Польский детектив - Барбара Гордон

На всякий случай Неваровный позвонил пани Ханне.

— Знаю, знаю, — засмеялась она. — Магда пригласила вас на сегодня. Я даже поругала ее за навязчивость.

— Это я не хотел оказаться навязчивым.

— Ну что вы! Мне будет очень приятно. Приходите ровно в семь.

— Слушаюсь.

— Пани Ханка, — сказал несколькими часами позже Неваровный, — у меня к вам большая просьба. Вы, наверное, где-нибудь регистрируете, кто сколько заказывает молока. Нельзя ли проверить, кто на улице Акаций берет три литра?

— Мне и проверять не надо.

— Почему?

— Я уже раз проверяла. В июле меня просил об этом старший сержант Квасковяк.

— Как? И вы об этом нам ничего не сообщили?

— Но ведь это было за четыре месяца до убийства. И потом, я совсем позабыла. Только сейчас, после вашего вопроса, я и вспомнила.

— Вы проверяли?

— Конечно. С милицией не стоит ссориться, особенно когда ты заведуешь магазином. Всегда ведь можно на какой-нибудь штраф нарваться. Новый комендант тоже искал случая меня оштрафовать, но, несмотря на все его усилия, ничего не получилось.

— Откуда вы знаете? — Неваровный даже покраснел.

— У нас в поселке нет тайн.

— Мне бы хотелось, однако, чтобы этот наш разговор остался в тайне.

— Это действительно так важно?

— Не знаю, — откровенно признался майор. — Но вы ведь так и не ответили на мой вопрос. Кто покупает три литра молока?

— Никто.

— Как это — никто? Быть этого не может.

— На всей улице Акаций у нас нет ни одного такого клиента. Кроме кафе, которое берет больше. А так все берут литр, иногда два.

— Но я знаю точно, что кто-то брал три литра.

— Не постоянно. Если изредка кому-то потребуется молока больше, он оставляет записочку или звонит, и на следующий день Зборковский приносит дополнительную порцию.

— Эти добавочные заказы не фиксируются?

— А зачем?

— Значит, проверить, кто сколько берет, невозможно?

— Невозможно.

— На телефонные звонки чаще всего отвечаете, наверное, вы. Не помните ли, кто заказывал добавочную порцию, чтобы вместе получалось три литра?

— Летом часто Воркуцкий. Обычно он берет два, но по субботам, как правило, три, а то и четыре. По воскресеньям у него почти всегда гости из Варшавы.

— А Савицкие, Белковский, пани Розмарович, Хрустиск или Адамкевич?

— Не слишком ли много вы от меня хотите, пан майор? — рассмеялась Нелисецкая. — Я ведь не следователь! Савицкие иногда берут, Белковский нет, да и зачем? Их ведь двое. Аналогичная ситуация у магистра Хрустиска. Адамкевичи вообще не покупают молока в магазине, у нас ведь нет монополии на продажу. Женщины из окрестных деревень приносят сметану, молоко, яйца, сыр. Даже телятину. Это здорово снижает товарообороты магазина. Лучше спросить обо всем Зборковского.

— Пожалуй, не стану. Правда, Стефанек производит впечатление человека порядочного, но мне не хотелось бы больше никого посвящать в это дело. На вас же я могу положиться.

Вернувшись домой и оценивая результаты визита к Нелисецкой, Неваровный должен был признать, что в дружеском плане вечер удался, но полученная информация представляла слишком мало интереса для следствия. Майору уже казалось, что он напал на след, а тут опять неудача.

Зато на отсутствие успехов не мог пожаловаться сержант Михаляк. Правда, удача сослуживца — личного плана, но все равно по-человечески радует.

— Если бы не вы, пан майор, — сказал однажды Михаляк, — я бы и мечтать не посмел об Эльжбете. Но вы меня тогда здорово подбодрили. «А чем вы хуже? Молодой красивый парень». Я и решился. После пасхи поженимся.

— Почему же только после пасхи, а не на рождество? — ответил комендант. — Я бы так долго не тянул. А то еще уведет кто-нибудь девку.

— Нет, в моей Эльке я больше уверен, чем в себе.

Большое удовольствие майору доставил визит доктора Зигмунда Воркуцкого.

— Я ждал вас все эти дни в «Марысеньке», но вы что-то разлюбили это кафе, — начал доктор. — Я пришел, чтобы поблагодарить за дочь.

— Благодарите не меня, а мое начальство.

— Не скромничайте. Я прекрасно знаю от адвоката Рушиньского, что если бы не вы, Янка до сих пор сидела бы под арестом. А это не помогло бы ей, а лишь еще больше испортило. Она с самого детства была своевольной. Даю вам честное слово, что ничего не знал об этих рецептах. О другом, правда, догадывался. Но сейчас дочери просто не узнать. Она передо мной извинилась за свое поведение, стала усиленно заниматься! И все это благодаря вам!

