Продавец приключений - Георгий Михайлович Садовников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И всё же кого-то не хватало. Я бросил взгляд за корму и увидел Толика Слонова, держащегося обеими руками за гребень рифа. Мне сразу же стало ясно, что произошло. Вопреки моей просьбе непослушный мальчишка продолжал бегать по палубе, и одна из его молекул зацепилась за молекулы скалы.
Но рассуждать было некогда. На мальчика надвигалась та самая ненасытная волна, которая только что пыталась разбить наш буксир о рифы. Потерпев неудачу, она повернула назад, намереваясь выместить на Толике всю свою неизрасходованную ярость. Поэтому я, не раздумывая, бросился в океан и выхватил его у волны перед самым её носом. Мы укрылись за противоположной стороной скалы, и волна промчалась мимо нас, как говорят, с пустыми руками. Пока разъярённый вал разворачивался, чтобы снова напасть на нас, я подхватил Толика под мышки и благополучно доставил на борт нашего славного корабля.
Когда мы ступили на палубу, к Толику подошёл капитан и укоризненно сказал:
– Вот к чему приводят шалости. Ведь прежде всего ты мог погибнуть сам.
Я увидел за его спиной обиженное лицо штурмана Феди.
– Но ничего же не произошло? – возразил Толик капитану и штурману.
– То есть как – ничего? Ты мог утонуть, – пояснил капитан.
Толик засмеялся и сказал:
– Ну и что же? Зачем тогда путешествуют люди? Разве не ради риска и острых ощущений?
Тут даже удивился я, повидавший всякое на своём веку, в том числе и то, чего не было. Удивился тому, что такой большой мальчик до сих пор не понял, ради чего путешествуют люди.
– Кто вы, в конце концов, и как всё-таки к нам попали?! – воскликнул капитан, потеряв терпение.
– Ну, если вас это очень интересует, ладно, я расскажу, – важно пообещал Толик.
К этому времени ураган, конечно, ушёл. На небе появилось жаркое, ослепительное солнце, которое тотчас же высушило всех промокших.
Но ясной погоде и на этот раз не удалось застать нас врасплох. На буксире уже всё было готово для отдыха. В кают-компании шумел растопленный самовар, на накрытом для чая столе вазы с конфетами и вареньем. И когда команда уселась за стол, Толик рассказал свою историю.
Глава пятая,
рассказанная Толиком Слоновым, в которой он нехотя открывает тайну своего загадочного поведения
На второй день каникул мама сказала:
– Сынок, сходи, пожалуйста, в магазин. Купи хлеба.
«Вот они, однообразные будни нашего детства. Уроки, общественные поручения, помощь родителям по дому», – подумал я уныло, а вслух ответил небрежно:
– Как хочешь, сходить я, конечно, могу, но при этом у меня останется масса непрочитанных книг по школьной программе.
– Ну тогда, конечно, садись и читай, – забеспокоилась мама.
Я понял, что прогадал. По дороге за хлебом можно было развлечься, постукать футбольный мяч или просто поболтать с ребятами. Словом, даже ребёнок из младшей группы детского сада и тот бы сообразил, что лучше сходить в магазин, чем изнывать над какой-нибудь книгой.
– Впрочем, я всё перепутал, это я завтра не читал, – сказал я, будто бы спохватившись, и даже хлопнул себя по лбу – вот, мол, какой я заучившийся ребёнок. – В общем, у меня есть свободное время. Распоряжайся мной как хочешь, – сказал я самоотверженно.
– Вот и хорошо! – обрадовалась мама. – Значит, купишь батон и… – Тут она тоже хлопнула себя по лбу: – Ах, я тоже забыла! Соседи ждут очень важного звонка из Антарктиды, просили, чтобы ты посидел у них дома, всего часок. А я уж сама за хлебом схожу. И знаешь, так даже будет надёжней. Не то ты опять вместо хлеба накупишь конфет.
Я понял, что всё-таки попался. Но делать было нечего. Я стиснул зубы и поплёлся к соседям.
А рядом с нами жил известный учёный, крупнейший специалист сразу по всем языкам. Только сейчас его не было дома, а дверь мне открыла его жена.
– Вот тебе коробка конфет. Садись в гостиной возле телефона, ешь конфеты и жди звонка. А я вернусь через час, – сказала она и ушла.
Я повалился в широкое старое кресло и начал скучать, поедая конфеты. Почему-то все взрослые и дети считают, будто для меня нет ничего дороже конфет. Какое заблуждение! На самом деле я ем их в большом количестве ради того, чтобы хоть как-то разнообразить свою бесцветную жизнь.
