкендорф шел, загребая ногами весеннюю жижу. Гадкий день. Опять бушевал Чернышев. И опять Александр Христофорович не смог смолчать. Крепился из последних сил. Давился собственным гневом. Пытался, по совету жены, читать «Отче наш» на французском. Не помогло.

Допрашивали мичмана Беляева. Того самого, с которым в ноябре позапрошлого года генерал спасал тонущих. Теперь молодой человек выглядел страшно. Оброс. Волосы торчком. Глаза ввалились.

– Такое чувство, что вы ничего не едите.

– Эти отбросы есть нельзя.

– Привыкайте. – Голос Чернышева звучал издевательски. – Иного не будет.

Беляев мельком взглянул в лицо второму следователю. Бенкендорф опустил глаза. Узнал? Нет? И что это в сущности меняет?

– Петр Петрович, – начал он, – на вас не так уж и много показаний. Если вы расскажете все чистосердечно, вину не сочтут особенно большой…

– Он знал о злоумышлении на жизнь государя и не донес! – взревел Чернышев.

– Да знал ли он о злоумышлении? – усомнился Бенкендорф. Меньше всего ему хотелось, чтобы арестант сейчас сорвался и начал в досаде наговаривать на себя лишнего. Он уже изучил тактику товарища. Тот был убежден в виновности каждого и считал, что злодеи выворачиваются из клещей правосудия. Все они порочны, надо только хорошенько раздразнить их, и тут наружу полезет глубоко скрытое зло. Выходило пятьдесят на пятьдесят. У кого нервы послабее, тот и ломался под криком. А был ли он при этом злодеем, или так, человек, почти сторонний заговору, – генерал-адъютанта не тревожило. Чернышев увеличивал поголовье виновных, предавая внушительности делу.

– Конечно, теперь он ничего не знает! – вспылил будущий военный министр. – Ваша наивность подозрительна! Вы выгораживаете каждого сопляка!

«Ну, далеко не каждого».

– Между тем этот негодяй явился на площадь в составе гвардейского флотского экипажа! Прогонял увещевавших священников!

– Я просто сказал, что сейчас начнут стрелять… – И тут мичман не выдержал. Перещелкнуло в голове. Или взбесился с голодухи. – Да! Да! Я знал! И про покушение на величество! И про республику! Скоты! Наши соотечественники в рабстве! А вы делаете из нас мерзавцев! Освободите народ, освободивший Европу!