После ухода доктора Неваровный подумал, что на новом посту он добился кое-каких успехов, но главная проблема, к сожалению, осталась нерешенной. Ничего не остается, как воспользоваться тем же методом, который применил старший сержант Квасковяк, заплатив за это жизнью.

Неваровный не был трусом. Были времена, когда он в подполье — сначала в городе, а потом в партизанах — без колебаний вступал в бой с многочисленным и хорошо вооруженным врагом. Но не следует путать отвагу с безрассудством. Майор решился на то, из-за чего погиб его предшественник, но предпочел зря не рисковать.

Из Варшавы он привез толстую меховую куртку и стеганую лыжную шапочку. Обе вещи немного переделал, чтобы они лучше служили своему назначению.

Теперь каждое утро, в четыре часа, у постели Неваровного звонил будильник. Майор вставал, быстро одевался и потихоньку, чтобы не заметил дежуривший милиционер, выходил из дома. Он хорошо изучил маршрут движения молочника, поэтому шел сначала по улице Малиновой, по Розовой до самого леса и там ждал. Он отлично слышал скрип тележки разносчика, когда тот проезжал по улице Акаций. Видя, что молочник поворачивает на Березовую, чтобы обслужить следующий район, а затем и клиентов с Розовой, майор выходил на улицу Акаций и шел вдоль нее, особо не прячась и нигде не задерживаясь. Если бы его кто-нибудь встретил в столь ранний час, то, наверное, подумал бы, что майор совершает обычный обход одного из участков.

Это действительно был обход, но особого свойства. Внимательный наблюдатель наверняка заметил бы, что комендант, проходя мимо калиток, вглядывается внутрь дворов, пытаясь разглядеть, что стоит на порогах домов. Правда, в такое время, да еще в декабре, было темно, но белая бутылка с молоком была различима даже ночью.

Весь путь от леса до конца улицы Акаций занимал не более десяти минут. Таким образом, утренняя прогулка Неваровного вместе с задержкой в лесу продолжалась около получаса. Майор не сомневался: старший сержант Квасковяк проходил примерно той же дорогой, но за более короткое время, поскольку жил ближе и знал, у какого дома надо высматривать эти три бутылки.

Майору уже были известны все утренние порядки в Подлешной. Он знал, что Стефанек добирается до улицы Акаций без десяти пять. Обслуживание домов на этой улице занимает у него минут двадцать. Потом тележка молочника скрывается на Березовой, где на углу Розовой Стефанека ждет новая порция бутылок, оставленная грузовиком молокозавода. Обход улицы Акаций майор мог начинать в четверть шестого.

В этот час улица Акаций обычно была пуста. Проходя по ней каждое утро в течение почти двух недель, майор не встречал никого. Окна домов были темными: никто из живущих на этой улице не спешил к шести часам на работу в Варшаву или Рушков.

Но… в одной из комнат всегда загорался свет тотчас же после проезда молочника — на втором этаже виллы доктора Зигмунда Воркуцкого. Из этой самой комнаты майор и сержант Михаляк вывели когда-то сопротивлявшуюся Янку Воркуцкую.

Была уже середина декабря, а Неваровный все еще не мог ничем похвастаться. Существовали ли в действительности те три бутылки молока, о которых говорил жене старший сержант Квасковяк? А может, их надо было искать на другой улице? Правда, Размазня видел коменданта, притаившегося за сосной напротив виллы Воркуцкого, зато молочник Зборковский встречал его, возвращавшегося совсем с другой стороны. Одно было несомненно: если те три бутылки молока — причина утренних прогулок Квасковяка, они должны стоять перед домом, удаленным не больше, чем на десять минут хода от дома старшего сержанта. Следовало уделить внимание всему этому району.

Наконец однажды майор заметил на пороге одной из вилл три белых пятна. Он остановился и, убедившись, что на улице никого нет, подошел к самой калитке. Нет, он не ошибся. Наконец-то появилось доказательство, что следствие идет по правильному пути, хотя, доложи он сейчас в воеводское управление о своем успехе, капитан Левандовский наверняка рассмеется. Даже полковник, старый друг Неваровного, наверное, сказал бы: «Бронек, ты не совсем в себе…»

И тем не менее эту минуту Неваровный считал наивысшим своим достижением если не в жизни, то, по крайней мере, за последние пять лет. Чутье его не обмануло. Он еще раз убедился, что даже самые лучшие криминалистические лаборатории с их сверхсложным оборудованием не заменят интуиции, которая должна быть основным качеством следователя.