Война Цветов - Тэд Уильямс

— Вот в этом обувь. — Поппи, смеясь, показала на емкость меньшего размера, весившую, как сенбернар с ручкой на загривке. — Нельзя же уехать домой на две недели без подобающего запаса обуви. В другом большей частью одежда.

Кочерыжка фыркнула за самым плечом Тео, и он почувствовал, что в этом с ней солидарен.

— А что, чемоданы с колесиками у вас тут еще не придумали?

— У всех носильщиков есть тележки — зачем же и к чемоданам колеса приделывать? Может быть, в Рябинах это крик сезона?

Тео потряс головой.

Вокзал на Звездной был почти такой же большой, как на Тенистой, но без купола. Открытая кровля длинного и низкого, как сарай, здания держалась на металлических брусьях; между ними в отличие от Тенистой что-то слабо переливалось, как оболочка мыльного пузыря. Тео не стал спрашивать, что это, — хватит с него на сегодня необъяснимых явлений.

Пока он разглядывал эльфов высшего класса и куда более экзотических пролетариев, Поппи достала из сумки нечто вроде серебряной волшебной палочки, проговорила что-то в нее и сказала:

— Сейчас они будут здесь.

— Кто они?

— Работники прокатной фирмы, глупыш. Думаю, лучше подождать их снаружи.

— Тогда я еще раз в сортир слетаю, — объявила Кочерыжка. — Извините за прямоту, но с природой не поспоришь. — К удивлению Тео, она не стала снижаться до уровня двери, а понеслась куда-то футах в десяти над землей и нырнула в отверстие небольшого ящика, прикрепленного к стене, как скворечник. Тео, побывав в поездном туалете, спрашивал себя, какие же удобства предусмотрены для эльфов Кочерыжкиного размера — теперь он, кажется, получил ответ.

— Эта летуница вам больше, чем друг? — внезапно спросила Поппи. — Ваша возлюбленная?

— Кочерыжка? — опешил он. Разве то, что он раз в сто больше нее, не делает ответ очевидным? — Нет, она просто мой друг. — Он почувствовал себя предателем. — Очень близкий друг. Она много для меня сделала.

— А-а, — удовлетворенно кивнула Поппи. — А другие?

— Что другие?

— Есть у вас кто-то — дома или еще где-нибудь?

Он подумал о Кэт, такой далекой и, безусловно, счастливой оттого, что она не с ним.

— Нет. Сейчас нет.

Поппи просияла и тут же посуровела.

— Вы, должно быть, считаете меня дурочкой.

— Ну что вы. Для нас вы просто находка.

— Я... — Она отвела глаза. — Я должна кое в чем вам признаться. Потому что вы мне нравитесь, и я не хочу, чтобы вы думали...

«О Боже, — подумал он. — Она только что позвонила своим, и они едут сюда, чтобы арестовать меня и подвергнуть пыткам в своем дьявольском застенке».

— Признаться? — Голос у него звучал не так твердо, как ему бы хотелось.

— Да. Мне сто пять лет.

— Что-что?

— Мне сто пять. — Она по-прежнему не смотрела ему в глаза. — Я просто хочу, чтобы вы это знали. Потому что вы мне правда нравитесь. А теперь вы меня, вероятно, возненавидите.

Тео молча смотрел на нее.

— Я знаю, что выгляжу старше. Иногда. Родители считают меня ребенком, но они ошибаются — у меня уже было много любовников. Но я не хочу, чтобы вы узнали об этом случайно и решили, что я вас обманывала. Я не в университете учусь, как вы, может быть, подумали, а в последнем классе академии «Лебяжий пух». Но я достаточно взрослая, чтобы выйти замуж, а значит, не такая уж и девчонка. — Она наконец подняла глаза, и ошарашенное лицо Тео, видимо, ее озадачило. — Я не хочу этим сказать, что вы обязаны жениться на мне! — Она чуть-чуть прищурила свои невероятные глазищи. — Ну, а вам сколько?

Его спасло возвращение Кочерыжки.

— Ну вот, мои почки снова вздохнули свободно. Пошли?

Над привокзальной площадью смеркалось. В городе зажигались фонари и рекламы, но светились они не так ярко, как в родном мире Тео — скорее серебристые, чем белые, и какие-то... колдовские, что ли. Когда вдобавок к этим огням у тротуара притормозил серый, как туман, и тихий, как ладья Харона, лимузин, Тео подскочил на месте. Водитель вышел, и Тео снова вздрогнул при виде знакомого, как ему показалось, лошадиного лица.

Нет, это не Вереск, а другой дун. Вереск говорил, среди них много шоферов.

— Это вы желаете ехать в Город? — Его зеленоватую кожу густо усеивали белые пежины — видно, порода такая, решил Тео. Серая форма под вокзальными фонарями отсвечивала почти таким же перламутром, как сам автомобиль. — Мне нужно, чтобы кто-нибудь расписался.

— Я уже сказала им, кто я! — ощетинилась Поппи.

— Не извольте обижаться, барышня, такие уж в наше время порядки. Стыд и срам, конечно, но что поделаешь. — Он сокрушенно покивал безглазой головой и достал из кармана кителя книжечку в кожаном переплете. — Простая формальность. — Он раскрыл книжку на пустой, как показалось Тео, странице. Поппи пару секунд подержала над ней свою руку, и шофер, кивнув, спрятал книжку обратно. Вся эта магическая церемония так напоминала считывание штрих-кода, что Тео для разнообразия поразился не эльфийским странностям, а своим, родимым.

Чемоданы Поппи уложили в багажник, пассажиры разместились в просторном заднем отделении, и лимузин тронулся. Тео смотрел в окно, проверяя, не следит ли кто за ним, но в толпе, снующей туда-сюда в искусственном лунном свете, никто как будто не обращал на него внимания.

— От нас до Города часа три езды, — сказал шофер. — Не хотите ли послушать музыку?

— Да, пожалуйста, — сказала Поппи, и вот откуда ни возьмись — вернее, из скрытых динамиков, но Тео никак не мог отвязаться от теории «откуда ни возьмись» — зазвучала грустная мелодия. Музыка, говоря условно, занимала середину треугольника, одну сторону которого составляли арабские флейты, другую — ксилофон, вызванивающий польку с многочисленными вариациями, а третью — шум бегущей воды. Тео прислушивался к ней с жадностью. Музыка завораживала в почти буквальном смысле — его как будто гипнотизировали, но происходило это приятнейшим для него образом. Одна мелодия кончилась, и началась другая, еще более невероятная: что-то вроде «Дэнни-боя» в десять раз медленнее нормального темпа, аранжированного для гонга и ситара. Она сопровождалась вокалом, шепотом уходящего гелия — голос словно посылал последнюю весть перед тем, как удалиться в пустоту космоса. Единственные слова, которые разобрал Тео, были «вдаль-вдаль-вдаль, в зеркальный хрусталь, как жаль...».

— Мне нравится этот мотивчик, — прощебетала Поппи. — Непонятно только, что с ними случилось.

— Авторы одного хита? — догадался Тео.

Поппи, несмотря на то что третий пассажир у них был не больше волнистого попугайчика, сидела вплотную к нему и отодвигаться явно не собиралась. Ему стоило большого труда не коснуться ее; твердая женская нога, прижатая к его собственной, в Эльфландии действовала не хуже, чем в доброй старой Морталии.