Я съел три конфеты, затем сразу две… И вдруг моё левое ухо уловило звук, странный для безлюдных комнат. Он донёсся откуда-то из глубин обширной профессорской квартиры. Кто-то неумело, делая длинные паузы, стучал по клавишам пишущей машинки.
«Привидение! – подумал я. – Наконец-то на склоне моих двенадцати лет я дождался настоящего приключения!»
Я встал на цыпочки, вышел в коридор и осторожно заглянул в профессорский кабинет, где, как мне помнилось, стояла машинка. Заглянул и чуть не заплакал от досады.
В старинном кожаном кресле, стоявшем перед профессорским письменным столом, сидел белый с шоколадным оттенком спаниель Аркадий и осторожно, точно пробуя, горячо или холодно, бил передней лапой по клавишам дорогой заграничной машинки. Ударит по клавишам и тут же отдёрнет лапу.
– Ты что делаешь? – крикнул я, негодуя.
– Что ты сказал? – спросил пёс нашим, человечьим голосом и, чтобы лучше слышать, приподнял длинное шелковистое ухо.
– Что ты делаешь, говорю? – повторил я ещё грозней.
– Диссертацию печатаю. Свою, естественно, – спокойно ответил спаниель, не глядя на меня и не прекращая своего занятия. – Тема: «Кот в мировой литературе». Золотая жила для глубокого исследования. Удивляюсь, как учёные до сих пор не заметили? А ведь, кажется, на поверхности лежит, а? Вспомните: Кот в сапогах, кот Чеширский, кот Бегемот, кот Котофей, Пуша Шуткин. Какое созвездие имён! Я уж не называю кота Базилио. Да что там, разве перечислишь все блестящие клички? О собаках тоже пишут, не спорю. Но собаки все на одно лицо – друг человека, и только! А у котов такое разнообразие характеров, лапки оближешь! Что ни кот, то характер: один – благороден. Другой – хитёр. Третий – разбойник с большой дороги. Четвёртый – гуманист… Да что там говорить! Вы согласны со мной?
– Не согласен, – твёрдо ответил я, – хотя бы уж потому, что животные не говорят на человечьем языке.
– Ах вот что? Но вообще-то, вы правы. Я понимаю ваше изумление, – задумчиво пробормотал пёс и даже лапой дотронулся до лба в глубоком раздумье. – Но дело в том, что я редкое исключение. Знаете пословицу: «С кем поведёшься, от того и наберёшься»? Ну конечно знаете. Так вот, я всю свою сознательную жизнь провёл среди людей. Вокруг только люди! Одни только люди! Признаться, я уже прожил на свете пятнадцать лет – целый кошачий век, – но ни разу не видел другого живого существа. Кроме человека, разумеется. Я животных знаю только по Брему. Перед вами, мой юный друг, кабинетный кот. Так сказать, кот-теоретик. Всю жизнь среди фолиантов. – Тут он забылся и рассеянно продекламировал: «…и днём и ночью кот учёный всё ходит по цепи кругом». Но это не обо мне, – вздохнул Аркадий, – к сожалению. Хотя могли бы и обо мне написать.
– Да какой же вы кот? – усмехнулся я. – Вы самая типичная собака.
– Это я собака? – возмутился спаниель. – И это вы говорите мне, чуть не прочитавшему все книги мира?
Тут бы и первокласснику стало ясно, что пёс до того зачитался, что перепутал всё на свете. А я-то принял его за настоящее привидение!
Я сел в другое кресло и снова заскучал.
А пёс провёл лапой перед глазами и пояснил:
– Это я снял воображаемые очки… Таким образом, вращаясь всё время среди людей, я волей-неволей овладел их языком. Правда, пока ещё не в совершенстве. Вы, наверное, обратили внимание на дефект моей речи. Да, да, я картавлю. И с орфографией у меня не всё в порядке. Вчера слово «молоко» написал через «а» – «малоко»! Может, потому, что его было мало – молока? Ну, если я даже и не прав, ничего, наверстаю!
Он и в самом деле картавил, плохо выговаривал букву «р». Но как бы то ни было, этот зазнайка-пёс довольно сносно говорил на человечьем языке, и с этим нельзя было ничего поделать.
А я зевал и думал: «Вот где-то люди встречают опасности и преодолевают их, а я, смелый и сильный мальчик, сижу и слушаю собаку, которая возомнила себя котом.
